Победить любой ценой

Он вновь не думал о защите, лишь неистово дубасил воздух, точно мельница. Надо сказать, что в незамкнутом, открытом пространстве я чувствую себя куда уверенней, чем в комнате или коридоре. Клаустрофобией я не страдаю, но в замкнутом помещении меньше пространства для маневра, легко зацепиться либо удариться о притолоку или не вовремя распахнувшуюся дверь. Пару раз уклонившись, я совершил обманный маневр, сделал вид, что теряю равновесие. «Рэмбо» готов был растоптать меня своими ножищами, но я исхитрился схватить его ступню, рвануть на себя. А потом, когда противник сам потерял равновесие, я сильно ударил его под голеностопный сустав. Удар этот был настолько болезнен, что противник сильно вскрикнул и лбом вперед рухнул на землю.

– Добей! – вновь прозвучала команда старшего автоматчика.

Я молча отошел в сторону.

– Ты упертый! – проговорил старший.

– Хватит цирка, – устало произнес я.

– Хватит так хватит… – Старший отвернулся от меня, подошел к едва шевелящемуся моему «Рэмбо».

– Что ж ты так, Ваня… Жердя перешибить не смог? – почти сочувственно сказал старший.

Ваня (или как его там?) ничего не ответил. Подняться после моего удара ему было проблематично, поэтому он отполз в сторону, затравленно глядя на старшего. Этот «Рэмбо» был явно не из их команды.

– Я предупреждал тебя, Иван, что жить ты будешь до первого проигрыша? – без тени иронии спросил старший.

Иван ничего не ответил. Застыл, держась за покалеченную ногу.

– Молчишь? Мне очень жаль, но от своих слов я отказаться не могу!

С этими словами он вытащил из поясной кобуры пистолет и выстрелил в голову Ване-«Рэмбо».

– Унесите его… Потом сожгите! – кивнул старший на огромное полуголое тело, распростертое на земле. – Видишь, ты все-таки добил его! – Старший повернулся ко мне.

– Разве это сделал не ты? – отозвался я.

– Я застрелил его, потому что он проиграл. А ему была дарована жизнь только при условии, что победителем будет он!

– Кто он такой? – спросил я, холодея всем телом.

Только теперь я начал соображать, что проделала со мной эта нечисть.

– Кукла. [30] «Аквариум» Суворова читал?

Я ничего не ответил. Начитанные отморозки пошли. Выходит, этот Ваня…

– Его во время второй чеченской в плен взяли. Сперва с ним чеченцы тренировались, а потом он кого-то покалечил сильно, и его нам продали. Всего за пятьсот у.е. Ну, мы с ним сами тренировались, чужаков вроде тебя проверяли.

30

Кукла (сленг армейского спецназа) – по версии литератора В. Суворова (он же перебежчик Резун), кукла – специальный человек для отработки приемов рукопашного боя. В куклы отбирают заключенных, осужденных к высшей мере, или военнопленных, отвечающих боевым требованиям. Кукла должна быть способна оказать сопротивление, не давать зазеваться тренируемым.

– Он готов был меня убить? – спросил я.

– Убить – нет! – усмехнулся старший автоматчик. – Это мы ему запретили. Вот ребра он бы тебе переломал. Или челюсть… Но ты и в самом деле мастер боя! Прими мои поздравления!

Пошел бы ты со своими поздравлениями. Выходит, я своего бил. А он… Тоже своего, получается. Они его, стало быть, в яме или в этом сарае за решетками держали. Откармливали, тренироваться давали. На видео снимали, колизей устраивали, гниды. Сломай мне Ваня челюсть, был бы он сейчас жив.

– Что ты молчишь, боец? – с нарастающим раздражением поинтересовался старший.

– Не люблю я… таких подстав, – зло произнес я.

– Никаких подстав нет, – твердо сказал старший.

Он опустил автомат, поставил его на предохранитель и подошел ко мне вплотную.

– Хашим намекнул, что ты будешь работать с нами. Вот мы и решили посмотреть, каков ты в деле… По-моему, годишься!

Все понятно. Этот небритый, по-хозяйски чувствующий себя в кабинете администратора, и есть Хашим. Тот самый, что заказал Булышева и его агента. Значит, я оказался там, где и должен был оказаться.

– У меня, ребята, свой старшой есть, – напомнил я о Кентавре.

– Тоже жердь. Только потолще тебя… Ты в Чечне бывал? – спросил старший автоматчик.

– Было дело, – не кривя душой, ответил я.

– Я тоже, – кивнул автоматчик. – Только по другую сторону… Но здесь войны нет. Здесь мы воевать не будем. Будем делать дело, бизнес. Согласен?

Я вложил свою ладонь в протянутую широченную лапу. Несмотря ни на что, я, кажется, уже стал «компаньоном».

Пятерка без Вечера

– Полковника нашего больше нет, – сказал Яков Максимович, откладывая в сторону телефон.

Ребята молчали. Такими вещами не шутят.

– Поскольку мы теперь уже окончательно в автономном плавании… Одним словом, кому такие дела не по душе, может возвращаться домой, – произнес Чабан. – От себя скажу, что мой личный интерес – Абу Салих и его банда.

– Значит, и наш тоже, – ответила Рита Аржанникова. – Да и Валентина надо выручать.

– Ничего с ним не сделают, – твердо произнес Кентавр. – Тот, с кем я говорил, из приблатненных. Такие на откровенный беспредел не идут. Ко всему прочему, мы их реально заинтересовали.

– Полковник не оставил нам никаких связей, – заметил Малышев. – Выходит, лишь на самих себя вся надежда?

– Оно и к лучшему, – сказал Чабан. – Как наркомафия вышла на Булышева? Этого, как я понял, не знал и сам Булышев… Тем лучше, что все связи оборваны!

– Завтра утром я иду в бильярдную и даю согласие доставить товар в «наш регион». Охранять и отвечать за целость. Так? – перешел к делу Кентавр.

– Так, – кивнул Чабан. – Я вот что думаю. Не помешало бы нам еще кое-какие сведения получить.

– Взять «языка», – утвердительно произнес Женя Малышев.

– Почти, – кивнул Чабан. – Но, как сами понимаете, не рядового «духа»… Мне полковник кое-что еще оставил. Под личную, так сказать, ответственность.

Чабан положил в центр стола обычную пачку сигарет серо-зеленого цвета.

– У вас же всегда была рота некурящих? – прищурила карие глаза Рита.

Яков Максимович лишь усмехнулся. Взял сигаретную пачку, аккуратно положил ее на люстру, висящую под потолком.

– Берите по листу бумаги, – распорядился Чабан. – Кто хочет, может рисовать или писать стихи. Лучше хорошие, без мата. На все три минуты, потом лист перевернуть и накрыть ладонями.

Подчиненным ничего другого не оставалось, как выполнять указание. Чабан вышел из комнаты, зашел в ванную, в кухню. Вернулся спустя три минуты с чашкой крепкого чая в руке.

– Миша воспроизвел стихи классика, – кивнув на Кентавра, сказал Чабан, – Малышев нарисовал схему вертолетной площадки, а Маргарита… Даже не знаю, стоит ли говорить?

– Говорите, – пожала плечами Рита, не убирая при этом изящных, совсем не десантных ручек со своего рисунка.

– Маргарита изобразила карикатуру на капитана Малышева. Похожую, но слишком едкую.