Победитель получает...
Шрифт:
— Разумеется! Иначе, откуда бы взялся азарт, где стимул для борьбы? Самая мучительная смерть во время Игр — лишь краткий миг, по сравнению с этими муками, которые не прекратятся ещё о-очень долго… Безликие весьма привередливы в отношении приносимых им жертв, знаешь ли!
— Господи… — Маша согнулась, спрятав лицо в ладонях. — Что же это такое… Почему люди творят такое друг с другом…
Ядва наблюдала за ней, приподняв бровь.
— За других не скажу, — неожиданно ответила она на этот риторический в общем-то вопрос, — а я с детства знала: или ты — или тебя!
—
— Понимаю… — медленно произнесла Ядва. — А пока скажи мне вот что: чего ты хочешь? Чего ты хочешь от меня за то, чтобы завтра во время Игр сказать при всех, что тебе угодна твоя верная жрица Ядва, а Алкан — нет. И исчезнуть после этого — как ты и сказала.
— Я хочу помочь мятежникам, которые завтра должны участвовать в Играх.
— Как помочь? Чем? Ты видишь — я и себе-то пока не могу помочь. Прячусь здесь, как крыса в норе, — глаза Ядвы полыхнули ненавистью. — Вот ты разглядела, что Алкан — не просто человек, так может ответишь мне: почему? Почему избран он, а не я?
— По-моему, тут жалеть не о чем, — глухо проговорила Маша.
— Может и так, а может и нет. Но я просто хочу знать — почему?!
Маша посмотрела на жрицу долгим, тяжёлым взглядом. Было проще всего сказать — не знаю. Но ответ уже родился внутри. И она решила ответить.
— Потому, что он — пустой. Ты недобрый человек, Ядва. Я не хотела бы встретиться с тобой на узкой дорожке… Хотя, кажется, это уже произошло, — Маша грустно усмехнулась.
— Но всё-таки в тебе, может быть, есть и что-то человеческое, а ещё — в тебе много огня, ненависти, много — пусть даже плохих, но чувств и мыслей, стремлений и… противоречий. Может быть, и хорошее в тебе есть, но ему не дали развиться.
А Алкан — пустой. Он просто ничтожество, в нём нет ничего. Есть только животное желание выжить, есть голод, жажда и… всё. Нет ни мыслей, ни чувств. Пустой сосуд — подходящий сосуд.
Ядва откинулась на подушках, глядя на Машу с откровенным изумлением, почти с восхищением.
— Знаешь что, — сказала она, помедлив, — я сделаю, что смогу. Думаю, ты выполнишь свою часть договора. Ну и я — постараюсь. Хотя бы и для того, чтобы испортить Алкану эти Игры, которые он так старательно готовил. Только многого не жди. Если ты надеялась, что я смогу устроить им побег или что-то в этом роде — даже не думай. Я бы устроила, чтобы посмотреть, как будет вертеться Алкан, но это не в моих силах. Самое большее… Ну ка, открой вон тот ящик.
Маша послушно выдвинула нижний ящик грубо сколоченного комода.
— Теперь нажми на его дальнюю стенку.
Под Машиными руками открылась маленькая потайная камера, в ней лежала небольшая бутылочка с плотно пригнанной пробкой.
— Дай сюда, — распорядилась Ядва.
Маша протянула бутылочку ей. Жрица внимательно рассматривала содержимое, что-то бормоча про себя.
— Должно хватить, — проговорила она наконец, — хотя я не знаю точно, сколько там у него этих мятежников… Но, вроде, должно. Ты хочешь попросить
за кого-то определённого? Или тебе безразлично, кому именно не достанется, если на всех не хватит?— Лирен, — прошептала Маша.
— Ну конечно, — Ядва ухмыльнулась. — Я уж постараюсь. И Лирен будет первым на очереди, не сомневайся. Лишь бы удалось пробраться…
— Что это?.. — спросила Маша, кивая на бутылочку и одновременно холодея от догадки, которой оставался лишь волосок до уверенности.
— Яд, конечно, — безжалостно спалила этот самый волосок Ядва. — Что же ещё? Чем ещё, по-твоему, я могу им помочь? Хорошо, если удастся… Это бесценный дар в нашем жестоком мире — иметь возможность умереть до того, как тобой займутся жрецы и Безликие… Уж можешь мне поверить.
— Верю, — только и сказала Маша.
========== Глава 35. О своих и чужих ==========
Они снова вернулись в отведённую им роскошную камеру: Куся сидел на кровати и казалось, что он зябко кутается в свои крылья; а Маша стояла перед ним на коленях на пушистом ковре, заглядывала в глаза — виновато и вопросительно.
— Ну чего ты… — тихо сказал Куся. — Чего ты ещё придумала — из-за меня переживать. Если уж ты без этого не можешь никак — переживай за этого твоего… Лирена. А за меня-то что?
— Он не мой, — отказалась Маша, — он сам по себе. А вот ты — мой. И я буду за тебя переживать! — упрямо заявила она. — А как же иначе? Я тебя втравила в этот кошмар. А теперь… из-за этого Лирена, снова сдам раунд. А что будет с тобой, — она шмыгнула носом, едва сдерживая подступающие слёзы. — Что с тобой будет, если я проиграю?!
— Твой? — прошептал Куся. — Я твой?
Похоже, он вообще не услышал всего остального и сейчас, вытянувшись в струнку, ждал ответа, глядя на Машу огромными влажными глазами.
— Конечно, мой! — Маша сгребла его обеими руками и прижала к себе. — Мой… — шептала она в тёплый затылок, нежные пёрышки шевелились от её дыхания, — мой… Но как же мне спасти тебя… как уберечь?.. Не надо мне было… может, можно ещё отказаться…
— Не смей, слышишь! — Куся вырвался из её объятий, в которых ещё секунду назад так очевидно блаженствовал. — Не думай даже! Ты всё сделала правильно. Они не должны умирать для развлечения этих тварей! Не должны становиться жертвами мерзким тёмным духам! Они отважно боролись и заслужили право достойно уйти. Я бы никогда не простил себе, если бы мы не сделали для этого всё, что могли…
— И не думай больше о том, что со мной будет. Если станет совсем плохо — я тоже уйду. Это не страшно. Главное… — он лукаво посмотрел на Машу.
— Что? — спросила она.
— Главное, что у меня снова есть семья — здесь, а не только в Небесном Гнезде. Мне теперь и здесь хорошо, и там хорошо будет… Ведь если я твой, то ты — моя, правда?
— Конечно… Конечно, твоя, — закивала Маша и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.
Куся не останавливал её, только вытирал мягкими лапками мокрые щёки и ластился, как обычный котёнок. Он чувствовал, что это правильные, нужные слёзы — слёзы освобождения и… обретения. Маша так и заснула в слезах, прижимая к себе Кусю.