Победителей не судят

— Нет. Во всяком случае, сегодня утром я тщательно проверил свои карманы. Но я знаю совершенно точно, что военнопленный Уолберг ни в чем не виновен. Деньги ему подложили, возможно ночью. Ведь это так просто — сунуть в карман куртки скрученную в трубочку бумажку. Почему вы не хотите рассмотреть эту версию?

Ляйтер побагровел. С ненавистью глядя на англичан, он склонился над столом и, указав вытянутой рукой на Алекса, зарычал:

— Вы не имеете права задавать суду вопросы! Вы все вообще не имеете здесь никаких прав. Молчать! Почему их трое? — обратился он непонятно к кому. — Достаточно двоих. Уберите этого!

Полицейские бросились к Шеллену и потащили его к дверям.

— Быстрей! Быстрей! — кряхтели они, выталкивая его в коридор.

Прошло не более пяти минут, когда через неплотно прикрытую дверь Алекс услыхал приговор.

— У следственной комиссии в составе оберберейхсляйтера Приттвица (председатель), майора полиции правопорядка Катте и члена магистрата Цайтеля вина обвиняемого не вызывает сомнений. В соответствии с действующими на территории Дрездена положениями о борьбе с мародерством и саботажем он приговаривается к расстрелу. Приговор не обжалуется и приводится в исполнение в течении двух часов с момента оглашения.

Алекс сел на стул, в отчаянии обхватив голову руками. Дверь отворилась. Полицейские вывели бледного словно мел Каспера и повели по коридору. Шеллен встал. Проводив друга взглядом, он направился к двери. Не обращая внимания на вскочившего следом «хорька», он распахнул ее и бросился в зал.

— Вы совершаете убийство невиновного человека! — закричал он. — После войны, господин Приттвиц, вас обязательно разыщут и повесят. Это я вам обещаю, можете не сомневаться. Завтра же все в британских лагерях узнают про оберберейхсляйтера Приттвица…

Заместитель Груберхайнера вытащил из кобуры пистолет и навел его на Алекса.

— Не надо, — сказал Приттвиц, спокойно глядя в глаза пленного, но обращаясь к майору, — у этого человека истерика. Сейчас у многих истерика. — Он направился к выходу. — Если хочет, может присутствовать при расстреле. Таким, как он, это только на пользу.

— Зачем вы подписали протокол!? — Алекс едва не вцепился Гловеру в горло, когда их вместе с капелланом вывели на улицу. — Его нельзя было подписывать, вы что, не понимаете? Получается, что мы одобрили это судилище!

— Успокойтесь, Шеллен. Наш отказ ничего бы не дал. Они тут же составят дополнительный протокол о том, что мы присутствовали, но отказались подписывать. Свидетелей у них достаточно. И еще — в этом случае нам не сообщили бы место захоронения.

— Место захоронения, — пробормотал Алекс. — Вы так спокойно об этом говорите, словно все кончено. А ведь Каспер еще жив. Неужели ничего нельзя сделать?

— Ничего. Мне очень жаль, Алекс, но здесь мы бессильны.

На улицу вывели Уолберга. Его руки были скованы за спиной наручниками. Полицейские велели осужденному забираться в фургон грузовика, но он при всем желании не смог бы этого сделать.

— Отстегните наручники, — скомандовал вышедший следом за приговоренным майор с зелеными петлицами чиновника.

— Герр майор, у нас нет ключа, — сказал один из полицейских.

— Как это нет ключа? А где он?

— У майора Катте.

— У какого Катте? Ах да, у этого… Ну так найдите его!

— Герр майор, майор Катте уехал за расстрельной командой и привезет ее к месту казни.

— Что?! Вы издеваетесь?

— У них судья одновременно и палач, — громко произнес Алекс по-английски, на что майор резко обернулся. — Держу пари, сейчас опять вытащит пистолет, — добавил Алекс, глядя в глаза чиновнику.

Полицейские подтащили к машине несколько ящиков и, подхватив под мышки, затащили Уолберга в кузов. Следом велели забираться и остальным.

— Шеллен, может, вам лучше остаться? — спросил Гловер.

Но Алекс, резко мотнув головой, первым залез в фургон и сел рядом с Уолбергом. Он хотел что-то сказать, но Каспер прервал его:

— Алекс, у меня под матрацем лежит небольшая тетрадка — это мой дневник. Я стал вести его в плену, правда, не всегда аккуратно, но после нашего с тобой разговора об Осмерте я все подробно записал. — Голос Каспера дрожал, да и машину сильно трясло, но Алекс старался не пропустить и не позабыть ни одного слова. — Возьми эту тетрадь и сохрани. Может быть, она пригодится…

— Я все сделаю, Каспер, я убью гада без всякой тетрадки, пусть только попадется мне на глаза.

— Не надо. Он должен ответить по закону. А потом передай тетрадь моим родителям и расскажи им все как есть. Только для этого сначала уцелей сам.

По щеке Каспера потекла слеза, но он, будучи скован наручниками сзади, не мог ее вытереть и отвернулся. Алекс видел это, но не знал, как поступить. Они замолчали. Машина тем временем остановилась. Откинули задний борт, и Касперу помогли спуститься вниз. Оказалось, что они приехали на окраину одного из вновь организованных кладбищ — перекопанный пустырь с рядами далеко отстоящих друг от друга высоких крестов с деревянными табличками, на которых черной масляной краской были написаны даты захоронений и количество погребенных. Это были братские могилы для неопознанных горожан, в которых под каждым крестом покоилось около пятисот тел.

Приехал грузовик с солдатами и майором Катте. Полицейский, извинившись за свою оплошность, снял наручники с Уолберга, сообщив капеллану Борроузу, что в его распоряжении для последней беседы с приговоренным имеется полчаса. Оказалось, что ждали еще двоих осужденных.

Алекс подошел к заместителю Груберхайнера и заговорил с ним, стараясь держать себя как можно более спокойно:

— Простите, майор, как ваше имя? Нам необходимо обговорить некоторые детали.

— Майор Тольц. Что вас интересует?

— Место захоронения и гроб. Вы обязаны предоставить гроб.

— Мародерам гробы не положены, а место захоронения, — он огляделся и ткнул пальцем в небольшую свежую яму, — пожалуй, вот тут. После будет составлен дополнительный протокол со всеми необходимыми подробностями.

— Скажите откровенно, господин Тольц, только по совести, положа руку на сердце, вы ведь сами не уверены в виновности этого человека? Ведь так? — Алексу едва удавалось держать себя в руках.

— Послушайте… как вас там… уверен я или нет, это ничего не меняет. Не я уличил вашего товарища, не я вел расследование, и не я его судил. И не надо взывать к моей совести — после всего, что вы сделали с Дрезденом, меня нисколько не заботит вопрос о виновности любого из вас. Вы все виновны.

Привезли еще двоих. Один оказался иностранным рабочим, другой — пожилым немецким солдатом с рукой на перевязи. Полицейские привели Каспера и всех троих поставили в шеренгу на некотором удалении от ямы. Алекса, Гловера и Борроуза оттеснили далеко в сторону. Снова чего-то или кого-то ждали. Выяснилось, что партийного комиссара округа, с которым приехали фотограф и еще пара человек в штатском.

Комиссар подошел к приговоренным и, не говоря ни слова, внимательно осмотрел каждого. Затем он отвернулся и, отходя в сторону, махнул рукой. Майор Катте велел солдатам построиться, зачитал постановление гауляйтера и затем общий приговор. После этого, сунув папку с бумагами одному из нижних чинов, он подошел к солдату с рукой на перевязи и принялся расстегивать его шинель, а затем и китель, резко дергая за пуговицы, отчего голова солдата с окаменевшим лицом дергалась из стороны в сторону.