Победители сильных(Сборник исторических повестей)

Но Спарте не нужно было ни суда, ни справедливости. У них уже было решено захватить плодородную долину Мессении. Так для чего же им идти в Афины?

— Выдайте нам Полихара, — упрямо твердили спартанские послы, — мы требуем Полихара!

После долгих споров и бесполезных призывов обратиться к разуму и решить дело миром мессенские цари ответили спартанцам:

— Сначала мы посоветуемся с народом — выдать Полихара или не выдать. Как скажет народ, так и поступим.

На этот раз спартанцы уступили. Пусть посоветуются. Спарта подождет ответа.

Спартанцы ушли. А мессенские цари послали глашатаев, чтобы собрать горожан.

Стениклар шумел. Со всех улиц народ стекался на агору — площадь, где происходили народные собрания. Разговоры были тревожные и гневные. Снова Спарта грозит им. Боятся, что их мечи заржавеют в ножнах. Боятся, что разучатся проливать кровь. А сейчас хотят пролить кровь родного им племени!

Когда народ собрался на площади и разговоры затихли, царь Андрокл сказал:

— Спарта требует, чтобы мы выдали им Полихара.

Полихар, безучастно сидевший в стороне на каменной скамье, услышал свое имя. Он поднял голову, встал и подошел ближе — толпа молча пропустила его. Полихар остановился против Андрокла и уставил на него воспаленные горем и безумием глаза.

— Полихар осквернил себя убийством, — продолжал Андрокл, словно не видя его, — он виновен в безбожных и непростительных поступках. Я считаю, что надо выдать его Спарте, он много бед причинил лаконцам. Пусть они поступят с ним, как найдут нужным.

Полихар продолжал смотреть на него так же пристально. Андрокла смущал его взгляд, но он владел собой.

— Считаю, что мы должны выдать Полихара, — твердо повторил он.

Но здесь выступил другой царь — Антиох.

— А я так не считаю! — пылко возразил он. — Нет! Почему мы должны поступать так, как желает Спарта? Выдать Полихара! Вспомните, что вынес этот несчастный, какое страдание и какую обиду принял он от Эвефна! А теперь мы, его сограждане, предадим его, и снова ему придется страдать, да еще на глазах того же Эвефна! Это жестоко. И это унизительно для нас. Вспомните, разве не он был награжден лавровым венком Аполлона?! И посмотрите, до чего теперь довели этого человека!

У Полихара глаза заблестели от слез, и он поник головой. Он ни о чем не просил, но весь его несчастный вид, его безвременно поседевшая голова вызывали горячую жалость и сочувствие.

— Не выдадим Полихара! — зашумела площадь. — Не выдадим Полихара!

— Выслушайте меня, — снова начал Андрокл, — выслушайте и подумайте прежде, чем решать это дело. Зачем нам навлекать опасность на всю нашу страну из-за одного человека? Спарта грозит войной. Отдадим Полихара, и у них не будет причин начинать войну. Тем более что Полихар и сам виноват во многом.

— Андрокл говорит правильно, — раздались отдельные голоса, — из-за одного человека может пострадать вся Мессения!

— А с каких пор мы стали рабами Спарты? — закричали им в ответ. — Пускай выдадут своего Эвефна — он виноват еще больше! Пускай идут судиться с нами!

Крики становились все громче, все запальчивей. Одни кричали, что нельзя рисковать, нельзя подвергать опасности Мессению. Другие кричали, что никакой причины для войны нет и что мессенцы такие же свободные граждане, как спартанцы, и что они вовсе не должны терпеть от Спарты всякие несправедливости и обиды.

Спор перешел в ссору, начались оскорбления, а потом уже пошла и драка.

Цари схватились за оружие, их сторонники тоже. Битва была внезапной и короткой.

Сторонников Антиоха, не желавших терпеть вероломство Спарты, оказалось гораздо больше. Они убили Андрокла и всех, кто его поддерживал.

В смущении и горести разошлись мессенцы по домам. Они и сами не понимали, как это случилось, что они дошли до такой ярости.

Но долго еще шумели улицы Стениклара. Плакали жены, дети и матери убитых. Стон стоял в доме Андрокла. Сторонники Антиоха, удрученные происшедшим, грозили Спарте за невольно пролитую кровь.

Сумрачным вернулся домой и царь Антиох. Он не хотел убивать Андрокла. Но душа его кипела при мысли о том, что Андрокл требовал выдать Полихара, которого бессовестные спартанцы довели до безумия и убийства.

— Как Андрокл мог требовать выдачи Полихара? — негодовал Антиох. — Как он мог требовать, чтобы мы приняли на себя такой позор? Он боялся войны! Но если Спарта решит воевать, разве она не найдет других причин?!

А когда утихло его пылкое негодование, Антиох с тоской подумал, что Андрокл уже не встанет со своего смертного ложа и что теперь Антиох остался царствовать один и все дела должен решать один.

Это пугало царя. Правда, с ним вместе по-прежнему будут править государством старейшины. Но все же ему будет не хватать Андрокла — ведь в Мессении, как и в Лаконике, всегда было два царя.

Потом стало мучить сомнение. А может, Андрокл был прав? Может, надо было попробовать примириться со Спартой?

Примириться со Спартой! Иными словами, делать все так, как хочет Спарта! Нет Этого Антиох принять не мог и не хотел.

Но надо было решать судьбу Полихара.

Посовещавшись со старейшинами, Антиох послал ответ в Спарту. Мессенцы стояли на своем: дело надо передать в суд. Пусть там и решат их спор.

В Спарте приняли ответ Антиоха. Но отпустили послов, ничего не сказав. И лица и уста спартанских царей и старейшин были замкнуты.

Прошло несколько месяцев. Антиох, после всего что случилось, не находил себе места от тоски, тревоги и тяжелых предчувствий. Смерть Андрокла тяжким бременем лежала на его душе. Вскоре Антиох заболел, и эта болезнь быстро свела его в могилу.

Царем Мессении стал его сын Эвфай.

Гибель Амфеи

Спарта гудела, как растревоженное осиное гнездо. Вся лаконская холмистая долина была неспокойна. В Спарте готовились к чему-то похожему на большое празднество.

Внешне жизнь текла как всегда. Так же илоты выходили на каменистые, нелегкие для обработки поля. Так же пасли они скот и охотились за кабанами и дикими козами по лесистым склонам Тайгета, для того чтобы обеспечить мясом Спарту Так же работали на виноградниках и в оливковых рощах, чтобы в Спарте было масло и вино.

И в самом городе Спарте как будто бы жизнь текла как всегда. Ирэны, молодые начальники мальчишечьих отрядов, яростно тренировали своих стриженых босоногих воспитанников. Гимнастические игры их так же часто, как всегда кончались драками. Мальчишки дрались отчаянно. И старики, которые считали своим долгом следить за воспитанием будущих воинов, подзадоривали их. Они наблюдали за тем, как мальчишки дерутся, присматривались, нет ли среди них трусов, нет ли вялых, ленивых, умеет ли каждый из них постоять за себя… Ведь искусство войны — искусство битвы — было единственным ремеслом спартанцев, которое завещал им законодатель Ликург. И мальчишки изо всех сил старались овладеть этим ремеслом, дрались, не щадя ни себя, ни товарищей. А потом, как всегда, по приказанию своих прэнов бежали добывать себе еду — воровали дрова для костров, крали овощи с огородов, а некоторые даже ухитрялись утащить что-нибудь с обеденного стола взрослых… Добыть что угодно, где угодно и как угодно, но не попадаться. А кто попадался, того жестоко хлестали плетьми, но не за кражу, а за неловкость, за нерасторопность. Так велел воспитывать спартанских детей законодатель Ликург.