Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942
Шрифт:
Мое лицо было закрыто защитными очками и пыльной коркой вокруг рта. Я затормозил около часового, и он лениво приблизился ко мне.
– Porta ordini! – выкрикнул я, показывая спасительный флажок, не дожидаясь ответа, нажал на газ и направился к ангарам.
Часовой приветственно помахал рукой, что показалось мне добрым знаком, и вернулся в тень своей будки. Прежде чем завернуть за угол ангара, я оглянулся, чтобы убедиться, что часовой не отошел от будки. Но, к моему удовлетворению, его ничего не интересовало, кроме этой будки.
Аэродром был весь в движении, до предела наполненный солдатами. Санитарные машины с тяжелоранеными и убитыми выстроились в длинную
Я остановился у ремонтного цеха и внимательно огляделся вокруг. Беспокоиться было почти не о чем. Все были так заняты, что не обращали на меня ни малейшего внимания. Я подозвал идущего мимо немца с повязкой Красного Креста на рукаве, видимо санитара, и спросил его, когда вылетит следующий транспортный самолет в Италию.
Его ответ крайне расстроил меня.
– Это зависит от того, сколько самолетов прилетит в следующие несколько часов, – ответил он. – Многих сбивают, прежде чем они долетят. Большая часть из них следует из Сиракуз на Сицилии, и на пути сюда их атакуют «Спитфайры». Порой на них нападают и «Харрикейны», которые барражируют над заливом Сидра между Сурт-Сиртом и Адждабией.
По его манере говорить и отсутствию энтузиазма в голосе я понял, что надежды у меня маловато.
– А как раненые? Разве они летят не на самолетах Красного Креста? – спросил я. – Они-то, по крайней мере, должны прибывать по графику?
– Не всегда, – последовал еще менее оптимистический ответ.
Санитар достал из кармана пачку сигарет и предложил мне.
– Нет, спасибо, – ответил я. – Никогда в жизни не курил.
Он закурил и, указывая на машины санитарной службы, сказал:
– Мы здесь уже шесть часов ждем самолет, чтобы отправить убитых домой, а когда он прилетит, никто не знает. – Санитар с отвращением сплюнул.
– Да, похоже, мы здесь надолго застряли, – заметил я, не чувствуя никакого оптимизма. Мне стало передаваться настроение других парней, торчавших на этом африканском аэродроме.
– А ты здесь зачем? Ждешь какой-нибудь груз из дома? – спросил мой собеседник, равнодушно поглядев на мой автомобиль.
– Нет, у меня посылка на самолет в Германию, – сказал я ему.
Санитар понимающе кивнул.
– А почему ты не хочешь отнести ее в почтовую палатку? – предложил он, указывая на шатер с намалеванной на нем надписью «Полевая почта».
– Не могу, – сказал я ему. – Это специальная посылка от штабного полковника в Дерне. Он просил погрузить ее прямо в самолет, чтобы не было задержек. Похоже, ему чертовски хочется, чтобы она побыстрей дошла до дома, – сказал я санитару, наблюдая, как мимо проходят несколько солдат военной полиции. Но они не обратили на нас никакого внимания.
– Так ты тащился из самой Дерны, чтобы доставить посылку прямо на самолет? – чуть не засмеялся санитар.
Я усмехнулся, смущенный таким поворотом разговора.
– Да, из самой Дерны, – сказал я. – Ты знаешь, для этих штабных шишек нет никаких проблем, пока кто-то за них бегает, а я теперь могу проторчать здесь до конца дня, пока не прилетит, наконец, какой-нибудь самолет.
Он хмыкнул, бросил окурок и растоптал его сапогом.
– Если хочешь, можешь отдать ее мне. А я
передам ее в самолете экипажу. И не придется тебе болтаться здесь. – Санитар сказал это так обыденно, что я чуть не упал с сиденья. Это же был самый простой выход, а я даже не подумал о нем. Теперь нужно было действовать быстро. Этим шансом нельзя было пренебрегать.– Я не знаю, – сказал я. – Ты уверен, что сможешь правильно все сделать? Я хочу сказать, ты уверен, что пилот возьмет у тебя не проверенную цензурой посылку? – Я с сомнением посмотрел на него. – Видишь ли, я посыльный. Летчики должны получить ее из моих рук, – добавил я как бы между прочим.
Санитар усмехнулся.
– Если посылка совсем небольшая, ты можешь спокойно отдать ее мне. А я передам ее одному из раненых, летящих домой. Мы всегда посылаем так свои посылки, – раскрыл он мне солдатскую уловку, о которой я не знал.
Я показал свою посылку, вытащив ее из-под сиденья.
– Она не слишком большая? – спросил я.
Санитар засмеялся:
– Вот черт, и ты называешь это посылкой? Да это всего лишь спичечный коробок! – Похоже, его это позабавило. – Нет проблем. Мы, бывает, посылаем раз в пять побольше, – заверил он меня.
Я передал ему посылку, и он сунул ее под мышку.
– Ну что ж, это сэкономит мне массу времени, – сказал я с великим облегчением.
– Все в порядке. Торчать в этой парилке – удовольствие маленькое, – сказал санитар. – Я, пожалуй, отдам посылку кому-нибудь из раненых до прилета самолета. Ну, до встречи! – И с этими словами он пошел к санитарным машинам.
– Спасибо! – крикнул я ему вдогонку от всей души.
Он помахал рукой, даже не обернувшись, и исчез среди машин.
Не желая больше испытывать судьбу, я нажал на газ и направился к шлагбауму, мимо которого проехал только полчаса назад.
Часовой не торопясь поднялся с корточек и подошел к подъемнику шлагбаума. Меня распирало от радости, что я избавился от посылки. Я не удержался и накричал на него. Его ленивые движения ускорились, и он наконец поднял шлагбаум.
Наверное, он ругал меня последними словами, когда, умчавшись на своем джипе, я оставил его стоять в клубах пыли и отплевываться от песка.
Глава 34
СТРАХ
Странствуя в качестве дезертира, я достиг перекрестка дорог, где должен был принять решение, в каком месте пересечь границу Ливии и в каком направлении ехать. У меня не было больше причин задерживаться в этой стране, где за мной охотились немцы, которые не прощают дезертирства, и итальянская военная полиция, которая не забыла доклады о стычках, которые у меня с ней произошли.
Если бы меня поймали итальянцы, им пришлось бы передать меня немецким военным. Однако мое существование с момента поимки до момента передачи немцам стало бы совершенно невыносимым. Я мог представить себе все издевательства, которым подвергнут меня итальянцы, – побои, пинки, пытка жаждой и другие удовольствия, порождаемые лютой ненавистью и злобой, особенно когда итальянцы имеют дело с одним человеком, а не с бригадой британцев. Я понял, что бесполезно пытаться достать бензин и другие припасы в Бенгази. Поэтому я решил вернуться в Барку. Это можно было сделать двумя способами. Я мог либо вернуться на окраину Бенгази и следовать по прибрежной дороге, которой я приехал сюда, либо резко свернуть в глубь материка и двигаться по дороге через Эль-Абьяр, хотя она не имела такого покрытия, как Виа-Бальбия. К тому же она была на несколько километров короче и не переполнена бесконечными конвоями. Я решил ехать по ней. Вскоре я был уже далеко от аэродрома.