Побег

— Ладно, сейчас посмотрим на твоего соседа, — сказал он мне и по телефону приказал дежурному привести Лимпуса.

У нас, как у разведчиков, на всякий случай было всегда наготове по нескольку легенд, так что в подобных ситуациях никто из нас не боялся, что друг брякнет мимо кассы, и я был спокоен.

Пока молодой и симпатичный, как девушка, мусорок ходил за Лимпусом, Мамед-Али Мелим позвонил кому-то и сказал по-азербайджански, чтобы принесли лекарство, при этом несколько раз резко бросал острый, как кинжал, взгляд в мою сторону, проверяя, знаю ли я их язык, но я, как обычно, был невозмутим. Этот урок я уже проходил и к тому же слишком давно.

Привели Лимпуса, я поразился его спокойствию и невозмутимости. Ведь я еще не знал, что этот мазохист сожрал ампулы с морфием вместе со стеклом и теперь не кумарил. Видно, и легавый со знанием дела оценил его спокойный, не имеющий ничего общего с кумаром вид, но все же решил сделать ему маленькую фраерскую ломку.

Молодая медсестра, видно из соседней больницы, прямо на подносе принесла лекарство и поставила на стол. По всему было видно, что этот прием у них был отработан основательно. Морфий, по нескольку кубов в каждом шприце, лежавших в маленьком стабилизаторе на стерильной марлечке, как и положено у медиков. Рядом лежал маленький тампон из ваты, заранее пропитанный спиртом.

Я спокойно подошел и сел на диван, как будто находился на одной из наших воровских «малин», невозмутимо слил в один шприц жидкость и, затянув резиновым жгутом руку, стал искать вену, боковым взглядом, присущим разве что только карманникам, замечая, что мусор не сводит глаз с Лимпуса, который был по-прежнему абсолютно спокоен и невозмутим.

Можно только восхищаться его актерской игрой и выдержкой, а ведь он был тогда еще слишком молод для подобных сцен.

Но воровская школа бродяги давала знать о себе сполна. Поймав иглой вену и проткнув ее, я медленно ввел морфий, откинулся на диван и стал потихоньку ждать, когда кумар, как злой джинн, покинет мое тело.

Когда это произошло, я был уже во всеоружии. Главной моей целью стало отмазать Лимпуса, что уже, по моему мнению, не представляло особых сложностей: я грузился, он сыграл мужика, все стыковалось как нельзя лучше. В общем, можно было надеяться.

Говорят, что удача приходит к тем, кто умеет ждать, я бы добавил: а фортуна к тем, у кого благородное сердце и чистая душа.

Раскумарившись, я уже развалился за столом с видом профессора, который вот-вот должен начать читать курс лекций студентам. Лимпус же сидел на стуле возле стены, как и положено было сидеть мужику, тихо и спокойно. Теперь я отвечал на вопросы легавого не торопясь и даже с охотой.

Он ничего не писал, это, как я понял, просто беседа; допрос должен был состояться чуть позже.

Надо же было так нам подфартить в тот момент, чтобы неожиданная случайность в лице молодого мусоренка помогла нам выбраться из этого крайне сложного положения. Пока я доказывал начальнику, что я карманник, а не домушник, а он утверждал обратное, более того, давая мне недвусмысленно понять, что у них в районе более 50 нераскрытых квартирных краж и все они моих рук дело, в кабинет вошел молодой ментенок и, согнувшись надо мной на несколько секунд, передал своему начальнику какие-то бумаги, а затем, обойдя стол, сел напротив меня.

Этого мгновения мне хватило для того, чтобы непроизвольно, как если бы какой-то волшебник водил моей рукою и пальцами, выволочь огромный лопатник из левого кармана брюк этого юнца и тут же зажать его под столом между колен. Все это произошло так быстро, что я сам даже не поверил в то, что сделал, но между коленок у меня было зажато веское тому подтверждение.

В этой связи меня всегда удивляла одна деталь: как может человек ничего не чувствовать, когда из его кармана тянут огромный, как двухтомник, бумажник, тем более если этот человек мент?

Дальше все шло так, будто этот сценарий был кем-то написан заранее. В тот момент, когда Мамед-Али Мелим спросил у меня, как бы со смехом, чем же я могу доказать то, что я карманник, а не домушник, молодой ментенок вскочил, будто его ужалила змея, и принялся верещать.

Картина была более чем впечатляющей, и я подумал: одно из двух — либо меня сейчас казнят, либо отпустят. Но в мгновение ока сообразив, я спросил у легавого, так просто, будто речь шла о самом обыденном, не этот ли гомонец он ищет, протягивая лопатник потерпевшему. Не успел я разжать пальцы, как гомон молниеносно исчез с моей ладони.

Воцарилась глубокая тишина, во время которой мусор проверял наличие денег в бумажнике, а их там было, по-видимому, немало.

С чисто ментовским изворотом Мамед-Али Мелим обратил все в шутку, а затем спросил у меня:

— Ну хорошо, в том, что ты карманник, ты меня убедил, а зачем тебе столько колод карт?

— Играть, — не задумываясь ответил я.

— Да ну! Тогда, может, покажешь нам что-нибудь?

— Без проблем! — ответил я, обрадовавшись такому повороту событий, и начал показывать им простые лагерные кренделя, которые имели на свободе огромный успех у фраеров. Через час выпустили Лимпуса, а к вечеру того же дня и я оказался на свободе.

Невзирая на то что из Махачкалы пришел на меня розыск за надзор (я сам его видел, Мамед-Али Мелим показал мне его), он все же отпустил меня, сказав на прощание: «Приезжай в любое время, когда захочешь. Я найду тебе квартиру, и будешь жить без проблем».

За сутки до Нового года мы прямо в Баку через ментов нашли черняшки столько, на сколько у нас хватило денег. При задержании менты не отобрали ни копейки. Через тех же бакинских мусоров достали билеты на самолет до Перми и в новогоднюю ночь вылетели из Баку, впервые в жизни от души благодаря легавых.

Часть VI Надежда умирает последней

Глава 1 Мама

Прошел почти год, как мы расстались с Харитоном, но после этого ни разу не показывались ему на глаза. Правда, однажды, когда у него родился сын Сережа, мы заехали с Лимпусом в Златоглавую, но только лишь для того, чтобы тайком увидеться с его женой Леночкой и дать ей немного денег на содержание новорожденного. Мы знали, что Харитон пока не у дел, но клятву, данную мне, держит. Больше мне не нужно было ничего.

Помню, где-то в начале февраля, разговаривая с женой по телефону из номера гостиницы «Даугава» в Клайпеде, я неожиданно узнал, что моя мама находится в больнице и ей в скором времени предстоит операция. Кроме этого, были и еще некоторые немаловажные для меня проблемы, которые прямой дорогой вели меня в тюрьму. Видно, фортуне, столь долгое время поощрявшей мои дерзкие выходки, в конце концов наскучили мои постоянные безрассудства.

С той минуты, как я узнал об этой печальной новости, не только меня, но и любого нормального человека на земле, оказавшегося в моем положении, больше абсолютно ничего не интересовало, кроме мыслей о том, как там моя мать. И в тот же день, когда я говорил с женой по телефону, вечером мы с Лимпусом вылетели в Махачкалу.