Поберегись, детка

Самоубийству Дана Паранко отведено место на первой странице. Но подано оно так, словно это обычное самоубийство без всяких загадок для полиции, решившей сдать дело в архив. Отлично. Я расплатился и вышел. Было еще рано, и я решил заглянуть к себе в контору.

Оставив машину у подъезда, я поднялся на одиннадцатый этаж и стал открывать дверь. И тут я заметил, что она уже открыта. Я вошел, хотел зажечь свет, но увидел, что он уже зажжен. Кто-то позаботился открыть ящики и раскидать все бумаги.

Не успел я сказать: «Черт побери! Похоже, я землетрясение проморгал», как увидел типа, который валялся в моем кресле. Я прямо опупел. Руки у малого болтаются, как мочалки, а глаза уставились в одну точку. Рожа абсолютно незнакомая. А одет хорошо. В темном костюме, темном галстуке, на ногах лакированные туфли. Я обшарил его карманы. Пусто. Голова без единого пулевого отверстия, и на полу ни пятнышка крови. Ну и компотец! Откуда он взялся, этот красавчик?

Тут распахивается дверь, и вваливаются Трам и Каучу.

— Что за порочная привычка! — восклицает Трам.

— Послушайте, — говорю. — Мне эта история плешь проела. Не успею повернуться, как рядом труп валяется.

— А ты не поворачивайся, — бросает Каучу.

— Вот что, Яко, — говорит Трам, — я человек терпеливый, сначала я закрыл один глаз, потом второй, но больше у меня глаз нет. По- моему, ты злоупотребляешь.

— Дать ему по черепушке, начальник?

— Награди его наручниками и отведи, — приказывает Трам. Я покорно вышел на лестничную площадку. Каучу нежно придерживал меня под локоток.

— Знаешь, эти бесконечные поездки туда-сюда мне надоели. Сколько раз прикажешь наносить визиты в ваш дворец?

— Это последний, — ухмыляется Каучу. — Теперь ты отдохнешь лет десять — двадцать.

Вскоре мы подкатили к Централке. В коридоре толпится народ. Все одеты в черное, орут, рыдают. Нас провели прямо в кабинет Трама.

— Давненько мы с вами не виделись, мой милый лейтенант, — говорю.

Трам в ярости захлопнул ящик письменного стола, пнул ногой стул.

— Кто он? — спрашивает грозно.

Я пожал плечами.

— Впервые вижу. — Когда и как ты его ухлопал?

— Ухлопал?! Да я его первый раз увидел за две минуты до вашего прихода.

— Самое большое через пятнадцать минут мы узнаем, каким путем ты отправил его на тот свет. Кончай запираться. Доктор Тэлли производит вскрытие трупа. Так что обвинения в преднамеренном убийстве тебе не избежать.

— У меня есть железное алиби, — отвечаю. — Я был в «Жареной и жареном». Можешь навести справки.

Тут зазвонил телефон, и Трам снял трубку. Послушал и как рявкнет:

— Это отдел по борьбе с убийствами, а не стол находок. Он с яростью бросил трубку. Потом, видно, передумал и набрал какой-то номер.

— Кто пропал? — спрашивает. Выслушав ответ, он повесил трубку.

— Кто такой Альфредо Трумма? — обращается он ко мне.

— Слыхом не слыхал, — отвечаю.

— Спустись в архив, — приказывает он Каучу, — и посмотри, есть ли там дело на Альфредо Трумма.

Каучу открыл дверь и вышел. Трам зло хлопнул дверью и снова сел в кресло, снял трубку и набрал номер:

— Привет, капитан Эккеме. Ну, как дела?

Услышав ответ, он нахмурился.

— Я послал Каучу в архив поискать досье на Альфредо Трумма. Нет?! Вполне добропорядочный человек?! Тогда это мне не подходит.

Возвратился Каучу.

— На Альфредо Трумма не заведено никакого дела.

Трам кивнул головой и продолжал разговаривать по телефону.

— Да, — отвечает. — Я нашел труп, но не знаю кого… Вполне возможно. Только не говори ничего родственникам. А то они разволнуются.

Он вешает трубку и сердито фыркает.

— Ничего не понимаю, — говорю.

— Скоро поймешь, — отвечает Трам.

Вошел незнакомый фараон, и я догадался, что это и есть капитан Эккеме из отдела розыска пропавших без вести.

— Кажется, исчез дядюшка Альфредо, — говорит он Траму. — В моем кабинете рыдает целая толпа родственников.

— Похоже, речь идет о покойничке, которого я обнаружил в доме этого красавца. — Трам кивнул на меня. — Есть у тебя его приметы?

— Возраст о шестьдесят четыре года, рост — метр семьдесят два, вес пятьдесят восемь килограммов. Волосы редкие, седые.

— Приметы совпадают, — говорит Трам.

— Одно непонятно, — замечает капитан Эккеме. — Почему родственники одеты в траур, откуда они могли заранее знать, что его убили? !

— А ты ничего не можешь сказать? спрашивает у меня Трам.

— Рад бы, да пока для меня все это темная ночь.

— Пойду допрошу родственничков, — говорит Эккеме. — Потом свожу их в морг и погляжу, узнают ли они милого дядюшку.

Не успел он уйти, как в комнату ввалился доктор Тэлли. Он протянул Траму лист бумаги. Трам посмотрел на меня с гнусной ухмылкой и начал читать. Гляжу, рожа у него потихоньку меняет цвета. Из желтого стала розовой, потом красной с алыми пятнами и, наконец, фиолетовой. Когда из фиолетовой она стала мертвенно синей, он вскочил, схватил беднягу доктора за воротник и стал его трясти.

— Это шутка, — орет. — Глупая шутка.

— Какая еще шутка! Как ты смеешь, паршивый фараон? — Доктор схватил лист бумаги, повернулся и вышел, фыркая от ярости. Трам рухнул в кресло и обхватил голову руками.

— Умер от воспаления легких, — процедил он.

— Признаюсь, — говорю, — Альфредо Трумма убил я. Заставил его принять холодный душ, а он, бедняга, простудился и откинул сандалии.

Трам заскрипел зубамп.

— Сними наручники, — говорит он Каучу.

— Вам еще не надоело надевать мне наручники и тут же снимать? — спрашиваю.

В эту самую минуту влетает капитан Эккеме.

— Его не могли убить, он уже был мертвый, — объявляет. А за капитаном в комнату ворвалась целая толпа родственничков.

— Где дядюшка Альфредо? — кричит одна из женщин.

— Успокойся, дорогая Гортензия, — говорит другой родственник, обнимая ее за плечи.

— Тише, тише, — орет Трам. — Так мы век не разберемся. Расскажите, что произошло. Но только спокойно, по порядку.