Поберегись!

Он долго стоял у двери и ждал.

Дверь наконец отворилась. Он увидел перед собой женщину с покрытым испариной лицом и растрепанными волосами.

— Я вас слушаю.

— Госпожа Гингрич? — спросил Форей.

— Да-да. Кто вы и что вам нужно?

Она оглянулась. В дальнем конце коридора Форей увидел чью-то неясную тень, которая, судя по всему, принадлежала мужчине.

— Так что вам угодно?

Раз, два, три. Удар, удар, удар. Раз, два, три. Форей облизнул внезапно пересохшие губы, прикрыл глаза, вновь открыл их и тихо сказал:

— Я — Гингрич.

— Как вы сказали? — испуганно пробормотала женщина.

— Гингрич. Уильям Гингрич, — произнес он уже громче.

— Вы вовсе не мой муж!

— Вы ошибаетесь.

Он размахнулся и ударил ее кулаком в лицо. Прижимая ладони к разбитым губам, она упала навзничь, а он крикнул: «Выходите! Получите то же самое!»

Тень в конце коридора не пошевелилась. Форей повернулся и, двигаясь как под водой, дошел до своей машины и уехал.

На площадке для гольфа Гингрич все еще запускал в небо белые объекты, механически орудуя клюшкой. Замах — удар, замах — удар, замах — удар.

На сей раз Форей вышел на поле с сумкой для клюшек.

Гингрич прервал свое занятие и взглянул на его сумку:

— Что это вы на ночь глядя?

— Не хотите ли партию напоследок? — предложил Форей.

Гингрич повернулся налево и посмотрел на огороженную проволочной сеткой площадку.

— А не слишком ли поздно?

— Никогда не бывает слишком. Клюшки я понесу сам.

— Чтоб мне провалиться! — сказал Гингрич.

— Все будет в порядке, — заверил его Форей.

— Мы ничего не увидим, — заметил Гингрич.

— Увидим! — ответил Форей, указывая кивком головы на небо.

Из-за горизонта уже вышел полный диск луны, осветившей открытые просторы, холмы и маленькое озерцо. В верхушках дубов шумел ветер.

— Чтоб мне провалиться! — прошептал Гингрич.

Они подошли к первой метке.

— Начинать вам, — сказал Форей, выставив для него мяч и метку. Застыв неподвижно, Гингрич наблюдал за ним.

Когда Форей отошел, Гингрич изготовился, поднял клюшку и нанес удар со стремительностью летней молнии.

Мяч взмыл в небо белою птицей и упал далеко-далеко впереди.

— Ах ты, сукин сын! — воскликнул Гингрич. — Сукин сын!

— Поберегись! — крикнул Форей, хотя впереди не было никого, кому следовало поберечься. А может, и было кому — неясной тени.

— Поберегись!