Побежденный. Барселона, 1714

И тут происходит вот что: десять саперов разлетаются на десять тысяч шматков мяса. Траншея похожа на трубу, и от удара такой силы останки погибших не впечатываются в стену окопа, а летят вдоль него, кружась в воздухе. Если вам немного повезет, куски костей, мяса и кишок украсят сотню метров траншеи.

Такой удар вам чрезвычайно выгоден. Представьте себе, что почувствуют выжившие солдаты, когда бездарный инженер, который все это время отсиживался в своей удобной палатке, скажет им: «Боже мой, какая неудача!» – и прикажет продолжать работу, потому что они уже отстают на целых три дня от установленного срока. Вполне вероятно, что кто-то дезертирует, а может быть, солдаты даже взбунтуются; как бы то ни было, осада затянется. А у вас как защитника крепости есть только одна-единственная цель – выиграть время.

Тем временем бедняги саперы должны снова взяться за лопаты, пробираясь по окопам на четвереньках. И перед их глазами все время стоит милая картина: стены окопов, покрытые кусками трупов старых приятелей, – здесь осколок черепа, там ребра и бедренные кости, расщепленные, точно тростинки. Кстати сказать, человеческие кишки обычно прилипают к деревянной обшивке стен траншеи, как вареная вермишель.

Что ты разнюнилась? А ну-ка записывай все, что я сказал. Не ты ли говорила, что тебе нравится эпический слог, и так далее, и тому подобное? Вот и получай свой эпический слог.

Однако гений Вобана никогда бы не допустил катастрофы, описанной мною выше. Если осаждающие строго следовали его теории, защитники крепости никогда не получали подобных подарков судьбы. Сам маркиз ни разу не ошибся. Под его командованием параллели приближались к стенам неуклонно и росли так быстро, словно Вобан командовал армией термитов. За неделю, самое большее за две, он мог оказаться в двадцати метрах от любой крепости. А на подобном расстоянии, когда траншея для атаки подведена так близко, осаждавшим оставалось только выбрать, каким образом нанести последний удар, – все преимущества были на их стороне.

Можно было, например, вырыть подкоп под бастионом и заложить в него огромный заряд взрывчатки. Бу-бум! Бастион обрушивался, погребая под обломками всех его защитников, а груды камней заваливали ров, образуя некое подобие пирамиды, по которой нападающие могли вскарабкаться наверх. Оборонявшиеся, конечно, всегда могли попытаться разрушить подкоп при помощи своих мин, но, поскольку неприятель находился на расстоянии всего каких-то двадцати метров, осажденные не знали, сколько подземных галерей выкопали их противники – две, три или даже четыре? Как бы то ни было, обычно осада крепости завершалась атакой гренадеров.

Гренадеры! Боже мой, как только мне приходит на ум это слово, меня пробивает холодный пот. Самыми лучшими из всех – настоящими машинами-убийцами – были французы.

Для французских гренадеров двадцать метров не значили ничего. Это были отборные части, куда брали только самых сильных и, прежде всего, самых высоких в королевстве мужчин. В некоторых войсках вместо обычной треуголки они носили особую коническую шапку, а их униформа была белоснежной. Окопная война превращает солдат в сборище оборванцев, но гренадеры не допускали появления даже крошечного пятнышка на своих безупречных мундирах цвета династии Бурбонов.

А теперь представьте, какое впечатление они производили. Солдаты обеих сторон уже превратились в пугала, в которых ни осталось ни следа отличающей военных чистоплотности, а их лица почернели от дыма и сажи. Представьте себя на вершине бастиона: ваши руки испещряют язвы, потому что много дней вы только и делаете, что заряжаете и стреляете; вас мучает голод, ибо на позиции не подносят ничего, кроме тошнотворной похлебки из капусты; вам уже осточертело остужать дуло своей мочой, ваши глаза покраснели от дыма и усталости, и вы почти оглохли от взрывов. И вот вы, такой как есть, вдруг видите, как из вражеского окопа возникает сотня великанов, одетых в белоснежную форму, – они хладнокровны и непоколебимы и шагают плечом к плечу. Весьма вероятно, что, как бы ни надрывался ваш офицер, вместо того чтобы спустить курок, вы раззявите рот и замрете на какие-нибудь полминуты. Этого времени гренадерам будет вполне достаточно, чтобы встать строем вдоль траншеи.

Естественно, один-два солдата падали под градом пуль отчаявшихся защитников бастиона, иногда погибали пять или шесть, а то и даже двадцать или тридцать. Но эти дылды стояли столбом, точно памятники, и реагировали только на голос своего командира, который отдавал приказы.

Первый: «Внимание!» Солдаты, казалось, совсем каменели, несмотря на пули, которые свистели около их ушей: шшиу! шшшиу! шшиу!

Второй: «Гранаты!» Каждый солдат вытаскивал из своей сумки одну из гранат – небольшой, но очень тяжелый шар из сплава железа и бронзы, снабженный коротким фитилем.

Третий: «Поджигай!» Гренадеры поджигали фитиль и заносили руку с гранатой за голову, готовые к броску.

Картина эта была особенно ужасной, если вы видели ее с верхней площадки полуразрушенного бастиона. Крошечные мерцающие искорки, подвешенные в воздухе и на первый взгляд такие безобидные… Эта картина вас завораживает, точно удав кролика, и вы не двигаетесь с места и ждете, что же будет. Но если дело дошло до этой крайности, послушайте моего совета: забудьте о Чести, Родине, Короле и прочей херне и бегите прочь, точно цыпленок, которому уже отрубили голову!

Четвертый и последний приказ: «Бросай!» И тут вы видите сотню или даже больше черных мячиков, которые прочерчивают параболу в воздухе и падают прямо на головы защитников крепости.

Потом начиналось настоящее веселье: душераздирающие крики и части тел, взлетающие в воздух. А вслед за этим – штыковая атака, которая сметала раненых и живых, просивших о пощаде. Или вы воображаете, что солдаты, служившие мишенью для стрельбы, простят тех, кто до этой минуты разряжал в них ружья, только потому, что те сейчас поднимают руки? Как бы не так. Наступающие пронзают им печенку своими штыками, дробят челюсти ударом приклада и двигаются дальше. И поскольку они первыми входят в город, который имел возможность сдаться, но упрямо настаивал на обороне, а сейчас лишился всякой защиты, теперь они имеют полное право грабить дома, церкви и склады, резать горло мирным жителям и баловаться тем, что спрятано под юбками горожанок.

Главная проблема любого фортификационного сооружения состоит в следующем: мощь укреплений в целом всегда будет равна мощи самого слабого их участка. Наступающим совершенно не нужно брать штурмом стены на всем их протяжении, достаточно завоевать один-единственный бастион. Если пал бастион, то и весь город падет к твоим ногам. Судьба его решена. Поэтому, как правило, если дело доходило до третьей параллели, защитники крепости уступали. Появление трубача означало начало переговоров об условиях сдачи. Когда стены были разрушены, а вражеские окопы оказывались под самым носом, любой разумный командир гарнизона предпочитал сдаться на достойных условиях. Мне довелось видеть великолепные спектакли при сдаче городов.

Труба защитников просит о перемирии, и стрельба замолкает. Шум боя сменяется выжидательной тишиной. Через несколько минут появляется командир гарнизона при всех регалиях, со шпагой на поясе: он встает ровно на середине проема в стене, словно пушки врага специально подготовили ему эту сцену. Никакая опасность ему не грозит: выстрелить в парламентера было бы недопустимой низостью с точки зрения законов вежливости. Глаза солдат обеих сторон устремлены на него: осаждающие смотрят из окопов, а осажденные – с развалин крепостных стен. Если у этого человека есть ораторские способности, он сначала примет горделивую позу, а потом провозгласит, сделав величественный жест рукой: