Побочное действие

Когда за сотрудниками сектора В с шипением сошлись створки двери, Мэллори развернулась навстречу обалдело-злобному взгляду пленника и тихо спросила:

– Так чем именно такого, как ты, могут смущать наши… методы?

У этого «наши» был странный, сковывающий привкус оскомины, и Мэл криво усмехнулась тому, как легко она объединила себя с работниками ненавистного сектора В. Нет, ну по сути всё правильно. Любой «опытный образец» проходил сквозь фильтр пристального внимания владелицы станции, и прятаться от этой обязанности было бессмысленно. Да и невозможно.

– А что ты, сука, обо мне знаешь? – Этот взгляд, наверно, должен был пугать и отталкивать. Если бы у Мэллори вообще водилась привычка заострять внимание на чьих-то там взглядах, а не заглядывать сразу в глубину, проходя сквозь шелуху внешних оболочек. Хотя вот в этой «глубине», похоже, ничего нового уже высмотреть не удастся.

– Я видела в твоей голове, что ты делал с людьми. Двое на пляже. Один мёртв – у него вспорот живот. Второй ещё жив, трясётся от страха, в то время как ты собираешься прострелить ему затылок. Ах да… ещё вот тот, последний. На дереве вниз головой… а та штука, серая с проводами, кажется, называется «аккумулятор». Хранятся ещё такие, кое-где, в музеях, – подвела Мэл бесстрастный итог и пожала плечами. – Хватит?

– А ты, видать, привыкла все делать чужими руками? Или на расстоянии… убивать сотнями. И как тебя за это отблагодарили? Выбросили на свалку? – Если честно, такого Мэллори не ожидала. От дикаря, головореза, чёрт знает кого ещё, да после того, что с ним проделали лаборанты, – совсем. Такой осмысленной и точной речи, с этой мрачной и едкой иронией на слове «отблагодарили». А последние слова, на которых он повысил голос, напоминали хлёсткую оплеуху…

Глава 3

Она не совсем поняла, как это произошло. Кажется, человек на стенде, который и называться-то этим словом не заслуживал, сказал что-то ещё. Грубо, иронично и нагло, как будто даже подвешенное положение не мешало ему чувствовать уверенность в каждом слове. Кажется, что-то насчёт того, что «тюремщица» выглядит слишком паршиво — примерно как мусор, который на свалке трамбовали бульдозером. Мэллори, конечно, имела слабое представление о том, что такое бульдозер, но уловить смысл всё-таки была способна. Незнакомец каким-то чудом просто озвучил то, что она сама не так давно сказала себе мысленно. Держа в руках документ об отставке из флота. Формулировка «перевести на половинное жалование по состоянию здоровья», плюс ещё пара ничего не значащих фраз, сухих и официальных. Помнится, тогда как раз такая мысль и промелькнула: её, лейтенанта Мэллори Теа Харт, просто выбросили. Как упакованную в утилизационный мешок кучку сора. Тогда же, напрочь стирая полузабытое желание по-детски разреветься, от которого зверски пекло глаза, явилась злость вместе с диким желанием нанести удар в ответ.

– Заткнись… – прикрыв глаза в попытке хоть как-то вернуть себе тающий самоконтроль, пробормотала Мэл. Почему-то заложило уши, и новая колкость пленника словно увязла в слое изоляции. Почти год назад, когда Мэллори, очнувшись после операции по восстановлению позвоночника, взяла в руки свой отпечатанный на бумаге с водяными знаками приговор, ударить было некого. Ни одним из известных ей способов. А вот сейчас…

Где-то под рёбрами, в области солнечного сплетения, зародилось жжение. Не гнева, нет – Мэл так ни разу и не смогла дать этому чувству определение. Тело человека напротив потускнело и расплылось, сделавшись похожим на рисунок электрической схемы. И, как в случае с электрической схемой, нужно было сделать совсем незначительное усилие, чтобы пережать некоторые "проводки".

– С-сссука… — только и сумел выдавить из себя пленник, когда мышцы его гортани вдруг сдавило неконтролируемым спазмом. Мэллори только улыбнулась слегка и усилила невидимый нажим, слыша, как судорожно этот человек пытается вдохнуть или выдохнуть — неважно. Если бы позволяли цепи и скобы, он трепыхался бы ещё сильнее, но получалось только хрипеть и сипеть, одаривая неподвижную «тюремщицу» уже не бранью, а только мутнеющим взглядом. С каким-то отстранённым удовлетворением Мэллори отметила: даже такое грубое, будто высеченное из камня лицо способно искажаться от инстинктивного страха, и надавила ещё сильнее. Смотрела она при этом куда-то на грудные мышцы незнакомца, которые, казалось, грозили разорвать раздражающе красную майку, и на крупные капли пота, что уже запятнали ткань влагой.

— Нужно следить за тем, что говоришь, – проговорила Мэл почти наставительно, хотя слова не имели никакого значения. Только сжимающееся кольцо… кстати, наверно, уже достаточно. Иначе этим «проводкам», которые сейчас, будто в лихорадке, бились под невидимыми пальцами от тревожных сигналов, уже ничего не поможет. – Хотя бы иногда.

Пленник с силой выгнулся ещё раз — наклонив голову, Мэллори заворожённо следила за тем, как грудная скоба, сминая чёртову красную тряпку, глубоко вдавливается под рёбра. Кажется, что-то захрустело, может быть, и сами рёбра, а может, суставы запястий, вывернутые под неестественным углом. Глядя, как трепещут веки, прикрывающие остекленевшие глаза, Мэл медленно досчитала до трёх и отпустила. С резким, болезненным выдохом – оказывается, она тоже всё это время задерживала дыхание. Невидимые «проводки» избавлялись от избыточного напряжения далеко не мгновенно, причиняя, естественно, нешуточные страдания незнакомцу, и он прерывистыми, сипящими глотками жадно хватал ставший вдруг доступным воздух. Чувствуя, как жжение в солнечном сплетении сворачивается до размеров горячей иголки, Мэллори перевела дух. Эмоции. Для проявления этой способности всегда нужны были сильные эмоции, которые Мэл вообще не особенно любила.

Нужно было сделать так, чтобы произошедшее только что лаборанты никогда не увидели, и Мэллори пошевелилась. Непринуждённые движения почему-то давались с некоторым трудом, но, слушая натужный хрип и кашель, с которыми пленник возвращал себе способность нормально дышать, Мэл в пару шагов добралась до терминала и в два нажатия подкорректировала работу камер видеонаблюдения. Взгляд случайно упал на шокер, которым воспитывали «материал», и Мэллори, улыбнувшись неожиданной идее, разрядила в воздух половину батареи устройства. «Пусть думают, что хотят», — этому девизу учил генетический дефект под названием «телепатия». Мэл давно уже усвоила урок, отношение «упырей» её и вовсе не волновало. А вот жгучую злость, которая почти внезапной волной хлынула со стороны пленника, игнорировать было сложно.

Незнакомец больше не хрипел, хоть и дышал ещё тяжко и прерывисто, и во все глаза следил за каждым движением своей мучительницы. Без тени удивления, кстати сказать. «Чем вообще можно удивить садиста?» — грустно усмехнулась Мэллори, даже не пытаясь закрыться от самого настоящего прилива чужой ненависти. Да что там, она почти упивалась этим чувством, растворялась в нём, вспоминая, как ненавидела сама. Тех, кто вынудил её расстаться с флотом. Тех, из-за кого она так и не смогла посмотреть в глаза родным своего напарника по последнему бою – пилота Ричарда Рэйда, этого рыжего и конопатого придурка-коммандера. Умирая, Рич кашлял так же натужно…

– Как, однако, всё банально и просто, -- Мэллори обнаружила, что тоже осипла, но звенящая тишина, нарушаемая только ворчанием аппаратуры и вибрацией чужого чувства, начала раздражать. – Ты и тебе подобные любите причинять боль, но ненавидите, когда вам отвечают тем же.

– А такие, как ты, что, радуются ответной боли? – тонкие губы пленника искривились в такой ухмылке, что Мэл с трудом подавила желание оскалиться в ответ. Кажется, он играл с ней, по крайней мере, пытался, и эта черта, наверно, могла даже восхищать. Если бы только можно было восхищаться действиями такой мрази. Если бы только он с удивительным упорством не напрашивался, как будто ещё не понял, где находится. Так может, стоит объяснить ему? Показать, что любую верёвку, за которую он попытается дёрнуть, можно дёрнуть и с другой стороны? Может, это будет только правильно и справедливо?

– Это вряд ли. Эмоции вообще вредят делу, – Мэллори, честно говоря, не слишком понравился «первый акт» справедливости, но с этим можно было и примириться. – Видишь ли, с той штуки, на которой ты висишь, живыми вообще-то не сходят.

– Ты тоже на живую не тянешь. Что, уже тут побывала, ведьма? – с вымученным, но наглым смешком осведомился пленник, и можно было только удивиться тому, насколько быстро он вообще оклемался. По серым от щетины выбритым вискам всё ещё скатывались крупные капли пота, а мышцы рук мелко подрагивали, но странно сочетающие в себе муть и глянец глаза, казалось, стремились вцепиться неподвижными, пустыми зрачками в кого-то, кто стоял сейчас напротив.

– А ты, выходит, выглядишь лучше, да? – процедила наконец Мэллори, поймав себя на удивительном факте. Она давно уже отвыкла полагаться на взгляды и мимические гримасы, отбрасывая внешнюю шелуху сразу и без жалости, но тут вынуждена была признать – не смотреть совсем в это грубое лицо, смуглое и подвижное, было невозможно. И, наверно, разглядывание всё-таки получалось заметным, потому что пленник вдруг откинул голову назад, на гладкую поверхность стенда, как будто для удобства, на секунду прикрыл глаза, сделал шумный вдох, и…