Поцелованная Смертью
Шрифт:
Лиля облизала пересохшие губы.
— То есть никакого артефакта нет?
— Твой дед поступил умно, выдумав его. В противном случае его бы никогда не выпустили из застенок лаборатории Контроля.
— Но, послушай! Мой дед, хоть и был сильным некромантом, не обладал описанным тобой могуществом!
Магичка лихорадочно воспоминала, целовал ли ее дедушка когда-нибудь в лоб. В щеку, да, целовал, а в лоб, да еще, чтобы лобзание сопровождалось магическими “спецэффектами”, то есть проявлениями передаваемой силы, нет, такого не было. Или она просто об этом позабыла?..
—
Находясь в предобморочном состоянии, девушка с трудом верила в происходящее. Оно казалось нереальным, вымыслом, бредом воспаленного сознания… Поцелуй Мораны? Сила богини? Разве такое возможно?.. И в то же время все существо Лили противилось отдавать призрачное могущество сумасшедшей, пускай та и утверждала, что имеет на него законные права.
Но каждая косточка в теле магички ныла. И где-то в стороне раздавались стоны неудачливого спасителя и звуки сражения вервольфов со спутниками жрицы. А еще… еще Лиля, прислушавшись к себе, ощутила боль внизу живота. Слабую, тянущую, тем не менее неприятную и пугающую…
— Я отдам тебе благословение, только объясни, как. — Огневичка нервно хихикнула. — Через поцелуй в лоб?
— Да, через поцелуй добровольно, абсолютно добровольно. Второй же путь — благословение переходит на того мага, кто находится к умирающему хранителю ближе всего.
— Нет, на второй способ я не согласна…
— Я так и думала, — усмехнулась Мара.
Став на колени, и взявшись за правую руку Лили, подставила ее губам свой лоб.
Рассматривая гладкое, без морщин лицо жрицы, Макарова невольно подумала, какими способами ровесница ее деда (если не старше!) продляла себе молодость. Наверняка, самыми простыми и в то же время бесчеловечными, замешенными на чужой боли, а может, и смерти… Как она сказала о даре Мораны? “Убивать мыслью, воскрешать мертвых, призывать неушедших, забирать жизнь из всего, на что упадет взгляд?”
Ненавидя себя за трусость, Лиля с неприкрытой гадливостью быстро чмокнула бледный лоб.
Счастье озарило лицо жрицы. Опустившись на корточки, не выпуская руки огневички, она взмолилась:
— Морана, услышь верную дочь твою! Ниспошли свою благодать!
Неприятный зуд охватил все тело магички. Насыщенность ощущений усиливалась, пока на коже не проступили неведомые письмена. Извивающиеся, будто живые змеи, черные знаки сползались к правой руке Лили, чтобы перетечь по ней к жрице.
— Морана… Морана… Морана… — Кроме брюнетки, имя богини Смерти, казалось, шептал весь мир. — Морана… Морана… Морана…
И вдруг все закончилось. Резко, рвано, неожиданно закончилось.
— Ты… как ты посмела?! — зло прошипела Мара.
В ее глазах клубилась тьма.
— Что?.. — Макарову трясло от пережитого, и она искренне не понимала, что случилось
— Не хочешь по-хорошему?! Что ж, сама виновата!
Мара вскочила на ноги. И в тот же миг Лилю подняло вверх…
и швырнуло в ближайшее дерево. Теряя сознание, она слышала, как кто-то зовет ее по имени, кто-то, кого она любила всей душой и сердцем.*
— Ты можешь ее вытащить? Можешь?! Скажи, что можешь!
— Не сходи с ума… она всего лишь в обмороке.
— Врешь, Велигор! Не похоже это на обморок!
— Кир, не мешай, мне нужно сосредоточиться…
— Прости… только помоги ей, умоляю!
— Я сделаю все, что в моих силах и даже больше.
*
В голосе любимого мужчины звучала боль. Почему ему плохо? Она не хотела, чтобы он страдал… но не могла приблизиться к нему, найти его, выйти из тумана.
Туман, густой, молочно-белый, сдавался плотным и осязаемым на ощупь, как клочки ваты. Она тонула в нем, вязла, с трудом переставляя тяжелые ноги.
Туман… Туман… Туман…
Кругом туман.
И холод.
Холодно… холодно, как же ей холодно… Зубы выбивали громкую дробь, за которой голос мужчины становился глуше. Зато все отчетливей слышался зов.
— Иди ко мне… Лиля, иди ко мне…
И она пошла в сторону, откуда доносился призыв, в надежде выбраться из тумана.
Глава 2
.
— Кир, мама права, ты не выходил из палаты больше суток, — увещевая, мягко проговорила Аня, — сходи домой.
— Не хочу. — Ладонь Булатова, накрывшая руку спящей невесты, чуть дрогнула. — И не могу.
— Все ты можешь, только не хочешь, вообразив себе глупости, — грустно прошептала Лидия.
— Поешь, освежись, переоденься — и назад. Тебе, правда, надо принять душ и смыть грязь. Или ждешь, чтобы она до конца осыпалась сама? — невесело пошутила Аня.
Вервольф, взглянув поочередно на озабоченных его состоянием родственниц, перевел взгляд на безмятежное лицо Макаровой и покачал головой.
— Никакие это не глупости, мама. Я больше не оставлю Лилю одну, в мое отсутствие с ней обязательно что-то случается. Нет, я не уйду, не уговаривайте. И да, Ань, — он строго посмотрел на сестру, и кивком подбородка указал на дверь санузла, — душ я принимал, так что не наговаривай.
Данилевская слабо улыбнулась.
— Зато небритостью и вчерашней одеждой ты похож на мятое чудище. Лиля проснется — и испугается.
— Вот взяла бы и принесла мне что-нибудь на смену.
— Иди сам и возьми.
— Жестокая ты, Анька…
— Аня права, Кир. — В голосе Булатовой звучало неприкрытое беспокойство. — С Лилей и ребенком все хорошо, сын. Опасность миновала, и она просто спит.
— Если уйду, с ней что-то случиться опять. И на этот раз я не успею.
Анна закусила губу. Ей было жаль брата до слез. Он не смыкал глаз, сидя рядом с невестой, больше суток. Понятно, что для вервольфа это пустяки, и дефицит сна незначителен. Однако не стоило забывать, что Киру и самому досталось вчера: сначала намял бока Вожак восточной стаи, затем бой с воинами жрицы Смерти и ранение посеребренным серпом. Ему следовало бы хотя бы выйти на свежий воздух.