Поцеловать осиное гнездо

– Разумеется.

Я выпил. Сладкие пузырьки укололи мою гортань, в горле поднялась отрыжка. Глядя, как он положил себе на колени папку, я улыбнулся.

– Боже, она действительно написана. Вот она! Не возражаете, если я взгляну? Я еле сдерживаюсь.

– Посмотрите.

Он открыл папку и осторожно вынул рукопись.

– Большая! Тяжелая! Сколько страниц?

– Чуть больше четырехсот.

– То есть в напечатанном виде примерно триста пятьдесят?

– Да, примерно.

– Хороший объем. А название! Прекрасное название, Сэм. Соблазнительное, таинственное.

– Спасибо.

Он перевернул первую страницу и увидел посвящение. Его глаза расширились, и он в замешательстве посмотрел на меня.

– Вероника? Вы посвящаете ее Веронике? Я наклонился к нему.

– Да. А вам это кажется неуместным? Она умерла из-за этой книги, Эдвард. Кому же еще, вы думали, я посвящу ее?

– Нет, вы правы! Это совершенно уместно. Не забывайте, друг мой; я отец. Это история Эдварда, и я просто подумал... О, не важно. У нас есть книга, верно? А только это и важно. Вот вся эта книга, она закончена! И это вы ее написали.

Перевернув страницу с посвящением, он начал читать. По мере того как глаза бегали по строчкам, его улыбка делалась все бледнее. Не знаю, до чего он дочитал. Да это и не важно, потому что все было сказано в первом предложении. Все, что имело значение.

«В тот день, когда Эдвард Дюран-младший убил Паулину Острову, Джонни Петанглс по прозвищу Газировка прошел по Крейнс-Вью, оставляя повсюду, где мог, двухфутовые надписи „Привет, Паулина!“»

– Что это, Сэм?

– Это история вашего сына и Паулины. Хотя и не та, которую вы хотели бы, чтобы все узнали. Но это правда, Эдвард, и мы оба это знаем.

– Как вы можете говорить это? После всего...

– Я тоже скажу это, чтобы вы услышали в стереофоническом звучании, советник. – Из кухни, жуя маслину, вышел Маккейб. – Ты должен увидеть, что у него на ужин, Сэм. Сегодня ты выйдешь из этого дома толстяком.

Дюран злобно уставился на Маккейба, но не спросил, как тот вошел.

Фрэнни уселся рядом со мной и похлопал меня по колену.

– Хотите услышать сокращенную версию или долгую, мистер Дюран? Позвольте мне первому изложить свою. Когда исчезла Кассандра, а вы вдруг узнали о происшедшем с нею гораздо больше меня, я начал усиленно думать. Люблю, знаете ли, соперничество. А тот, кто любит соперничество, вынашивает в себе подозрительность. И если он проигрывает, то хочет знать, почему... Потом однажды я услышал по радио эту песню в стиле хэви-метал. Знаете, что такое музыка хэви-метал? Группа называлась Rage Against the Machine. Там была такая строчка: «Соберемся всей семьей, набрав в карман патронов». От этого я задумался еще сильнее и решил начать расследование. Одно из мест, что я обыскал, было это, и, пока вы были в больнице, я обыскал его тщательнейшим образом.

– Вы вошли в мой дом? У вас был ордер на обыск?

– Ордера не было, но был фонарик.

Дюран фыркнул.

– Тогда не важно, что вы нашли, это не может служить доказательством.

– Знаю, и все-таки я кое-что нашел.

– Что? Что вы нашли? – Дюран заерзал на кушетке, его глаза закатились от боли.

– В основном счета. Счета за телефонные звонки в гостиницы, где, как оказалось, останавливалась Вероника Лейк, – даже в Вене! Месячный счет клуба стендовой стрельбы, где не устают рассказывать, какой вы чудесный стрелок. Что еще? Оплаченные по «Мастер-кард» квитанции за авиабилет в Лос-Анджелес и обратно с прибытием туда за день до того, как там был застрелен известный нам всем кинопродюсер. В основном всякие мелочи, но вы знаете, как они дополняют друг друга. Особенно если у вас есть подозрения... Потом я нашел кое-что существенное, отчего многое встало на свои места. Счет из «Сайлент раннинг сервис» в Нью-Йорке. Известная фирма. Особенно если ты полицейский и знаком с такими вещами, как обслуживание богатых и знаменитых параноиков. Среди прочего компания продает аппаратуру для незаконного прослушивания телефонов. Поэтому я послал одного паренька взглянуть на телефон Сэма – бац! Угадайте, что обнаружилось? Ребятки, зачем это вы прослушиваете телефон Сэма? И я решил, что вы с ними заодно.

Прежде чем Дюран успел ответить, я вставил свой вопрос:

– Джон Лепойнт. Вам знакомо это имя?

Он посмотрел на меня, но не пошевелился и ничего не сказал.

– Он сидел в одной камере с вашим сыном в Синг-Синге.

– Нет, это не он. С ним вместе сидел насильник по имени Бобо Клефф.

– Клеффа за две недели до смерти Эдварда перевели в другую камеру, и на его место поселили Лепойнта. Я говорил с ним. Он сказал, что за два дня до смерти Эдвард признался в убийстве Паулины. Он сказал, что они с Паулиной поругались из-за вас. Она говорила, что вы пытались ее соблазнить, и... он ударил ее. Он убил ее... Но вы же знали это, верно? Знали, Эдвард? Все эти годы вы знали: ваш сын убил свою жену – из-за того, что вы пытались ее трахнуть. Просто и ясно. Он убивает Паулину, а вы тридцать лет спустя убиваете Веронику и Дэвида Кадмуса только для того, чтобы ваш сын выглядел невиновным. Но он был виновен! Да, Эдвард убил ее! Он ударил ее, столкнул в реку, где она утонула, и убежал. Вот истинная история, старый ублюдок! Вот о чем говорится в моей книге. Ты хотел историю о нем? Что ж, получай. Полная, презренная правда...

Я хотел сказать еще, но горло сжало, и я заплакал. Обо всех них – и от собственного изнеможения. Обо всех умерших.

– Ты убивал и других? Одну в Миссури, другую в... – Я махнул рукой и не смог закончить фразу.

Дюран сделал оскорбленное лицо:

– Больше я никого не убивал! Вы имеете в виду газетные вырезки, которые я показал в тот день? Я годами выискивал похожие убийства. Просеивал и отбирал. Между этими тремя было столько сходства, будто совершены по одному шаблону! Хорошее, надежное свидетельство. Мне было нужно убедить вас, Сэм. И мне это удалось. – Он старался не выразить на лице своих чувств, но я видел, что он сдерживает улыбку.

Фрэнни подтолкнул меня локтем:

– Расскажи ему, что еще говорил Лепойнт.

Дюран, не обращая внимания на Маккейба, смотрел на меня. В комнате были только его глаза.

Раздраженный таким невниманием. Маккейб выпалил:

– Что ж, тогда расскажу я. Лепойнт сказал, что ваш сын не повесился. Его убил один из людей Гордона Кадмуса.

Дюран издал вой, от которого я до сих пор холодею, стоит лишь вспомнить. Собачий вой угрызений совести, очищения, невообразимой муки и благодарности, которых он жаждал тридцать лет. Комната не могла вместить этого звука. Когда он замолк, в комнате повисла тишина – полная, абсолютная тишина. Дюран закашлялся, и когда поднес руки ко рту, на них и на халат упало несколько капель крови. Никто из нас не пошевелился.

Когда старик снова обрел дар речи, его голос напоминал скрип коньков по льду.

– Я знал! Я все время знал это! Я знал, что вы раскопаете это, Сэм.

– Зачем вы убили Веронику, Эдвард?

И снова в его голосе послышалось негодование:

– Потому что она представляла собой угрозу! Угрозу всему! Каждый раз, когда она входила в вашу жизнь, все останавливалось. Работа не шла! Когда она соврала, что связалась с убийцей, я понял, что это конец. Она становилась опасной, и кто знал, чего ожидать от нее дальше?

– А Дэвида Кадмуса? – тихо и спокойно спросил Фрэнни. Он прижимал к подбородку пробку от шампанского.

Дюран смотрел только на меня:

– Поначалу убийство Кадмуса было лишь частью плана, чтобы заставить вас взяться за книгу. Но потом, что вы только что сказали? Это правильно. Око за око, Сэм. Грехи отца. «Cave ignoscas». Бойся прощать. Я всегда знал, что Гордон Кадмус имел отношение ко всему этому. Потому-то я и стал хорошим юристом. Инстинкт. – На лице его отразилось торжество. – Не пора ли поесть? Ведь у нас столько вкусного.