Поцелуев мост
Шрифт:
– Куда рванула-то? – с очевидной усмешкой выдал Федос, когда усадил меня на стул на кухне.
Я имею в виду, что просторное, светлое помещение с вычурной мебелью белого цвета с позолоченной патиной, золотистыми ручками, вставками и краном отдалённо напоминало типовую кухню.
Невольно я огляделась в поисках какого-нибудь императорского величества, пусть самого завалящего, но наткнулась лишь на смеющийся взгляд Федоса.
– Куда побежала? Опаздываешь? – повторил он свой вопрос.
– Да, – кивнула я. Вполне уверенно, как мне показалось.
– Куда?
Федос
Накачанное, спортивное тело – просто просилось на билборд, пропагандирующий здоровый образ жизни и регулярные занятия фитнесом. Волосы на груди сходили на нет к солнечному сплетению, у пупка образовалась дорожка, которая убегала под махровое полотенце, конечно же, белое с золотым.
Многие утверждали, что Федос похож на Криса Хемсворта, только более «брюнетистый». Я так не считала. Федос был похож на Федоса и больше ни на кого, а Крису Хемсворту, при всей моей любви к нему, до Федоса как до Луны.
– На работу, – выпалила я и на всякий случай отвела глаза от белого полотенца.
Не то, чтобы я стеснялась или боялась увидеть то, что проступало сквозь махровую ткань, наоборот, было любопытно, но палиться на собственном интересе не собиралась.
– А, – глубокомысленно произнёс Федос. – Сейчас отвезу. Подожди меня.
Я выразительно кивнула, мне ответили недоверчивым прищуром.
– К стулу тебя привязать, что ли… – задумчиво протянул Федос, проведя пальцами по бритому подбородку.
– Это насилие! – пискнула я.
– Согласен, – ответили мне. – Не гуманно.
Со словами «не гуманно» Федос меня подхватил, как куклу, прижал к боку, удобно пристроил, оттащил в спальню, откуда я сбежала несколько минут назад, и устроил на кровати.
– Так надёжнее, – пояснил он. – Я буду одеваться, а ты рассказывай.
– Что рассказывать? – промямлила я, а потом и вовсе замолчала.
Потому что Федос скинул-таки полотенце и начал расхаживать по спальне, заглядывать в шкафы, комоды, поочерёдно кидая вещи на кровать, в центре которой сидела я.
Да-а-а-а, всё-таки я не ошиблась. Член у Федоса был что надо. Шикарный половой орган, прямо загляденье. Когда-то в академии мы бесконечно рисовали части тела, например, кисти рук, ухо, глаз. Уверена, агрегат, который я видела перед собой, был достоин той же участи – быть запечатлённым в веках штриховкой простого карандаша. Или в масле. А то и быть отлитым в бронзе.
– Чего бежать надумала? – ответил Федос, остановившись напротив меня.
– Спешу.
– Это я понял, – усмехнулся он, давая понять, что не очень-то он мне верит.
Нагнулся, надел футболку, потом спортивные носки. Трусы, с выразительной надписью на широкой резинке, остались лежать на покрывале, распластавшись белым пятном.
– А чего мы порозовели? – хрюкнул Федос. Нагло потряс тем, что выглядывало
из-под футболки. – Ночью не стеснялись на вкус попробовать, а сейчас глазки отводим.В моей голове пронёсся весь великий, могучий, нецензурный русский язык. Захотелось прикрыть лицо руками и телепортироваться… куда-нибудь, где я наверняка не встречу Федоса с его шикарным членом никогда в жизни.
– Проехали, – благодушно заявил Федос, наконец-то натянул трусы и тренировочные штаны. – Отвезу тебя, – напомнил он. – Только в кофейню заедем, хорошо? Я без кофе по утрам – труп. Пожрать не мешало бы. Энергии много потратил ночью, – нагло подмигнул, махнул рукой, показывая, что из спальни мне нужно выбираться на своих двоих.
Спустились с пятого этажа гуськом. Он впереди, я сзади, на всякий случай прикрывая лицо волосами. Вряд ли я сильно изменилась со дня переезда. Старожилы при встрече узнают, но хоть какая-то защита.
Оглядела двор, стоя на крыльце под старым кривым навесом треугольником. Как упала когда-то сосулька, так и остался навес покорёженным. Ничего не изменилось, скорей всего, если я окажусь в этом дворе через сто лет, всё будет точно так же: небольшой пятачок зелени в центре: газон, несколько вазонов с жухлыми клумбами. Желтовато-горчичный цвет фасадов домов, с облупившейся кое-где краской, а где-то свежевыкрашенные «пятачки», которыми закрашивали художества юных граффитистов.
– Пойдём, – махнул рукой Федос, показывая на припаркованный у стены автомобиль.
Машина у Федоса оказалась под стать квартире. Хорошо, что просто белая, без золотистой патины. Конечно дорогая, за сколько-нибудь миллионов сумасшедших тушканчиков. Я понятия не имела, сколько примерно стоит это средство передвижения, лишь понимала, что я вся, включая мои внутренние органы и недвижимое имущество, стою значительно меньше.
– О, привет! – услышала я прямо перед собой.
Второй раз за утро непереводимая игра слов пронеслась у меня в голове. На дворе ранняя рань, всего-то десять утра, зачем, спрашивается, Гоша потащился на улицу?
– Привет, – помахала я рукой.
– Соскучилась по родным местам?
– Да, – кивнула я.
Соскучилась, сил нет, как скучала. Вообще-то, если честно, по родному микрорайону я скучала. По рекам, каналам, мостам, по гранитным набережным, фасадам домов, всегда разным. Иногда вычурным, помпезным – на Английской набережной, до которой рукой подать. Иногда полуразрушенным, как навес над крыльцом парадной, откуда мы вышли. Только не могла предположить при каких обстоятельствах встретимся…
– Ну, бывай тогда. Спешу, – ответил Гоша, скользнув по мне привычным незаинтересованным взглядом.
Подошёл к Федосу, пожал руку, перекинулся парой слов и был таков.
Мы сели в машину, причём Федос галантно открыл мне дверь, а потом закрыл. Огляделась. Красивый всё же салон, лаконичный дизайн, удобные кресла.
Эх, почему одним достаётся всё, начиная с внешности, полового органа, роскоши дома, машины, а другим – ничего. Не то, чтобы я страдала без Федосовского члена, мне и без него неплохо жилось, но обидно стало, чёрт побери, обидно!