Поцелуй анаконды (Сборник)

– Трудно сказать что-либо определенное. Действительно, буквы очень похожи. Хотя небольшие отличия есть, но они почти незаметны. – Адвокат вновь склонился над письменным столом и, выудив оттуда картонку, принесенную из библиотеки, опять принялся сравнивать почерк. Через минуту он протянул ее Поляничко и сказал: – Смотрите, Ефим Андреевич, я обнаружил эту карточку в каталоге библиотеки, в ящичке «Естествознание». Здесь указана данная книга покойного Мавилло – «Анатомия ланцетника». Но чья-то рука вывела оскорбление, а другой человек его прокомментировал. Итак, первая надпись: «Грязный жеребец». Согласитесь, она очень похожа на почерк письмоводителя. А вторая – сильно от него отличается. Не находите?

– Вы правы, – рассматривая через лупу, согласился Поляничко. – По-вашему, это рука Каюмова?

– Думаю, да. Хорошо, если бы он это подтвердил. Однако нельзя исключать обратного: из страха, что эта улика совсем припрет его к стенке, откажется.

– А кто второй?

– Н-не знаю… Им мог оказаться инженер Вахтель, а мог быть и библиотекарь. Да кто угодно!

– Ага! – Поляничко покрутил правый нафиксатуаренный ус. – Вижу, вы тоже наслышаны об этих конфликтах?

– Естественно. Жаль только, что, если даже мы все-таки узнаем, кто же на самом деле здесь писал, нам это никак не поможет отыскать убийцу.

– Вот потому-то я к вам и пришел. К сожалению, никаких отпечатков пальцев на винтовке мы так и не обнаружили. Будто призрак действовал. Знаете, у меня сложилось мнение, что душегубство задумали трое: инженер Вахтель, библиотекарь Коркин и письмоводитель Каюмов. Ведь у каждого из них был свой мотив для убийства Мавилло. К тому же не всякий смог бы соорудить такое приспособление к винтовке Шарпа. Тут без технических знаний, которыми обладал инженер, не обойтись.

– Гипотеза вполне логичная, и я не стал бы сбрасывать ее со счетов.

– Так-то оно так, – засомневался в собственных словах полицейский, – но зачем тогда библиотекарь перед самым выстрелом задернул портьеры? Не вяжется это как-то со злоумышлением. Все-таки пуля, пробив два стекла и портьеру, уже потеряла достаточно энергии. И кто знает, остался бы жив Мавилло или нет, попади она ему не в голову, а, к примеру, в плечо?

– Доктор сказал, что Каюмов всегда зашторивал окна с наступлением темноты. Да и я, как постоянный посетитель читальной залы, это не раз наблюдал. Тут, скорее, наоборот: не сделай он этого, на него бы первого пало подозрение.

– Ваша правда, – кивнул полицейский. – Я могу взять эту карточку?

– Безусловно. Я для вас ее и прихватил.

– Премного благодарен.

– Пустое, чего уж там… Меня мучает вопрос, на который у меня пока нет ответа. Когда я вошел в залу сразу после убийства, я машинально отметил в уме, что перед покойником лежали восемь книг. Часть в стопке, часть – нет. Я это хорошо помню. А в формуляре убитого указано только семь. Если я прав, то куда делась восьмая? И что это была за книга? Кому понадобилось от нее избавляться? Если даже допустить, что ее принес Мавилло, тогда она должна была бы остаться в его вещах. А там, насколько мне известно, никаких книг не имелось. Была только его тетрадь. Как сказал Ксаверий Нифонтонович, в самом верху стопки лежала «Анатомия ланцетника». Эту монографию написал когда-то покойный. Так вот она была вся залита кровью, и потому ее пришлось выбросить. Получается, на сегодняшний день в библиотеке осталось лишь шесть книг, выданных директору гимназии, а не семь, как должно было быть. А куда делась восьмая?

– Для ответа на этот вопрос мне понадобится не более двух минут. Вас такой вариант устроит? – подкручивая левый ус, хитро осведомился сыщик.

– Вполне, – улыбнулся Ардашев.

– Позволите воспользоваться вашим телефоном?

– Конечно, прошу.

Поляничко поднял трубку и, дождавшись соединения, произнес:

– Извольте соединить с нумером два тридцать шесть… Да… Цезарь Аполлинариевич… это Поляничко… А не могли бы вы поднять фотографические карточки из дела по убийству Мавилло?.. Хотелось бы уточнить, сколько книг лежало перед убитым: семь или восемь? …Да-да, жду… Семь? Как и в протоколе осмотра? Вы уверены? Точно? А названия… названия можете прочитать? Не разобрать? Вероятно, те же, что и в протоколе, да? …Ясно… Премного благодарен. Выручили. До свидания.

– А вот на этот раз вы ошиблись, – вымолвил сыщик. – На фотографии семь книг; названия те же, что и указаны в протоколе осмотра места происшествия.

Присяжный поверенный поднялся, прошелся по кабинету и, глядя в окно, изрек:

– Все-таки надо ехать в Одессу.

– Куда?

– В Одессу, Ефим Андреевич. – Он бросил взгляд на большие напольные часы и добавил: – Я еще успею на сегодняшний последний поезд до Кавказской. Он, если я не ошибаюсь, отходит через два часа. Надеюсь, дней через пять я вернусь, и тогда все станет на свои места.

– Что ж, не смею задерживать, – поднимаясь, пробурчал Поляничко. – От вас сейчас все равно ничего не добьешься. Очень надеюсь, что о ваших успехах первым узнаю я, а не газетчики.

– А разве я вас когда-нибудь подводил?

– Упаси боже! Если бы не вы, я …

– Да бросьте! – перебил Ардашев. – Отыщем убийцу, не сомневайтесь. Вы первым обо всем узнаете.

– Главное, чтобы не все трое были замешаны, а то стыд-то какой для всего города будет, – покачал головой Поляничко. – Ведь все порядочные люди… Я и в церкви с ними вижусь, и раскланиваюсь при встрече. – Он махнул рукой. – Ладно, пойду, не церемоньтесь со мной, не провожайте, дорогу в переднюю я знаю. А у вас времени в обрез… Да храни вас господь!

Когда за гостем закрылась дверь, Клим Пантелеевич снял с полки принесенную из библиотеки книгу, сел за письменный стол и принялся ее листать.

4

Солнце, пробиваясь сквозь ватные тучи, выхватывало из морской глади большие неправильные куски серой воды и, наполнив их светом, будто подмешав синьки, придавало скучному цвету бирюзовый летний вид. На набережной фланировала беззаботная публика. Город, вырвавшийся из недавнего августовского пекла, теперь казался тихим и спокойным. Бархатный сезон был в самом разгаре.

Клим Пантелеевич прибыл в Одессу всего несколько часов назад. Легкая прогулка после долгого путешествия и чашечка кофе в уличном кафе взбодрили и придали новых сил. Ардашев щелкнул крышкой золотого «Мозера»: хронометр показывал без четверти десять. «Ну что ж, – мысленно рассудил присяжный поверенный, – самое время отправиться на встречу».

Извозчик оказался неподалеку, и чалая лошадка споро побежала по мостовой. Пассажир достал из кармана синюю коробочку с надписью «Г. Ландрин. Монпансье. Смесь». Выбрав розовую конфетку, он отправил ее в рот и предался размышлениям: «Если подозрения оправдаются, то в моей практике это дело станет вторым, когда смерть настигает из прошлого. Я совершенно уверен в том, что все наши дурные поступки не уходят в вечность, а копятся десятилетиями. И когда их количество достигает критического уровня, господь наказывает: он убирает последнего представителя поколения, допустившего злодейство. Причем в общую копилку грехов попадают деяния не одного человека, а целого рода. И совершенно неважно, что тот или иной дурной поступок не упоминается в «Уложении о наказаниях». Достаточно того, чтобы человек осознал, что совершил мерзость. Стоит ему только об этом подумать, как всевышний тут же поставит метку».

Экипаж остановился у помпезного трехэтажного здания. Вывеска над вторым этажом гласила: «Императорский Новороссийский университет».

5

Николай Петрович Нижегородцев расхаживал по читальной зале и нервно покашливал. Такое состояние он испытывал с того самого момента, когда рано утром заголосил механический дверной звонок, и почтальон вручил конверт с телеграммой из Одессы. Присяжный поверенный просил сегодня, к семи пополудни, собрать в читальной зале публичной библиотеки всех тех, кто присутствовал во время убийства директора первой мужской гимназии, в том числе и арестованного письмоводителя Каюмова. Из официальных чинов приглашался только Ефим Андреевич Поляничко. Все уже были на своих местах. Угрюмый Каюмов в мятом сюртуке и несвежей сорочке примостился рядом с начальником сыскного отделения. Малые ручные цепочки с его запястьев были сняты. Арестант молча уставился в пол. Минутная стрелка на напольных часах приближалась к цифре «7». Никто, кроме Поляничко и доктора Нижегородцева, кажется, не догадывался, зачем их сюда пригласили.