Поцелуй богов

Джон чмокнул ее в щеку, но Дороти запрокинула голову и присосалась вывороченными губами к его рту; маленький, остренький язычок толкался ему в зубы. Джон освободился, и оба посмотрели на Петру. Все это было проделано ради нее. Петра улыбнулась и моргнула, а Дороти так и забыла убрать ладонь с бедра Джона.

На этом все бы и закончилось, если бы не счет. Презренный счет потребовал не менее сорока минут, пока извлекались скомканные пятерки, брякали десятипенсовики, разглядывались клочки бумаги и люди по восемь раз вспоминали, что они съели. А потом вывалились в прохладу ночи и разошлись каждый своим путем.

— С днем рождения!

— С днем рождения!

Потому что надо кричать на улице «С днем рождения!», если у кого-то день рождения. Таково особое правило, таков закон. А такси не было, поэтому они возвращались пешком.

— Та-ра-ра! Вот мы и дома! — Петра извлекла из холодильника супермаркетовскую бутылку водки. — Рюмочку на ночь!

Глаза Дороти остекленели и косили.

— Правильно, — поддержала она без всякого энтузиазма. Ее новая прическа топорщилась на затылке, а на новом лифе виднелись следы шоколада и кофе. Жизнь кончилась, так что можно и выпить.

— Знаешь, — Джон подавил зевок, — я, пожалуй, пойду спать.

— Нет-нет, — заныл нудный голос, — сегодня мой день рождения. Мы непременно выпьем.

— О’кей. По одной. Есть апельсиновый сок? — Апельсинового сока не оказалось. Джон разбавил спиртное из-под крана. Дешевая водка и лондонская водопроводная вода — отвратительнейшее пойло на свете, вечерний напиток бедняка, порцион для читающих «Тайм аут» классов, постельный коктейль. Джон почувствовал дурноту.

— С днем рождения, Дороти.

— С днем рождения. Все было здорово.

— Да, здорово.

— Я в самом деле лягу.

Джон почистил зубы, разделся и скользнул между нейлоновыми простынями. Комната легонько покачивалась. Он слушал женские голоса из соседней комнаты и начал уже отключаться, когда дверь с треском отворилась.

— Да-да-да… Да-да-да…

Они стояли в изножье кровати. Обе раздетые, или скорее ню, и тоже тихо покачивались. На Дороти были панталончики — коротенькие праздничные панталончики из молочно-белого шелка с влажным пятном в промежности. Они принимали позы и хихикали.

Джон обалдело смотрел на эту картину, от которой хотелось сжечь все кровати на свете. Конечно, идея Петры: решила, что рядом с Дороти ее тело выглядело выигрышно. На самом деле они казались женским воплощением Лорела и Харди [35] . Петра — бесполая, чахлая. Дороти — комковатая, неухоженная, дородная, серая. Маленькие груди болтались, дряблый живот свешивался над эластичным поясом, на бедрах отметины, словно брызги мокрого цемента, пухлые колени похожи на концы колбасных батонов. Все ее крайние части мерцали люминесцентным отсветом — угреватое лицо и кисти, красные, коротенькие пальцы ног и желтовато-коричневатые плечи. Невероятно, недостойно жалости и любви и нелюбимо. Тело напрокат, на одни сутки — койка и завтрак.

35

Лорел (настоящее имя Артур Джефферсон; 1890–1965) и Оливер Харди (1892–1957) — американские комики, выступали в амплуа худощавого недотепы и уверенного толстяка.

Петра прыгнула в кровать и тяжело навалилась на Джона. Поцеловала и прошептала:

— Это ей сюрприз на день рождения. Она будет спать с нами. — И повернулась к подруге: — Забирайся, Дороти.

Дороти казалась в стельку пьяной, но тем не менее бравада с нее слетела. Она остыла и насупилась.

— Ты согласен, Джон?

Что ответить? Что тут можно сказать? Женщина приводит приятельницу и предлагает покувыркаться втроем в постели. Ну не мечта ли? Каждый мужчина на это клюнет.

Петра откинула простыню.

— Вот ты где! Отчего такой грустный? Ну-ка, встряхнись. — Она потянула Джона за член.

— Петра, ради Бога!

— Дороти, снимай трусики.

Та спустила панталоны, но они застряли на ее авокадовых поджилках, обнажив сероватый лоскуток хомячьей шкурки на лобке. Сама же Дороти то ли прыгнула, то ли рухнула на кровать.

— Не хочешь покусать? — Петра предлагала пенис Джона, словно ломтик поджаренного хлеба с закуской.

— Может, через минутку. — Голос прозвучал ворчливо и по-детски тонко.

— О’кей. Тогда смотри. Присоединишься, когда пожелаешь. — Петра запечатлела театральный поцелуй, но глаза не закрыла и внимательно следила за Джоном. Потерлась о его ногу, застонала и сползла вниз, больно покусывая. Потянулась к члену и зажала его меж зубами, как сигару. — Иди, — позвала она толстушку. — Садись ему на лицо. Умрешь от удовольствия. Я тебе говорила, он настоящий ас работать языком.

— Петра, не знаю, — глухо прокаркала Дороти.

— Не сомневайся. Это тебе подарок. Сегодня твоя ночь. Делай все, что захочется. Ты ведь всегда на него заглядывалась.

— Петра! — Умоляющий возглас.

— Заглядывалась. Сама мне говорила.

— Ты мне обещала.

— Он все знает. Они всегда знают. Не сомневайся.

— Не надо. Она не должна. — Джон изо всех сил пытался остановить происходящее.

— А ты заткнись. Не твоего ума дело. Давай. — Петра тянула Дороти до тех пор, пока та не встала на колени у его головы.

Приподняла колено и устроилась, точно наседка на круто сваренных яйцах.

Бедная Дороти. Что сделать? Что сказать, чтобы не испортить все еще больше? От нее тянуло плесенью и кислым, а на вкус отдавало уксусом, мочой и влажной присыпкой. Потертые прыщавые ягодицы укутали щеки, мясистая плоть заткнула нос, жесткие волосы терлись о подбородок. Ее казалось очень много. Складки и интимные филиграни, нежные, витые, как морские водоросли, хрящики колебались у рта.

Джон силился вздохнуть, но в рот лезла кожа и мясистые округлости. Он попытался приподнять сальную подушку зада и пробиться к воздуху, но напрасно. Он понимал, что трахнуть это невозможно. Что скорее всего вообще после этого никого не сможет трахнуть.

Петра приникла к его уху.

— Ну давай же, лижи. У нее никогда не случалось оргазма. Да, Дороти? Никак не удавалось.

Наверху, над ними, послышалось мычание.

— Вперед, Джон. Оргазм — это мой ей подарок. — Она мяла его обвислый член. — Какой ты бесполезный.

Он почувствовал, что Петра слезает с кровати, и минутой позже комната огласилась яростным визгом электромотора. Истерично выли передачи. Внезапно возникли воздух и свет, и Джон утер испоганенное лицо тыльной стороной ладони. Дороти лежала на спине, а Петра приподнимала ее грузные ноги, а в другой руке сжимала мерзкий притупленный предмет, дубинку вожделения, палицу Купидона, чудовищный вибратор.

— Вот это враз сработает. Ты мигом поплывешь. — Петра вонзила предмет в красную промежность подруги. Подалась вперед и нажала.