Поцелуй дьявола

Она замолчала и подняла глаза. Проследив за ее взглядом, Джимми увидел парящих в воздухе грифов, которые явно заметили повешенного и поджидали, когда люди покинут это место.

— Это ужасно! Это настоящая дикость! — воскликнула Скай. Она медленно развернула лошадь. Проводники с видимой неохотой следовали за ними. Скай подъехала к ним поближе.

— Кто это сделал? — спросила она. — Кто осмелился на эту зверскую выходку?

Она указала на дерево с повешенным. Оба юных проводника посмотрели в указанном направлении и обменялись понимающими взглядами. Один суеверно перекрестился, второй быстро огляделся по сторонам, словно пытаясь разглядеть, где затаился враг.

— Кто мог сделать такое? — требовательно повторила Скай.

Юноши снова посмотрели друг на друга, и один из них явственным шепотом, как будто говоря для самого себя, произнес:

— El beso del Diablo!

— Поцелуй дьявола? — переспросила Скай, переведя его слова с испанского. — Что это значит?

— Я бы не советовал тебе задавать слишком много вопросов, — понизив голос, предупредил Джимми.

— Но я хочу знать, — упрямо заявила Скай. — Такое нигде не должно происходить без каких-либо объяснений, ни в Марипозе, ни в какой другой стране! Разве не так?

— Мы ничего не знаем, сеньорита, — ответил тот проводник, что постарше. — Нужно возвращаться обратно. Дальше ехать нельзя. Запрещено.

— Кем запрещено? — спросила Скай.

— Не знаю. Но только запрещено!

Его лицо приняло упрямое выражение, которое Джимми не раз наблюдал практически во всех странах, когда местные жители хотели избежать разъяснений. Он слишком хорошо знал, о чем свидетельствуют подобные уловки. Дальнейшие расспросы ни к чему не приведут.

El beso del Diablo! — снова прошептал проводник помоложе, но его товарищ властно велел ему замолчать.

Какое-то мгновение казалось, что ссоры не избежать — младший что-то ответил старшему, и они принялись кричать друг на друга, напоминая двух разозленных щенков. Затем их перебранка прекратилась так же внезапно, как и началась. Они развернули лошадей и, пустив их в галоп, ускакали туда, откуда приехали.

И Скай, и Джимми настолько были удивлены их поведением, что не могли вымолвить ни слова, не говоря уж о том, чтобы принять какое-нибудь решение. Затем оба одновременно повернули головы и поняли причину, заставившую проводников столь поспешно покинуть их. К месту, где они стояли, на всем скаку приближалась группа всадников.

Кто это? — спросила Скай.

Представления не имею, — тихо ответил Джимми. — Но, полагаю, нам не стоит от них убегать. Давай лучше отправимся им навстречу, приветливо улыбнемся и будем держаться открыто и дружелюбно. И ни в коем случае не станем задавать им никаких вопросов!

С этими словами он пустил свою лошадь вскачь, направляясь к приближавшейся к ним кавалькаде. Скай последовала за ними, держась почти бок о бок. На первый взгляд ничто не предвещало опасности. Странно, чем эти всадники так напугали проводников?

Когда они подъехали ближе, оказалось, что это простые гаучо — местные пастухи. Их одежда являла собой безвкусное сочетание старого и нового — сомбреро с огромными полями, шаровары, именуемые по-испански бомбачос, заправленные в сапоги для верховой езды, и фабричного производства твидовые куртки. Вид у них был вполне прозаический, ведь сегодня гаучо выглядят романтично и немного помпезно лишь во время праздников и народных гуляний.

Когда они приблизились, Скай и Джимми заметили, что один из всадников не похож на остальных. Он ехал в центре, и было без слов ясно, что это предводитель. Одного взгляда на его красивое, с орлиным профилем лицо было достаточно, чтобы понять: это человек властный и крайне незаурядный.

На шее у него был небрежно повязан красный шейный платок. Он был одет в спортивный, европейского кроя твидовый костюм и начищенные до блеска сапоги для верховой езды. Все это свидетельствовало о том, что он много времени проводит в седле. В руке он сжимал ребенке — хлыст для верховой езды, который, как и стремена и седло, был инкрустирован серебром. Кем бы ни был этот незнакомец, он, несомненно, являлся старшим среди всадников, их предводителем.

Когда Скай и Джимми оказались с пастухами лицом к лицу, дипломат вежливо приподнял шляпу:

— Buenos dias, Senor!

Какое-то время всадники молча смотрели на иностранцев, затем главный гаучо произнес:

— На эти земли въезжать запрещено. Вам следует немедленно вернуться в Хакару!

В его низком голосе прозвучали властные нотки.

— Мы иностранцы, — спокойно объяснил Джимми, — а потому приносим свои извинения за то, что невольно оказались там, где не следует. Простите нас, сеньор. Мы немедленно вернемся в Хакару, как вы нам и предлагаете.

И он развернул лошадь. Скай в отличие от него оставалась на прежнем месте.

— Эта земля принадлежит вам? — спросила она.

Предводитель гаучо посмотрел на нее так, будто только что увидел. Его глубоко посаженные темные глаза внимательно и цепко глядели из-под широких полей сомбреро, словно он пытался запомнить ее лицо до самой последней черточки.

— Эта земля принадлежит жителям Марипозы! — высокомерно ответил он.

Слова сами по себе были достаточно просты, но в них прозвучал нескрываемый вызов. Взгляды незнакомца и Скай встретились, и девушка впервые в жизни заметила, что мужские глаза смотрят на нее не с привычным восхищением, а, как ей показалось, с нескрываемым неудовольствием. Кроме того, в их выражении было нечто такое, чему она сейчас не в состоянии была дать точное определение. Забыв об осторожности, забыв, что их проводники в страхе бежали при виде этого человека, Скай движением головы указала на висевшего на дереве мертвеца.

— А это тоже принадлежит жителям Марипозы?

Выражение лица незнакомца нисколько не изменилось. Разве что глаза чуть сощурились. Ожидая его ответа, девушка размышляла над тем, что же он ей скажет.

— Таким образом, сеньорита, в Марипозе наказывают предателей! — негромко ответил незнакомец.

Скай никогда не думала, что можно так много выразить всего в нескольких коротких словах — жестокость, презрение, тирания! Она буквально физически ощущала его гордость и испытывала презрение к его высокомерию, прекрасно понимая в эту минуту, кто виноват в смерти повешенного.

Ей хотелось сказать много больше, хотелось бросить вызов его праву вести себя подобным образом, сказать ему, что она думает об этом преступлении. Однако прежде, чем она успела открыть рот, до нее донесся голос Джимми:

— Уезжаем, Скай! И как можно быстрее!

Он произнес это по-английски, и хотя всадники наверняка не знали этого языка, они, несомненно, поняли по его тону, что это приказ, и слегка расслабились. Скай даже показалось, что старший гаучо усмехнулся.

— Правильно, — сказал он. — Уезжайте отсюда, как и полагается маленькой послушной девочке, и не вмешивайтесь в дела, которые вас не касаются.