Поцелуй Фемиды

— А что, есть какие-то сомнения? — наконец выдавил из себя виновник торжества.

— Да нет, — пожал плечами Белов. — Просто я не при делах. Вот и уточнил — на всякий случай.

— Я, бля, даже газет не читаю, а не то, что с журналистами знакомство водить. — Вернулся Грот к прерванному разговору.

— А доказательства? — спросил кто-то из пассажиров.

— Говорят, мол, свидетель какой-то нарисовался, который видел меня возле заводоуправления, в тот вечер, когда там замочили этого… корректора — ептыть — редактора.

— А-ты?

— А я говорю, мол, тыщу свидетелей приведу, которые меня там не видели.

Слушатели дружно заржали. Печальный Дуба, который не принимал участия в пирушке и все это время лежал на верхней шконке, расстраиваясь оттого, что ему повезло меньше, чем Семену, неожиданно подал голос:

— А ты типа там не был и никого не убивал?

— А то! — Грот с неудовольствием покосился на Дубу. — Вот и Саня Белый может это подтвердить. А, Белый? Ты ведь меня там не видел? Пойдешь в свидетели, что не видел?

— По поводу тебя, Грот, я ни в чем ручаться не стану. Даже если спросят меня, есть ли у Грота борода, я и то скажу: «А хер его знает, может, она фальшивая».

Дружный хохот сотряс стены камеры. Грот с честью выдержал удар, подождал, пока публика успокоится, и сделал следующий ход:

— Слушай, Белый, мне только щас в голову пришло. А, может быть, ты сам этого жирного урода замочил? А что? Ты там был, с журналистом полаялся. И мотив у тебя был: этот журналист против тебя чего-то серьезного накопал…

— Может, я. А может, и не я, — отозвался Белов. — Только я одного понять не могу. Если ты с журналистом не был знаком, откуда знаешь, что он был урод, да к тому же и жирный? И про компромат на Белова — он что, сам тебе успел наболтать?

Все сообразили, что шутки кончились и разговор пошел серьезный. По инерции раздалось несколько смешков, но они быстро сошли на нет. Грот резко оборвал разговор. А участники закончившегося праздника один за одним расползались по своим углам.

Улучив момент и понизив голос так, чтобы этого не было слышно остальным, Грот подошел к Саше и сказал:

— Одно запомни, Белый. Тут тебе не Москва и не офис заводоуправления. Так что фильтруй базар.

— Угрожаешь?

— Упаси боже! — Грот вскинул руки, шутливо изображая, что сдается. — Я не злопамятный. Я просто злой, и у меня хорошая память. Ты можешь ночью упасть с нижней шконки и разбиться насмерть. Или в петлю полезешь; Все понимают, как тебе тяжело. «Суицид» называется по-научному.

Даже если бы и не прозвучала эта прямая угроза, Белов имел все основания опасаться. Похоже, что судебный процесс не принесет затеявшим его желаемого результата. Попытки сломить Сашу и заставить утопить самого себя так же до сих пор не дали заметного результата. Доводы обвинения разваливаются, как карточный домик. Остается одно самое простое и эффективное решение: устранить его физически. И Гроту, судя по всему, отведена в этом деле главная роль.

XXIX

После отбоя Саша тщательно продумал варианты развития событий. В углу камеры, где была его шконка, темно. В изоляторе хронически не хватало лампочек, именно в этот день перегорела третья из четырех положенных на большую камеру лампочек. Ее тусклый свет выхватывал из темноты только небольшую часть помещения, прямо у двери.

Александр улегся поверх одеяла таким образом, чтобы в любую секунду можно было сгруппироваться и отразить нападение. Согнутую в локте руку положил на лоб, защищая голову от удара и горло от захвата. Так можно было немного отдохнуть, не выключая слуха и отслеживая малейшие отклонения в хоре храпа, свиста и посапывания сокамерников.

Перед глазами прошла череда образов. Ярослава, прикорнувшая без сил на дне своего, похожего на карцер, внутреннего мира. Тетушка, которая вращает планету голыми руками, как господь бог, хотя силы уже на исходе. Ваня Белов, открывающий страничку электронной почты и не находящий, в который раз, в ней послания от отца. Ольга, продолжающая свое бессмысленное плавание по жизни и потерявшая из виду все берега… Забытые и не забытые лица, живые и давно умершие люди обращались к нему, напоминали" ему о долгах и об ответственности, от которой его, Белова, не могла освободить даже тюрьма. Неожиданно перед ним возникло лицо Космоса с гримасой ярости — такое, каким оно было накануне выборов Саши в Государственную думу. «Пойми, ты им нужен мертвым!» — глухим голосом сказал он.

Саша очнулся и прислушался. В общем фоне — звуков что-то изменилось. Храп спящего неподалеку одутловатого и явно нездорового мужика, которого считали стукачом, поменял тональность. Потом Белов услышал шорох. Он сознательно не менял позы, чтобы не спугнуть крадущегося, но слух его обострился до предела. О том, что нападение будет совершено, он догадался по едва уловимому колебанию воздуха. Когда невидимый противник завис над его шконкой, Белов мысленно досчитал до десяти и резко двинул нападавшего ребром ладони. Сдавленный крик подтвердил, что он попал, куда требовалось, в шею. В ту же секунду он прыгнул на упавшего на пол Грота, перевернул его на живот и провел удушающий захват.

— Только пискни, и тебе конец, — шепнул он ему в самое ухо.

Белов вырвал из руки нападавшего кусок веревки. Замечательно! Отбить у Грота охоту дальнейшим действиям он сможет легко и, можно сказать, эстетично. Об этом способе Саша читал в каком-то милицейском детективе. Достаточно связать мизинцы противника за его спиной, и его «лояльность» обеспечена. Поэтому удавка, предназначавшаяся для его, Белова горла, в этой ситуации просто подарок!

Кончай температурить, Белый, — прохрипел Грот, как только у него появилась возможность издать звук. — Надо переретерть… — Ему не удалось восстановить дыхание, поэтому он не сопротивлялся, когда Саша связывал ему руки, вернее пальцы, его же удавкой.

— Тaк ты, братан, оказывается, поговорить пришла. А я не сразу въехал, — с этими словами Саша приподнял заломленные за спиной руки Грота и подождал, пока тот застонет от боли. — Ну, давай, колись, кто тебя послал?

Ответить Гроту помешали его шестерки, которые с опозданием кинулись ему на помощь. Но тот остановил их кивком и велел не вмешиваться.

— Мне, Белый, надо отсюда ноги делать, — сказал Грот интимным шепотом, — с этим журналистом я попал крепко. Даже если «вышку» совсем отменят, мне, кроме пожизненного, рассчитывать не на что…

— А меня, стало быть, за компанию, в подельники приглашаешь?

— Ну…

— А вот хрен тебе. Мне в тюряге нравится — устал я от крупного бизнеса. А здесь кум за меня думает, никакой ответственности…

— Это тебе хрен! Есть базар: тебе отсюда живым не выйти. Замочат по-любому, не дожидаясь никакого суда.

— Откуда знаешь?

— Птичка на хвосте принесла: ты труп, Белый.

— Щас мы эту птичку за клюв подергаем, — Саша надавил Гроту на затылок, одновременно заламывая ему руки. — Не шуми, лучше вспоминай, как звали птичку.