Поцелуй Мистраля

Я улыбнулась в ответ на его смех, и хор мужских смешков по всей комнате меня поддержал. Такой смех заразителен. Кто-то смеется, и ты невольно смеешься с ним вместе.

– Ты только держишь кубок в руке, – сказал Рис, – а я уже смеюсь с тобой вместе. Ты сотни лет не мог так смешить.

Страж повернулся к нам мальчишески красивым лицом со шрамами на месте одного трехцветно-голубого глаза.

– Пей, и узнаем, много ли осталось от того тебя, – или не пей и оставайся тенью и предметом шуток.

– Посмешищем, – сказал Аблойк.

Рис кивнул и подошел к нам. Белые кудри спадали ему до пояса, одевая самое мускулистое тело в королевской страже. Правда, онбыл и самым низеньким из стражей – чистокровный сидхе всего в пять футов шесть дюймов ростом, неслыханное дело.

– Что тебе терять?

– Я должен попытаться. Должен взять себя в руки. – Аблойк смотрел Рису в Глаза так же пристально, как только что смотрел на меня, – словно от того, что мы скажем, зависело все на свете.

– Если тебе только и нужно, что очередная бутылка или пакетик порошка, – отступи. Отойди в сторону и уступи кубок другому.

Лицо Аблойка исказилось страданием.

– Это мой кубок. Честь меня прежнего.

– Бог не назвал твое имя, Эйб, – напомнил Рис. – Он велел ей передать кубок, но не сказал кому.

– Но он мой!

– Только если ты era примешь. – Рис говорил тихо, хоть и отчетливо, и с таким участием, словно страхи Эйба были ему понятны много лучше, чем мне.

– Он мой, – повторил Эйб.

– Так пей, – сказал Рис. – Пей и будь весел.

– Пей и будь проклят, – огрызнулся Эйб.

Рис тронул его за руку.

– Нет, Эйб. Повтори и попытайся поверить: "Пей и будь весел". Я чаще, чем ты, видел, как возвращались к силе. Твое отношение на это влияет или может повлиять.

Аблойк шагнул назад, но я поднялась с кровати и встала перед ним.

– Ты все сохранишь, чему научился за долгие годы печали, но вернешься к себе. Станешь прежним собой, но старше и мудрее. Дорогой ценой доставшаяся мудрость зря не пропадет.

Он поглядел на меня такими темными, такими прозрачными глазами:

– Ты велишь мне пить?

Я помотала головой.

– Нет. Я хочу, чтобы ты отпил из кубка, но решить должен ты сам.

– Ты мне не приказываешь?

Я опять покачала головой.

– У принцессы весьма американские представления о свободной воле, – заметил Рис.

– Считаю комплиментом, – сказала я.

– Но... – выговорил Эйб.

– Да, – подтвердил Рис. – Это значит, что все зависит только от тебя. Твой выбор. Твоя судьба. Все в твоих руках. Хватит веревки, чтобы повеситься, как говорят.

– Или чтобы спастись, – добавил Дойл, тоже подходя к нам – высокая тень рядом с белоснежным Рисом. Мы с Аблойком стояли между черным и белым. Рис когда-то звался Кромм Круах, он был богом смерти и жизни. А Дойл, главный убийца на службе королевы, был прежде богом-целителем Ноденсом. Два бога стояли рядом с нами, а когда я подняла взгляд к Аблойку – в глазах у него мелькнула смутная тень, тень того, чье лицо показалось на миг под капюшоном плаща на том холме.

Аблойк поднял кубок – прямо в моих ладонях. Мы подняли кубок вместе, и страж нагнул голову. Губы долю мгновения помедлили у края кубка, и Аблойк сделал глоток.

Он запрокидывал кубок все больше, так что упал под конец на колени – но не вынул его из моих рук, – и осушил кубок одним долгим глотком.

Запрокинув голову и закрыв глаза, стоял он на коленях. Спина у него выгнулась, и Аблойк лег на лопатки в море собственных полосатых волос, но ноги не распрямил. Он лежал несколько секунд совершенно неподвижно, и я испугалась. Я ждала, чтобы он пошевелился. Я ждала, чтобы он задышал – но он не дышал.

Страж был похож на спящего, только ноги неестественно подвернуты. В такой позе не спят. Лицо у него разгладилось, и я вдруг осознала, что у Эйба – одного из очень немногих сидхе – были тревожные морщины у глаз и губ. Во сне морщины исчезли. Если, конечно, это был сон.

Я опустилась на пол рядом с ним, так и держа кубок. Наклонившись, я тронула его лицо. Никакой реакции. Я погладила его по щеке и прошептала:

– Аблойк...

Глаза вдруг распахнулись, и я ахнула от неожиданности. Он схватил меня за руку – ту, что я прижала к его щеке, – а второй рукой обвил мою талию. Он сел, а может, встал на колени одним сильным движением, сграбастав меня в охапку. Он засмеялся – и уже не тем призрачным смехом, отзвуком того, что звучал в моем сне. Его смех залил все вокруг, и все рассмеялись с ним вместе. Вся комната звенела веселым мужским смехом.

И я смеялась с ним – с ними со всеми. Нельзя было не рассмеяться при виде такой откровенной радости. Аблойк наклонился, преодолев последние дюймы расстояния между нашими губами. Я знала, что он хочет меня поцеловать, и хотела того же. Хотела, чтобы его смех звучал во мне.

Губы прижались к моим. Стражи вокруг заорали что-то громкое, веселое и грубоватое – и очень мужское. По нижней губе легонько пробежал язык, и я приоткрыла губы. Он вонзился мне в рот, мгновенно заполнив его ароматом, вкусом яблок и хмельного меда. Нет, кубок не просто был символом Аблойка. Он сам и был кубком – или его содержимым. Он проталкивал язык все глубже, так что мне пришлось широко открыть рот, чтобы не задохнуться. И казалось, будто я глотаю густой, золотистый хмельной мед. Он был кубком, опьяняющим кубком.

Он уже накрыл меня своим телом, но не мог ни целовать меня как прежде, ни вжаться в мою наготу. Слишком высокий – а я слишком маленькая. Он вжимал меня в меховой ковер, устилавший каменный пол, и мех щекотал мне спину, словно лаская меня вместе с Аблойком, превращая каждое его движение в изысканную ласку.

Кожа у нас обоих начала светиться, словно мы проглотили луну в самый разгар ее зрелой полноты, и лунный свет лился сквозь наши тела. Белые пряди в волосах стража окрасились неоново-голубым сиянием, и только серые глаза оставались почему-то темными. Я знала, что мои глаза сияют, все три кольца – травяно-зеленое, светло-нефритовое и горяще-золотое. Знала, что все три кольца моих радужек изливают свет. Я ловила боковым зрением алые отблески собственных волос: они в такие минуты горели гранатовым пламенем.

А его глаза походили на глубокие темные пещеры, куда не попадает свет.

До меня дошло, что мы уже не целуемся. Что уже довольно долго мы просто таращимся в глаза друг другу. Я приподнялась и обняла его – забыв, что так и держу в руке кубок. Реликвия коснулась голой спины Аблойка. Страж вздрогнул и выгнулся, и кубок пролился прямо на него. Густая прохладная жидкость потекла по нему и по мне, залив нас золотистой волной.

По телу Аблойка пробегали голубые светящиеся линии. Мне не удавалось понять, то ли они вспыхивали под кожей, в глубине тела, то ли на поверхности сияющего торса. Страж поцеловал меня. Поцеловал долгим глубоким поцелуем, и теперь хмельным медом от него не пахло. Поцелуй был настоящий, со вкусом губ и языка, с покусыванием нижней губы. А мед лился по нашим телам, расплываясь вокруг золотистой лужей. Мех под нами слипся под золотой волной.