Поцелуй на берегу

— А мне кажется, что по сути ничего не изменилось. Мужчины до сих пор решают все за нас и считаются сильным полом. Отцы до сих пор выбирают женихов своим дочерям, — здесь она с волнением запнулась, вспомнив своего отца, — а женщины стараются найти себе подходящего мужчину, чтобы он смог добыть мамонта при случае.

— Мамонта?

— Конечно! Это из глубины тысячелетий… Но я — не такая!

— Да? Вы не из глубины тысячелетий?

— Нет! Вы прекрасно понимаете, о чем я.

— Ну а почему вы решили высказать все это именно сегодня и именно мне — постороннему человеку?

На самом деле ему было все равно почему. Он уже начал скучать. Одно дело, когда девушка зовет тебя на ночной берег с известным продолжением, и совсем другое — когда она вместо этого принимается о чем-то рассуждать. Не нужно знать историю развития прав женщин, чтобы с уверенностью сказать: ни один мужчина в здравом уме (и хорошем физическом самочувствии) не потерпит такой подмены! И ладно бы просто так рассуждать, он в общем-то был готов провести вечер за разговором. Возможно даже, это стало бы первой романтической прогулкой, а потом они начали бы встречаться… Но Николь слишком тяжело вела свой диалог, утомила его, и теперь единственное, что он хотел, это уехать отсюда и поскорее лечь спать.

Люк равнодушно смотрел на небо и думал, что в следующий раз никуда не поедет со своими клиентами. Не надо смешивать работу с личной жизнью. К тому же Николь слишком богата, если может позволить заплатить за ужин в таком ресторане, как «Старая мельница», а Люк в последнее время не любил богатых девчонок, предпочитая публику попроще.

— Почему именно вам? — переспросила она. — Не знаю. Просто вам не повезло.

Люк уставился на нее: о чем это она? Ах да! Он же спросил, почему именно ему приходится это выслушивать.

— Вы знаете, Николь, вам, по-моему, пора домой.

— Да? Вы торопитесь?

— Я хочу спать.

— Ну что ж, поехали, — вздохнула она, явно разочарованная таким быстрым окончанием прогулки. — Спасибо за компанию.

— Пожалуйста! — Он сел в машину и в шутку добавил: — Если захотите еще поговорить, можете обращаться.

— Правда? — обрадовалась Николь. — Тогда дайте ваш телефончик на всякий случай.

Люк опешил и замолчал, озадаченный.

— Что? — засмеялась она. — Струсили?

— Да нет, просто…

— Струсили, струсили! Я же вижу, что утомила вас донельзя… Простите, но сегодня у меня был нелегкий вечер, мне пришлось узнать нечто не очень приятное про своих… родственников.

Он вдруг тоже рассмеялся — до того нелепым показался ему этот разговор. В самом деле: зачем они сейчас вместе? Она явно не интересуется им как мужчиной, он ею — тем более…

— А в самом деле, как-то странно получается, правда?

— Да уж, — устало ответила она. — Здесь налево.

Люк узнал квартал, куда они только что повернули. Да, он не ошибся — девушка из очень обеспеченной семьи. Только самые богатые люди города могли позволить себе купить недвижимость в этом райском уголке…

— Вот тут остановите, пожалуйста.

Люк остановил машину, и некоторое время они молчали. Николь сидела, глядя перед собой.

— Я думаю, что мир изменится, и очень скоро, — сказала она, глядя на ровную мокрую дорогу впереди. — Просто мы не успеваем это отследить, но на самом деле наступает эпоха матриархата.

Люк закатил глаза: сегодня утром, когда Николь чихвостила парикмахершу из его салона, она показалась ему более адекватным человеком. По крайней мере, раскапризничаться из-за неудачной прически — вполне простительный женский грех.

А вот всю ночь рядом с мужчиной (красивым, между прочим!) рассуждать о бесправии женщин… Это определенное извращение.

— Николь, если честно, в четыре утра меня меньше всего волнуют права женщин.

— О, извините, — улыбнулась она, вылезая из машины. — Я пойду. Всего хорошего.

Он посмотрел ей вслед: красивая. Высокая, стройная, двигается, как профессиональная модель. Жаль… Ведь все могло закончиться совсем иначе.

— И при чем тут права женщин? — задумчиво проговорил он, глядя, как охранник открывает ей калитку. — Интересно, кто ее родители?

Мать Николь — Сандра Монтескье — по ее собственному выражению, была женщиной эксцентричной, но слабой и постоянно нуждающейся в опеке. Она говорила о себе так:

— Я люблю, когда все получается по-моему. И лучше, чтобы за меня это сделал кто-то другой…

На самом деле Сандра была безмерно капризной, придирчивой и неуравновешенной особой, которую выводило из себя все, начиная от заусенца на пальце и заканчивая неуместной улыбкой горничной. Она маниакально следила за собой, в пятьдесят пять лет пережила уже несколько подтяжек лица (последнюю сделали особенно качественно, после чего они с Николь стали похожи как сестры-близнецы) и могла довести до белого каления все живое вокруг себя.

Она обожала менять наряды, мебель, прислугу, любовников и сумочки. Она ненавидела сильное солнце (потому что была рыжей и обгорала) и обожала яхты. Она завела несколько счетов в разных банках, чтобы скрыть некоторые расходы от мужа, и тут же опустошила их в связи с новой влюбленностью в тридцатилетнего профессионального афериста-альфонса… Она была просто неотразима на светских раутах и совершенно невыносима дома. Насколько она была красива внешне, настолько же безобразна в душе, и это знал каждый, кто хоть раз поздоровался с нею.

Единственным спасением для Николь и остальных домочадцев было то, что Сандра чаще всего отсутствовала, либо путешествуя, либо «отдыхая» между путешествиями на эксклюзивных модных показах в Нью-Йорке…

Ее муж и отец Николь — в прошлом великолепный Ноа Монтескье, — на момент нашей истории представлял собой некий симбиоз чувств и рассудка. Он рано женился на Сандре — в те годы просто неотразимой девушке, и рано разбогател, потом на свет появилась Николь, которую он безмерно любил. В его судьбе почему-то с самого начала все складывалось удачно, и в принципе он имел все шансы состариться удачливым счастливым добряком, если бы не одно «но».

Он, как истинный француз, прощал своей жене всех ее любовников, но и себе никогда не отказывал в удовольствии пошалить на стороне. Годы шли, Николь росла, и доходы холдинга — тоже росли. Ноа разбогател, собрав деньги, которые ему достались от отца, приложив к ним значительную часть наследства жены, купил себе дом с белыми колоннами, о котором мечтал с детства, в самом дорогом районе Бостона… В общем, жизнь его вполне сложилась бы удачно, если бы однажды, лет пятнадцать назад, ему не случилось завести интрижку с одной из родственниц Сандры.