Поцелуй ночи

Вульф накрыл ее руку своей. Выражение его глаз свидетельствовало о том, насколько он благодарен ей за понимание.

— Поверь мне, я пытался их остановить. Но не так уж много можно сделать, чтобы удержать упрямого мужчину дома. Я, наконец, понял, что чувствовал мой отец, когда мы с Эриком покинули дом против его желания.

— Но ты не понимаешь, почему твоя мать отказалась радушно принять тебя дома.

Он едва не споткнулся, услышав эти слова.

— Как ты узнала?

— Я… — она замолчала, осознав, что сейчас сделала. — Прости. Иногда я могу читать случайные мысли. Я этого не планирую и не могу контролировать, это просто случается.

Его глаза снова яростно полыхнули.

— Знаешь, — еще раз попыталась она, надеясь немного успокоить его, — иногда люди говорят и делают что-то в порыве злости, о чем позже сожалеют. Уверена, твоя мама простила тебя.

— Нет, — произнес он низким и глубоким голосом. — Я отрекся от всех убеждений, которые мать мне прививала. Сомневаюсь, чтобы она когда-нибудь смогла это преодолеть.

Кассандра потянула за серебряную цепочку, обвивавшую его шею, пока подвески не оказались в ее руке. Как и во сне, на цепочке висел молот Тора[атрибут Тора, защитника Асгарда, которым тот «сокрушал черепа великанов». Этот легендарный молот — символ созидательной энергии мужского начала, а также — воплощение силы, противостоящей всему тому, что угрожает естественному порядку вещей. Миниатюрное изображение молота Тора — типичный амулет скандинавского воина. ] и маленькое распятие.

— Не думаю, что ты отрекся от всего. Иначе, почему ты носишь это?

Вульф посмотрел на ее пальцы, бережно держащие крестик его матери и оберег его дяди. Древние реликвии, которые он носил так долго, что едва ли помнил об их существовании.

Они были его прошлым, а она — будущим. Это противопоставление глубоко волновало его.

— Чтобы они напоминали мне, что слова, произнесенные в гневе, назад не вернешь.

— И все-таки ты довольно часто высказываешься в гневе.

Он фыркнул:

— Горбатого могила исправит.

— Наверное. — Кассандра приподнялась на носочки и по-дружески поцеловала его.

Вульф зарычал, ощутив ее вкус, притянул девушку ближе и крепко прижал к груди, так чтобы почувствовать каждый дюйм ее женственного тела.

Как же он желал ее. Хотел сорвать с нее одежду и успокоить нестерпимую боль в своих чреслах, которую он ощущал всякий раз, стоило ей посмотреть на него. Было потрясающе обладать женщиной, которая знает его, помнит его имя и все, о чем он ей говорил.

Для Вульфа это было бесценно.

Почувствовав его губы на своих, Кассандра застонала. Его клыки, мягко задевающие ее губы, его язык, сплетающийся с ее собственным.

Она чувствовала его мышцы, перекатывающиеся под ее рукой, чувствовала тело, напряженное как стальная пружина, остро заточенная и смертельно опасная.

Викинг был таким огромным, таким агрессивным, и все-таки удивительно нежным. Часть ее хотела никогда не отпускать его.

Другая часть требовала, чтобы она так и сделала.

Эта необходимость причиняла Кассандре боль. Она углубила их поцелуй, затем неохотно отстранилась.

Вульф ничего не желал сильнее, чем снова притянуть ее в свои объятия. Он впился в нее взглядом, сердце неслось вскачь, а все тело было словно в огне. Почему они не встретились, когда он был человеком?

И какое бы это имело значение? Она все равно была бы Аполлитом, а он — представителем совершенно другого биологического вида.

Их отношения невозможны, и все же коварная богиня свела их вместе. Вульфа покорили сила духа и страстность Кассандры. Ее голос, запах. Все в нем отзывалось на нее.

Их отношения обречены с самого начала.

Она умрет.

Эти слова резали без ножа. Он так долго был один, его сердце раздавлено и истерзано потерями. И она станет еще одним шрамом на нем. И он знал об этом. Просто чувствовал.

Вульф мог только надеяться, что эта рана затянется, но что-то говорило ему, что этого не произойдет. Он всегда будет ощущать ее присутствие, как чувствовал остальных.

Ее лицо будет преследовать его…

Вечно.

В это мгновение он возненавидел Артемиду за ее вмешательство. Возненавидел за то, что она вынудила его жить такой жизнью, и за то, что дала ему женщину, которую он не в силах сохранить.

Это было неправильно.

И из-за чего? Из-за того, что Аполлон разозлился и проклял свой собственный народ?

— Кровные линии такие хрупкие. — Он не осознавал, что произнес это вслух, пока Кассандра не кивнула.

— Это объясняет, почему ты так защищаешь Криса.

Она даже не догадывалась.

Он повел ее вниз по лестнице, ведущей к его комнатам.

— Должен признаться, я удивлен, что Аполлон не позаботился о себе любимом получше. Особенно если учесть, насколько это важно.

— Как и в твоем случае, мы начинали как многочисленная семья, и быстро сократились до одной меня. Конечно то, что нас выслеживали и уничтожали, тоже сыграло свою роль.

Вульф остановился перед запертой дверью в свою комнату, на стене возле которой находилась кнопочная панель.

— Паранойя? — спросила Кассандра.

Он слабо улыбнулся ее мрачному юмору, набирая код.

— У нас много слуг, которые работают в дневное время, и они ничего обо мне не знают, так как не могут запомнить сам факт моего существования. А так, они не наткнутся случайно на мою комнату и не заорут, что в доме незваный гость, пока Крис на учебе.

Это все объясняло.

— Каково это, жить настолько анонимно?

Он открыл дверь и включил потолочный свет.

— Временами, это похоже на жизнь невидимки. Мне так странно раз за разом видеть тебя и Кэт и при этом не заставлять себя заново представляться.

— Но Ашерон и Талон тоже тебя помнят.

— Верно. Темные Охотники и Вер-Охотники Катагария способны меня запомнить, но я не могу долго находиться в присутствии других Темных Охотников, а Веры начинают нервничать и злиться, стоит мне появиться возле них. Им не нравится сама мысль, что кто-то не их вида ошивается поблизости.