Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души

Имея в виду эту возможную перспективу, перестать винить других и признать свою долю во всеобщей кутерьме, которую мы зовем нашей жизнью, я и хочу предложить читателю нижеследующие вопросы. Они подобраны таким образом, чтобы разворошить архаический материал в каждом из нас [137] , пригласить к размышлению тех, кому достанет решимости отозвать проекции и привести сознание к расширению, способствующему подлинной свободе выбора.

Но прежде чем начать, уместно будет вспомнить одну старую присказку о человеке, который усердно искал что-то в кругу света под уличным фонарем. Случайный прохожий спросил его, что он ищет, и тот ответил: «Я ищу ключи от своего дома». Когда прохожий снова поинтересовался: «А ты уронил их на этом самом месте?», человек, в свою очередь, ответил: «Нет, я потерял их в темноте, но свет ведь только здесь!» Мы не найдем ключей от дома нашей психики, если будем искать только там, где есть свет, иначе говоря, где Эго может осматривать знакомую территорию. Мы можем найти наши личные ключи только в самых темных местах, именно там, где и потеряли их какое-то время назад.

137

Любопытно, что этимология слова «анализ» указывает на перемешивание снизу вверх, подобно тому как старатели перетряхивают и промывают донные отложения в поисках того ценного, что скрыто на дне реки.

Вопросы для размышления по ходу теневой работы

1. Поскольку все мы стремимся обладать достоинствами или, по меньшей мере, стремимся считать себя достойными людьми, какие ваши черты воспринимаются вами как достоинства? Что в вашем представлении будет противоположностью этих достоинств? Можете ли вы предположить, что они могут скрываться в вашем бессознательном? Можете ли вы указать на некое место в вашем настоящем или в вашей личной истории, где эти противоположности в действительности могли проявиться в вашей жизни? Допустим, некто стремится быть честным. Это достоинство – никто не станет спорить. Но возможна ли ситуация, когда наша честность способна повредить другому человеку? И может ли быть в нашей психике такое место, где скрывается нечестность, даже лживость? Или момент в жизни, когда обман, брошенный на чашу весов, решал исход дела в нашу пользу? Бесспорно, такой момент был, если мы хотя бы сейчас честно признаемся себе в этом.

Допустим, некто неизменно заботлив и внимателен к другим. Не скрываются ли в таком случае проигнорированные потребности в подполье? Не проявляются ли эти зачастую рефлексивно игнорируемые потребности во вспышках гнева, в депрессии или в несознаваемой нарциссической манипуляции? Если я столь добр и внимателен, смогу ли я хотя бы узнать эти симптомы вытесненного гнева, как они есть? Учитывая, до какой степени можно самоотождествиться с заботой о других людях, есть ли цена, которую приходится платить за игнорирование своей собственной программы? Если профессиональные сиделки и воспитатели столь преданы своей благой работе, перекладывая на свои плечи чужую боль, почему же тогда они сами так часто страдают от депрессии, злоупотребления алкоголем или наркотиками, от хронических болей в пояснице или плечах? Почему их собственная Тень предстает в облике неумолимого внутреннего тирана, который не дает ни минуты передышки, вечно требуя заботиться о ком-то еще?

Джоанна была третьим ребенком в проблемной семье. Еще в раннем детстве она уяснила, что дочь номер один – золотой ребенок, надежда родителей на то, что их собственная жизнь не прошла зря. Ребенку номер два – бунтарю, паршивой овце – следовало отвоевывать для себя место под солнцем подальше от территории, целиком и полностью отведенной для старшей сестры. Джоанне была же уготовлена роль прислужницы, буфера, посредника и парламентера при постоянно вздоривших родителях. Став взрослой, она «сделала свой выбор» в пользу профессии психотерапевта-консультанта в вопросах семьи и брака. Теперь все ее дни были отданы служению людям. Примиряя конфликтующие стороны, улаживая чужие противоположные интересы, Джоанна день ото дня возвращалась к месту своей архаической раны и страдала оттого, что собственным потребностям никак не находилось места в ее жизни. Куда же в таком случае можно было выплеснуться аффективному избытку ее безадресных потребностей? С течением времени Джоанна обзавелась хронической депрессией, неконтролируемыми приступами гнева и целым букетом соматических расстройств. То единственное, что всегда оставалось для нее под запретом – право усомниться в «достоинстве» пожиравших ее достоинств, – так и не дало ей возможности перевести дыхание. Окружив заботой столь многих, она отреклась от себя, накрыв тем самым обширной индивидуальной Тенью поле бесспорно светлых трудов.

Порой то, что мы считаем достоинством, не является таковым. Даже наши достоинства превращаются в чудищ, если они не уравновешены своими противоположностями. Добродетель становится грехом, когда измеряется не нашим Эго, не нашими комплексами, но мерою души, обнимающей куда больший спектр возможностей, чем тот, что кажется удобным неспокойному сознанию. Одному человеку снилось, что он крадет что-то со своего рабочего места. При свете дня он был безупречно честен, но, исследуя тему «кражи», признал, что вся его жизнь по-своему представляла собой кражу. Перед ним всегда простиралась широкая дорога, становившаяся только глаже благодаря жертвам других. В глубине души он презирал себя. На его взгляд, все достигнутое не было плодом его подлинных дарований. В ответ на вопрос: что дальше? – он сказал, что подумывает, не отказаться ли от своего богатства и не начать ли бродяжничать. Однако эта фантазия – не более чем способ переметнуться от одной противоположности к другой, не испытав вполне напряжения между ними. Со временем, однако, ему стало ясно: упиваясь своим самоуничижением, он продолжал и дальше обкрадывать себя. Он понял, что не такой уж он плохой человек, а скорее, несамореализованный. В последующие годы он научился жить с максимумом самоотдачи, все больше знакомясь со своим природным, спонтанным Я. Когда мы открываем свое богатство, вспоминаем, что природа или божественность привели нас сюда для того, чтобы мы были самими собой и никем иным, тогда уже нет необходимости озираться на другого человека. Мы самодостаточны – вот в чем заключалось открытие этого человека; помимо всей его внешней истории, связанной с богатством и выдающимися достижениями, он как личность был в высшей степени достоин более близкого знакомства. Можно сказать, что ему повезло открыть в себе этого человека и оценить его еще до своей кончины.

Дорога в ад вымощена добрыми намерениями – что могло породить это расхожее клише, как не общее признание, что наши достоинства часто порождают и последствия, не предвиденные нашим эго-сознанием? Можно ли считать добродетельными нас, живущих в так называемом «первом мире», когда где-то используют труд детей, чтобы шить нам кроссовки или свитера, делать всю ту дребедень, что развлекает и отвлекает нас? Комфортно ли нам живется с нашими добродетелями, когда другие в поте лица создают нам этот комфорт? Разве мало семей в нашем обществе, хвалящемся своими «семейными ценностями», страдает из-за непомерно взвинченных цен на жизненно необходимые лекарства, и все ради прибыли акционеров! Не поэтому ли мы приучили себя отворачиваться, отметать подобные неприятные мысли, переключаться на что-то другое? Кому из нас не доводилось отводить взгляд, когда бездомный предлагал помыть окна нашей машины, пока мы ждем на светофоре? Кто и в самом деле не подозревает о том, сколько наших с вами соотечественников живет в ужасающих условиях, страдает от физической и эмоциональной эксплуатации без всякой надежды, среди жизненных удобств, которые мы принимаем как само собой разумеющееся? [138] И кто согласится долго, действительно долго всматриваться в эти проблемы, рискуя потом всю ночь промучиться бессонницей? Вот так мы, добродетельные, наделенные всевозможными достоинствами, учимся переключаться, обезболивать и рационализировать. Добродетель как намерение без действия едва ли можно назвать деланием добра.

138

Одним из последствий урагана «Катрина» оказалось о, что вывеска «Общества всеобщего благоденствия» была сорвана напрочь, обнажив всю неприглядность существования тех, кто не может выбиться из хронической нищеты, царящей за фасадом современного благополучия. Один наш недалекий политикан начал было рассуждать, что в будущем следует наказывать тех людей, которые проигнорировали распоряжение о всеобщей эвакуации. Затем немного подумал… и добавил: «Если у них есть машины».

Я не исключаю возможности, что сама идея добродетели тотчас же создает теневое поле. По выражению Ницше, настаивая на соблюдении добродетелей – наших добродетелей, конечно же, – мы со всей неизбежностью порождаем к жизни и полицию мысли. Пусть она своими дубинками приучит к нашим добродетелям и других людей ради нашего психологического спокойствия. Это тоже добродетель? Больше того, однажды все притязающие быть на стороне добродетели – и скорее раньше, чем позже – сначала на словах, а потом силой присвоят дар Божьего благословения за свои труды. Вот вам и нелицеприятная, бескорыстная любовь к добру! И это тоже добродетель? Разве редко бывает так, что желание власти маскируется под показную добродетель? Вот почему современник Ницше, датчанин Сёрен Кьеркегор утверждал, что духовное развитие личности требует, чтобы человек порой «в страхе и с трепетом» превосходил просто этическое, совсем так, как однажды он уже превзошел просто нарциссическое, чтобы достигнуть нравственной отзывчивости. То, что делается из побуждений любви, может и не быть добродетельным и при этом служить духовным ценностям. То, что делается из верности наивысшему, может вполне выходить за границы «добра». Хорошее может оказаться врагом лучшего. От древа добродетели может произойти много добра, однако никакой добрый плод, поистине достойный плод, еще никогда не падал с дерева отрицания, неприязни, вины или самоуничижения. Это последнее дерево, целый лес их со множеством горьких плодов всегда вырастает из добродетели, не ведающей о своей противоположности. Противоположность же добродетели в таком случае – бессознательное, которое рано или поздно произведет на свет то, чего мы меньше всего ожидали.

2. Каковы ключевые паттерны ваших отношений? Другими словами, как теневые моменты проявляют себя в паттернах уклонения, агрессии или повторения?

Никто из нас намеренно не настраивает себя на повторение своей истории, однако день ото дня ее преизбыточные темы реплицируются в тонких, разнообразных паттернах. Эти возникающие повторения, как мы уже видели, являются выражением «корневых идей», или комплексов, которые мы имеем. Джордан, сорокалетний мужчина, компульсивно порывает с близостью в личных отношениях. Он сближается с партнершей, затем ощущает угрозу, якобы исходящую с ее стороны, и разрывает связь. Почему? В самом ли деле все женщины угрожают его благополучию и не страдает ли он от воспроизведения более ранней драмы? Его психологически инвазивный родитель заложил программу в первичное имаго «Себя и Другого». Всякий раз, когда Джордан подходит к точке доверия и близости, этот комплекс словно бы обращается к нему со следующими словами: «Что мы знаем о близких отношениях? Да-да, скорей бежать, пока не поздно!» Джордан, конечно же, не осознает этот сигнал, который тем не менее сохраняет достаточно силы, чтобы мотивировать Джордана искать изъян в отношениях, найти его и «сорваться с крючка». Теневая задача в данном случае не в том, что произошло однажды в отдаленном прошлом, но в согласии взрослого мужчины обслуживать свои архаические предостережения. Все то, что было для ребенка пугающим и разрушительным, с избытком выплескивается в его взрослые связи. И в данном случае никакой роли не играет его возросшая способность, как взрослого, поддерживать свои личностные границы, защищать себя в случае необходимости и свободно делать осознанный выбор, исходя из доброй воли, что было недоступно ребенку. Теневая работа здесь состоит в разграничении подлинной угрозы и мнимой – развести по разные стороны человека, с которым у него возможна близость и настойчивое послание его архаического имаго. Враг ему – не родитель, а сила личностной истории.

Не только история ранения заключена в каждом из нас, но и нарциссическая программа, притом вполне объяснимая. Всякий ребенок говорит: «Дай, дай, дай сейчас же!» Действительно, мы приучаемся управлять этим настойчивым требованием, порой даже принимать за него ответственность, но не бывает так, чтобы оно отсутствовало совершенно. Может ли вообще существовать на свете такая вещь, как чистая, бескорыстная любовь? Всем нам хотелось бы думать, что да. Нам хотелось бы думать, что мы можем проявлять «чистосердечную» заботу о другом человеке. Но может ли быть так, чтобы мы когда-нибудь были свободны от нашей нарциссической истории? «Бескорыстная забота» – возможно, в самом этом словосочетании уже заключено противоречие и даже оксюморон. Способны ли мы любить другого человека так, чтобы своекорыстный интерес при этом не преобладал, по меньшей мере, не просачивался в наши мотивы? Наверное, нет, однако в любом случае мы можем сделать усилие для проявления жертвенности, как минимум, способны сдерживать свои эгоистические нужды ради благополучия другого человека. Способен ли я подняться над эгоизмом, чтобы увидеть и поддержать раненого Другого? Определенно я могу сделать над собой такое усилие, а это и есть то наибольшее, что требуется от нас. Филон Александрийский советовал много столетий тому: «Будь добрым. У всякого встреченного тобой есть своя, очень большая беда». Если мы всякий раз будем помнить об этом, тогда сердце смягчит наши комплексы и отношения будут открыты для исцеления.

Да, временами мы поднимаемся над нашим нарциссизмом, но никогда не становимся свободны от него. Любой ничтожный повод, какое-нибудь резкое замечание, некий момент отстранения – и он уже тут как тут, показывает себя во всей красе. Когда мы просим слишком много от других, ведем себя агрессивно, пытаемся манипулировать ими или отвергаем их за то, что они в чем-то подвели нас, тогда мы оказываемся в тисках этой Тени. Проблема не в нарциссической потребности как таковой, ибо она является общей для всех, – проблема в нашей неспособности принять ответственность за нее, чтобы она не ложилась тяжелым бременем на наших партнеров.

Периоды в нашей личной истории, когда мы склонны видеть максимум несовершенства в других людях, максимум невнимательности к нам, случаются именно тогда, когда мы сами на поверку ведем себя крайне требовательно, пытаясь получить больше, чем нам могут дать, или манипулятивно в отношении тех, кого на словах любим. И подобные нужды не уйдут сами собой только лишь потому, что мы подросли, стали старше и получили ведущие роли в этой жизни. Как отмечал Юнг, «где правит любовь, там нет места власти, а где воля к власти преобладает, любви не находится места» [139] . Ключевое слово здесь – преобладает, потому что подтекст власти никогда не бывает отсутствующим полностью. Власть сама по себе нейтральна. Это обмен энергией между людьми. Когда же, однако, эта энергия направляется комплексом, а не просто потребностью выполнить задачу, тогда будет преобладать комплекс власти. Как говорит нам наше знание Тени, когда преобладает властный мотив, именно в такие минуты мы полнее всего ощущаем собственное бессилие, следовательно, нужду самоутвердиться компенсаторными способами.

139

Jung. Two Essays in Analytical Psychology // CW. 7. Рar. 78.