Почему не иначе?
Шрифт:
Это неверно. «Кровать» — очень древнее заимствование из греческого (византийского) языка. Грека называли свое ложе для сна «краббати» (в другом по времени произношении — «краввати»). Это слово перешло от них к русским еще в киевские времена.
Почему — перешло? Разве у тогдашних русичей не было постелей и собственных слов для их называния? Конечно, были. Но живших в суровой простоте восточных славян, привыкших отдыхать на застланных шкурами зверей и верхней одеждой лавках землянок и изб, видимо, очень поразили роскошь и блеск пышной Византии, когда они с нею столкнулись. Дивом показались им и невиданные ими высокие, мягко застланные, чудно изукрашенные греческие спальные одры — «краввати», какие стали появляться теперь и в киевских богатых палатах. Сначала слово «кравать», вероятно, и значило только
Если бы до нас древние летописи, наши и зарубежные, не донесли сведений о живых взаимных отношениях между Киевской Русью и Византией, мы могли бы утверждать, что эти отношения был и, уже по одному тому, что нам известны в древнерусском языке такие слова, как «кровать», как «известь» (из греческого «асбестос»), как «плита» (а раньше — «плинфа») — плоский, византийского образца кирпич. Эти слова могли перейти к нам и прижиться у нас только потому, что народы Руси и Византии в IX и X веках общались тесно и оживленно.
Наши предки вовсе не всегда были только покорными учениками, жадно заимствовавшими иноязычные слова. Они и сами передавали своим соседям все, что тем приходилось ко двору, из русского словарного запаса. Так, наши северо-западные соседи, финны, получили от нас и превратили в свои такие слова, как «аккуна» — «окно», «лусикка» — «ложка», «вяртяння» — «веретено»… Случалось, и нередко, что слово передавалось, как жезл в эстафетном беге, от народа к народу все дальше от места своего рождения.
Вот слово «грамота»; его корень — не русский. Он даже и не славянский. Оно прибыло к нам оттуда же, что и «кровать», — из Греции. Греческое «грамма» (во множественном числе — «граммата») значило «буква», «письмена» — всё изображенное письменами. Став русским «грамота», слово не залежалось у нас. Поезжайте в Эстонию, вы встретите там слово «раамат» — оно значит «книга»; попадете в Финляндию и узнаете, что у финнов «рааматту» обозначает не всякую книгу, а только церковную, библию, «священное писание»… Оба слова пришли к финским племенам северо-запада, так сказать, по великому пути из варяг в греки, через посредство наших предков. А ведь это указывает на древние культурные связи между народами, на те дороги, но которым совершался всяческий обмен между ними, всевозможное общение…
Очень часто получается так, что единственный ключ к той или иной тайне исторического прошлого оказывается в руках этимологов. А уж когда речь заходит об истории самых языков, тут без этимологических разысканий буквально шагу ступить нельзя.
История же языка всегда теснейшим образом связана с историей человеческой мысли, с историей развития самого сознания людей. Вот посмотрите, как это получается.
Закон «табу»
Мы называем известное каждому из вас копытное животное: «овца», испанцы же, живущие на противоположной оконечности Европы, зовут его же «овеха»; может быть, вам приходилось слышать название знаменитой пьесы драматурга Лопе де Бега: «Фуэнте овехуна» — «Овчая купель», «Овечий источник». Что за странное совпадение в словах народов, разделенных целым континентом?
Оно не так уж странно: между русским «овца» и испанским «овеха» можно протянуть целую цепь других овечьих имен: древнеиндийское «авика», литовское «авис», древнеримское «овис», греческое «бис»… Многие индоевропейские языки зовут самку круторогого барана этими близкими друг другу, родственными между собой именами.
Это естественно. Я сказал «индоевропейские языки», или иначе «индоевропейская семья языков». В эту обширную «семью» входит, по подсчетам профессора А. Реформатского, 75 ныне существующих, «живых», и около 30 навеки умолкнувших, умерших языков — от исландского на далеком северо-западе евразийского мира до индийских языков крайнего юго-востока. Входит в нее и великий русский язык, и его родные братья — другие славянские языки.
Как это прикажете понять: «входит в семью»? Надо понимать это так, что все эти языки — там, в безмерной дали веков, — произошли от некоего нам неизвестного языка, на многочисленных говорах и наречиях которого говорили тысячелетия назад предки далеко и широко расселившихся
затем по всему миру народов: индийцев и скандинавов, славян и италийцев, прибалтов и греков, таджиков Средней Азии и бретонцев с Атлантического побережья Франции.В тех языках, на которых сегодня говорят эти народы, опытный глаз может обнаружить ясные следы былой языковой общности. И конечно, следы эти обнаруживаются не в кругу тех слов, которыми мы теперь называем вещи, создаваемые человечеством в наши дни. Наоборот, их надо искать среди слов, обозначающих предметы наиболее древние, известные и близкие человеку уже на заре его истории.
Понятно, что название овцы (или вечного врага, грозы овечьих стад — хищника-волка) куда старше, чем слово, обозначающее, скажем, рыбу латимерию, открытую в водах Индийского океана в XX веке, два-три десятилетия назад…
Имена волка, если мы выберем их изо всех индоевропейских языков, несут на себе отпечаток этой же древней языковой общности; правда, обнаружить его без помощи языковеда не так-то просто и легко. Ученые, однако, утверждают, что русское «волк», литовское «вилкас», древнеиндийское «врках» и даже древнегреческое «люкос» и латинское «лупус» — все это слова-братья, возникшие из единого древнего источника. То индоевропейское слово, которое их породило, значило, вероятно, что-нибудь вроде «вор», «похититель скота»…
Близки друг другу и названия другого хищника евразийских лесов — медведя. У греков этот могучий зверь именовался «арктос» (отсюда, через созвездие Большой Медведицы, название Арктика — «Медвежья Страна»). Этому «арктос» родственны и латинское «урсус» и французское «урс» — их общим предком было давно исчезнувшее индоевропейское слово: оно звучало как-то вроде (я говорю так неопределенно потому, что его никто из наших современников никогда не слышал) «орктос». От него, совершенно естественно, и должны были произойти названия страшного хозяина леса во всех языках нашей семьи.
И вдруг неожиданность: рядом с родственными друг другу «арктосом», «урсусом», «урсом» поднимается с глухим ревом на дыбы наше русское, ничего общего с ними не имеющее, «медведь»… Откуда оно взялось? Почему наших предков не удовлетворило общее с другими языками старое медвежье имя? Вот тут нам и придется заговорить о «табу». Вы, вероятно, слышали: так принято называть существующие у многих первобытных народов строгие запреты, которые религия налагает на самые разнообразные предметы, поступки и даже слова. У одного племени может быть строго запрещено касаться птицы какаду. У другого — смертью карается, если сын или дочь увидели хотя бы случайно, как вкушает пищу их отец. У чукчей нашего северо-востока еще недавно женщины не имели права произносить слова, в которых имеется звук «р»; они должны были заменять этот звук другим… Под угрозой тяжелых наказаний людям запрещается ступать на вершину такого-то холма, разговаривать с каким-нибудь одним человеком, произносить то или другое слово.
Тот, кто нарушит запрещение, — так верят представители многих примитивных народов — будет покаран богами или духами, потеряет здоровье, рассудок, а может статься, и умрет…
Обычай «табу» и сейчас еще существует на островах Тихого океана, кое-где в Африке, Австралии, Южной Америке… Само слово «табу» ученые взяли из полинезийских, тихоокеанских языков. Современная Европа не знает подобного обычая, и это дает повод некоторым расистам утверждать, что тут его никогда и не было; просто не могло быть среди людей первого сорта — белых людей. У них, белых, особые судьбы, особые законы развития, другая природа, нежели у «жалких дикарей» внеевропейских стран. Видите — нет же у них никакого табу!
А вот история языков Европы, этимология индоевропейских слов показывает, что было время, когда наши белокожие предки подчинялись законам табу ничуть не менее раболепно, чем нынешние жители Соломоновых островов, соблюдая их так же строго. Были подвергнуты решительному запрету — каждое по особому поводу и причине — и многие слова древних языков Европы. В частности, словом «табу» — словом, произносить которое было невозможно, — стало в определенный момент истории унаследованное древними славянами от их предков слово «орктос» — имя лесного пугала, страшного врага, косматого чудища древнего мира. Оно было подвергнуто строгому запрещению. Почему? Зачем?