Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты
Шрифт:
Такой результат стал следствием изменения английских институтов и способов их реакции на точки перелома. В предыдущей главе мы видели, как феодальные институты появились в Европе после падения Западной Римской империи. Феодализм распространился по всей Европе — и в Западной, и в Восточной. Но, как показано в главе 4, после «черной смерти» пути Западной и Восточной Европы разошлись. Незначительные поначалу различия в политических и экономических институтах привели к тому, что Запад двигался по пути институционального развития, а Восток — институционального регресса. Однако первый путь не обязательно и не неизбежно должен был привести к инклюзивным институтам — для этого нужен был еще ряд важных критических моментов.
Хотя первой попыткой установить базовые институциональные основания для конституционной монархии была Великая хартия, многие другие регионы Европы, в том числе и Восточной
Этот институциональный дрейф создал точку перелома, когда его траектория пересеклась с другим процессом — масштабным расширением трансатлантической торговли. Как мы видели в главе 4, ключевым вопросом, от которого зависело будущее развитие институтов, был вопрос о том, сможет ли корона монополизировать эту торговлю. В Англии растущее влияние парламента привело к тому, что Тюдоры и Стюарты оказались не в состоянии сделать это. В результате возник новый класс торговцев и предпринимателей, которые в дальнейшем яростно сопротивлялись попыткам восстановить в Англии абсолютную монархию. Уже в 1686 году в одном только Лондоне 702 купца занимались экспортом в регион Карибского моря и 1283 импортировали оттуда товары. Экспортом в Северную Америку и импортом из нее занимались 691 и 626 торговцев соответственно. Все они нанимали себе складских рабочих, моряков, клерков — всех, кто был им необходим. В других важнейших портах: Бристоле, Ливерпуле, Портсмуте — тоже было полно таких купцов. Эти «новые люди» желали и требовали изменения экономических институтов, и чем больше они богатели благодаря своей торговле, тем влиятельней становились. Те же силы просыпались во Франции, в Испании и в Португалии. Но здесь монархам куда успешнее удалось установить контроль над торговлей и над извлечением прибылей. Класс новых людей, которому суждено было изменить Англию, возник и в этих странах, но здесь он был гораздо более слабым и малочисленным.
Когда в 1642 году собрался Долгий парламент и вспыхнула гражданская война, эти торговцы первыми выступили на защиту дела парламента. В 1670-х годах они же массово участвовали в создании партии вигов, которая должна была противостоять абсолютистским притязаниям Стюартов, а в 1688 году «новые люди» стали главной силой, сбросившей с трона Якова II. Так появление новых коммерческих возможностей в связи с открытием Америки, широкий доступ для английских купцов к трансатлантической торговле и к экономике развивающихся колоний, наконец, состояния, которые они сколотили на этой торговле, — все это изменило баланс сил в борьбе между монархией и противниками абсолютизма.
Возможно, самым важным оказалось здесь то, что появление и расширение различных интересов — от интересов мелкопоместного дворянства, то есть класса коммерческих фермеров, появившегося при Тюдорах, до интересов различных групп мануфактурных производителей и атлантических торговцев — означало, что коалиция против абсолютизма Стюартов становится не только более сильной, но и более широкой. Эта коалиция окрепла еще больше с формированием в 1670-х годах партии вигов, которая стала организационной основой для дальнейшей защиты интересов «новых людей».
Это расширение политического участия и стало той почвой, на которой после Славной революции вырос плюрализм. Если бы все те, кто боролся против Стюартов, имели схожие интересы, то свержение Стюартов напоминало бы победу Ланкастеров над Йорками: интересы одной узкой группы взяли верх над интересами другой. В конце концов это свержение привело бы к воссозданию в той или иной форме все тех же экстрактивных институтов. Широкая же коалиция означала, что спрос на создание плюралистических политических институтов будет выше. Без определенной доли плюрализма существовала опасность, что чьи-то интересы возобладают в ущерб интересам других. Тот факт, что парламент после 1688 года представлял такую широкую коалицию, — это важнейшая причина того, что парламент вынужден был принимать петиции, даже если они исходили от представителей слоев, не представленных в нем, в том числе и от тех, кто вовсе не имел права голоса. Это был ключевой фактор в противодействии
попыткам какой-либо одной группы установить монополию за счет других, как это пытались сделать производители шерсти до Манчестерского акта.Славная революция стала историческим событием именно потому, что она была осуществлена широкой коалицией и в дальнейшем привела к укреплению и расширению влияния этой коалиции, а это, в свою очередь, повлекло установление конституционного режима, при котором были ограничены как исполнительная власть в целом, так и, что не менее важно, могущество каждого конкретного человека во власти. Именно эти ограничения, к примеру, помешали производителям шерстяных тканей уничтожить потенциальных конкурентов — хлопковых и фланелевых фабрикантов. Наконец, эта широкая коалиция была не только важнейшим фактором усиления парламента после 1688 года, но она также означала, что внутри самого парламента существует механизм, который воспрепятствует любой фракции стать слишком могущественной и начать злоупотреблять властью. Это и был решающий шаг в формировании политического плюрализма и в усилении инклюзивных экономических и политических институтов, что мы увидим в главе 11.
И все-таки ни один из этих факторов не делал появление по-настоящему плюралистического режима неизбежным, и развитие событий в этом направлении было в некоторой степени следствием непредсказуемого хода истории. Коалиция, подобная вышеописанной, смогла низложить Карла I в ходе Английской революции, но привело это лишь к диктатуре Оливера Кромвеля. Яков II теоретически мог бы и одолеть Вильгельма Оранского. Иными словами, ход институциональных изменений был не менее непредсказуемым, чем исход политических конфликтов. Однако в данных конкретных обстоятельствах сочетание исторического шанса и сложившейся коалиции стало решающим фактором, приведшим к возникновению плюрализма и инклюзивных институтов.
Глава 8
Только не у нас: барьеры на пути развития
Печатать не дозволяется
В 1445 году в немецком городе Майнце Иоганн Гутенберг явил миру новое изобретение — печатный пресс с наборной кассой. Этому изобретению суждено было оказать самое значительное влияние на последующую экономическую историю человечества. До сих пор книги либо переписывались от руки писцами (это был медленный и трудоемкий процесс), либо собирались из оттисков, сделанных с отдельной для каждой страницы цельной деревянной матрицы. Книг было мало, они были редкостью и стоили очень дорого. После изобретения Гутенберга это положение начало меняться. Печатные книги оказались куда более доступными. Без них невозможны были бы ни массовая грамотность, ни всеобщее образование.
В Западной Европе важность печатного дела оценили сразу. В 1460 году новое изобретение вышло за границы германских земель — печатный пресс был установлен во французском Страсбурге. К концу 1460-х новая технология стала распространяться в Италии, типографии появились в Риме и Венеции, а затем во Флоренции, Милане и Турине. В 1476 году Уильям Кекстон организовал печатню в Лондоне, а два года спустя подобная уже имелась и в Оксфорде. В это же время книгопечатание распространилось в Нидерландах, Испании и даже в Восточной Европе, где типографии открылись в Будапеште (в 1473-м) и в Кракове (в следующем году).
Однако не все считали книгопечатание душеполезным изобретением. Не позднее 1485 года фирман османского султана Баязида II строго запретил мусульманам печатать тексты на арабском языке. [30] Этот запрет был в дальнейшем подтвержден сыном Баязида, султаном Селимом I (1515). Еще в начале XVIII столетия в Стамбуле насчитывалось около 80 000 переписчиков книг, а первая типография появилась на территории Османской империи лишь в 1727 году, когда султан Ахмед III специальным указом разрешил печатнику по имени Ибрагим Мютефферика установить в Стамбуле печатный станок. Но даже этот запоздалый шаг сопровождался множеством оговорок. Хотя в высочайшем указе и говорилось о «счастливом дне, когда западная техника откроет свое лицо, словно невеста, и не будет больше таиться», работа печатника проходила под строжайшим контролем. Указ гласил:
30
Считалось, что на священном языке Корана (и вообще арабским шрифтом) позволительно писать лишь от руки. Поскольку в Османской империи арабским шрифтом записывались также турецкие и персидские тексты, этот запрет принципиально сокращал ассортимент печатных изданий. Впоследствии запрет был распространен также и на христианские типографии.