Почему Россия не стала Европой
Шрифт:
Главное же состоит в том, что технологическая линия производства так и не была налажена. На завершающих стадиях изготовления изделий был постоянный дефицит специалистов. Единого слаженного комплекса, работающего на вольном найме, не получилось.
Важнейшим моментом, определяющим природу подобного производственного организма, была оплата труда. Уровень оплаты в области зарождающегося крупного производства был намного выше оплаты обычного ремесленника или простого поденщика. Так, в 1647 г. самые элементарные операции «черной работы» оплачивались не ниже 5 коп. в день («в анбаре глину толкли работников 4 чел., а имели найму по 2 алтына в день», «пожеги готовили и дрова на пожег носили и руду с возов на пожег сыпали и по пожегу уравнивали и от огня оберегали», «найму им по 10 денег человеку», «да на лесу работали с угольными мастерами у угольного зженья, русские ж люди, 22 человека, а найму де на сутки давано им по 2 алтына»,
Работники с минимальным профессиональным навыком имели оплату еще выше. Так, «в вертельных пушки сверлили работные люди… имывали по уговору» от пушки по 25 коп., и по 18 коп., и по 15 коп. При обработке двух пушек в день дневной заработок составлял от 10 до 16 алт. (30–50 коп.). Это очень немалые деньги. При сверлении запалов уровень оплаты колебался от 10,5 коп. до 21 коп. в день. Подсобные работники у плавильного горна, у чана для пушечного и ядерного литья получали в сутки по 8 коп. Подсобные кузнецы – в день по 10 коп. Плотник на заводах получал в год огромные для этой профессии деньги – от 30 до 45 руб. Занятость на всех подобных работах была 120–150 дней в году.
Наконец, труд специалистов высокой квалификации, выписанных из-за рубежа, оплачивался по невероятно высоким тарифам. Доменный мастер имел годовой оклад в 150 руб. (это, в частности, стоимость 15–19 срубов больших деревянных домов). Молотовые и кричные мастера получали 100–120 руб. серебром в год. Доменные подмастерья, дощатые мастера и подмастерья, меховые мастера, угольные мастера имели гарантированное годовое жалованье, размеры которого колебались от 30 до 120 руб. Управители, приказчики получали, естественно, еще больше. По сведениям Кильбургера, П. Марселис главному управителю сверх годового жалования приплачивал еще 300 руб. (баснословные деньги!).
Причина столь высокой оплаты труда, видимо, не только в том, что на крупном, оснащенном вододействующими устройствами, производстве эффективность работы была много выше, чем в обычном ремесле. Сказывалась и острая заинтересованность государства в форсированном развитии такой промышленности, что позволяло завышать здесь оплату любого труда.
В первые четыре года XVIII в. началось энергичное строительство «железных заводов» на Урале. В 1700 г. начато строительство Невьянского и Каменского заводов. С 1702 г. стал действовать Уктусский завод (в 7 верстах от Екатеринбурга), чуть позднее, в 1704 г., Алапаевский «железный завод». На Уктусском заводе наряду с производством чугуна и железа была и выплавка меди. В 1704 г. в далеком Нерчинске был основан завод по добыче серебра из свинцовых руд, что имело громадное значение для развития экономики страны.
Железоделательные заводы Урала были гораздо эффективнее, чем заводы Центра. Особенно ощутима разница в производительности уральских заодов, построенных государством в 1723–1725 гг. (Екатеринбургский «железный завод» на р. Исеть, Аннинский «железный завод». Толмачевский «железный завод»). Если на Олонецких заводах в домне в течение суток переплавляли около 200 пудов руды и получали около 50 пудов чугуна (а на тульских 100–120 пудов), то на Урале домна принимала за сутки около 500 пудов руды, получая при этом от 240 до 270 и более пудов чугуна. Секрет этого не только в увеличении размера доменных печей (вместо 4х4 саж. – 5х5 саженей), но и в качестве руды, которая на Урале была как минимум вдвое богаче железом олонецкой. Если в 1715 г. на Петровских заводах Карелии при 4-х домнах в год получали около 35,5 тыс. пудов чугуна, то на старейшем уральском Каменском заводе в 1704 г. при 2 домнах в год выходило 56,5 тыс. пудов чугуна.
К концу первой четверти века уральские заводы строились уже как сложные комбинаты. Так, на Екатеринбургском заводе помимо двух домен и фурмовых установок для механического дутья было три молотовых «фабрики» или цеха, стальной цех, железорезальный цех, плющильный цех (прообраз прокатного стана), проволочный цех, две якорных «фабрики», лудильный цех, меховой цех, пильная мельница и разные вспомогательные службы. Кроме того, тут же было и медеплавильное производство (четыре печи, «платной двор», «прорезная фабрика», делавшая заготовки пятикопеечных монет).
В первые годы строительства крупных металлургических предприятий основным резервом неквалифицированной рабочей силы был свободный наемный труд. К 20-м годам резервы для свободного наемного труда были исчерпаны: ведь в стране, получающей низкие валовые урожаи, почти всегда существовала постоянная острая потребность расширения сферы земледелия и увеличения числа земледельцев-крестьян.
Рынок труда в области промышленности практически отсутствовал. Во время строительства уральских заводов в 1723–1725 гг. генерал-лейтенант В. де-Геннин, ведший и возглавлявший это строительство, привлекал к нему военные подразделения и наемных рабочих. В итоге «как оные солдаты, так и работники сперва много от работы бегали, и дошло было до того, что оного генерал-лейтенанта в том пустом месте при строении едва не одного оставили».Ведь в Западной Европе первые мануфактуры появились в крупных эмпориях, огромные торговые обороты которых способствовали концентрации больших масс индивидов, выброшенных судьбой из привычной колеи жизни. В крупнейших портах зарождалась сложная инфраструктура, стимулирующая развитие промышленности и общественное разделение труда.
В России же само строительство огромного по тому времени числа металлургических заводов велось не в местах сосредоточения пауперизированных масс (крупные речные пристани и города), а в местах, где были залежи железной руды, причем часто глухих и весьма отдаленных. Форсированное строительство заводов на Урале и в Европейской России, вложение огромных средств, в конце концов, пришло в тупик, ибо имевшийся в стране резервный слой маргиналов, «гулящих людей» и т. п. был исчерпан примерно за два десятилетия. Поэтому вполне логичным был тот момент в развитии событий, когда под напором требований заводовладельцев в 1721 г. им было разрешено покупать к фабрикам и заводам крепостных крестьян, а в 1736 г. все вольнонаемные заводские работные люди превращены были государством в «вечноотданные» к фабрикам и заводам (много позже, в XIX в., они получили название «посессионных»).
Итак, форсированное строительство крупного производства путем заимствования «западных технологий» таким социумом, как Россия, дало вместе с тем суровый социальный эффект: были вызваны к жизни еще более жестокие, более грубые формы эксплуатации, чем самые «варварские» формы феодальной зависимости. Эпоха преобразований породила огромный контингент людей, являющихся принадлежностью фабрики и продающихся из поколения в поколение вместе с этой фабрикой. От классического рабства это, не классическое, отличалось лишь тем, что фабрикант не мог убить «посессионного крестьянина», В сущности же можно сказать, что в конечном счете «производственные отношения» в каком-то отношении пришли в соответствие с «производительными силами», так как производительные силы – это не машина или оборудование, а социум на определенном этапе развития. Этот социум, в основе жизнедеятельности которого лежало земледелие и скотоводство, едва покрывающие потребности страны, обречен был выжимать совокупный прибавочный продукт жесточайшими политическими рычагами насилия, этот социум неизбежно «усвоил» (подмял) и новые технологии под господствующий уклад хозяйственных отношений. К такого рода процессам абсолютно неприменимы понятия «реакционный», «консервативный» и т. п., так как они были проявлением объективной необходимости, логикой развития данного общества.
Важно отметить, что применение промышленного труда на крепостной основе, совершающееся путем резкого возрастания эксплуатации крестьян при непременном сохранении за ними земледельческого производства, открыло возможности для своеобразного варианта развития процесса общественного разделения труда. Сочетание земледельческого и промышленного труда стало не временным переходным состоянием для крестьянина, как это обычно бывало в Европе, а утвердилось более чем на вековой период и сохранилось даже после 1861 г. Такова важнейшая специфика развития социума с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта.
Характеристика российской государственности
1. Итак, природно-климатический фактор имел важнейшее влияние на характер и темпы развития человеческого общества вообще и на характер и темпы развития тех или иных его социальных формирований, охватывающих племена или народы, или целостные государственные образования и государства. Причем это влияние прослеживается не только в том случае, когда разница в природно-климатических условиях резко контрастна и поэтому вполне очевидна (например, страны долин Нила, Двуречья, с одной стороны, и страны Европы, с другой), но и при отсутствии столь резкого контраста (например. Запад Европы и Восток Европы). В последнем случае влияние это не столь грандиозно, как в первом случае, когда речь идет о зарождении древнейших цивилизаций в условиях Двуречья, на многие тысячелетия обгонявшем темпы и характер развития первых цивилизаций на Севере Европы и т. д. Разница в темпах развития человеческих сообществ на Западе и Востоке Европы прослеживается хотя и в рамках одной общественно-экономической формации, но вместе с тем она глубоко принципиальна и носит фундаментальный характер. Речь идет о разных типах феодального общества, о разных темпах их развития.