Почему я не люблю дождь

В тот момент, когда она пришла к выводу, что два куска хилависты могут оказаться даже хуже чем один целый, гадина эта наконец отсмеялась и, все еще всхлипывая от удовольствия, объявила:

– Я иду первым. Ты – за мной. По следу, так сказать. Главное, – не застревай нигде, и держись поближе, – с этими словами он перекатился в сторону лестницы и довольно ловко скользнул ступеней на десять вверх.

Точнее – на двенадцать. Ступеньки, по которым он только что прошелся – если, конечно, это слово применимо к его способу передвижения, – засветились ровным зеленоватым светом и теперь их можно было и видеть, и считать, вообще делать с ними все что угодно. Хотя, что с ними можно делать еще, – это, конечно, вопрос вопросов.

Свечение это было довольно бледным и потихоньку сходило на нет, но этого было достаточно, чтобы решить главную на этот момент проблему.

«Неплохо, – оценила этот неожиданный поворот Хода. – Ловко и изящно».

– Ну что? – Вернувшийся назад хилависта был собой весьма доволен, но вид у него при этом был – ехидней некуда. – Годится?

Осси кивнула:

– Вполне. Ты только быстро не лети.

– Не буду… А ты говоришь – мешки… – хилависта не удержался и снова хихикнул. – Проще надо…

И началось восхождение.

Остров белого песка скрылся из виду довольно быстро. Просто в какой-то момент растаял внизу под ногами и все. Ни следа и ничего – только воспоминания о приятно проведенном времени, да все еще ноющая рука, по которой пришелся удар мантихоры.

Шли долго. Хилависта слово свое держал – вперед не рвался, хотя видно было, что может и быстрее – просто сдерживается. А ощущения при этом были самые дикие. Под ногами – ничего. Впереди – ничего. Позади – а Осси не удержалась и оглянулась пару раз, – тоже ничего.

Пустота.

Одна лишь пустота, и ничего кроме пустоты…

И только где-то далеко внизу земля, едва видная сквозь легкую пелену облаков. Странное это было дело – гулять по небу. Оно было везде – и над, и под и, вообще, – куда только ни глянь.

Хорошо хоть ветра не было. А кстати, почему, интересно?.. – Осси задумалась. То ли просто улетел он куда-то по неотложным своим делам и пропустил такую интересную забаву, а то ли – так задумано было. И если, так, то неведомым строителям этого шедевра небесной архитектуры – отдельное спасибо и низкий поклон…

– Не устала? – Обернулся на ходу хилависта. Причем ловко он это сделал – будто вывернулся, продолжая, как ни в чем не бывало, катиться вперед. – Или, может, передохнем?

Обалдеть – не встать. Этот занудный гундос мог, оказывается, быть и вежливым и внимательным… Страшно было даже подумать, что еще может скрываться под этой бледно-зеленой оболочкой… Тонкая ранимая душа? Последний романтик? Бродяга и мечтатель?

– Нет, – улыбнулась Осси. Больше, конечно, своим мыслям улыбнулась, чем ему. – В порядке. Ползем дальше.

– Ну, ползем – так, ползем…

Остановиться все-таки пришлось.

А потом еще раз.

Силы понемногу таяли, а ноги, наоборот, – наливались совершенно неподъемной тяжестью, и дальше шагать не хотели ни в какую. Так что приходилось не только их переставлять, но еще и себя уговаривать.

И все же ползли. Потихоньку, явно теряя темп и задор, но ползли. А чтобы хоть как-то отвлечься от этого монотонного до одури занятия Осси вернулась к прерванным размышлениям о странностях и необычностях, имеющих место вокруг нее.

…А еще хорошо, что ступени под ногами не прогибались и ходуном не ходили. Лестница была хоть и невидимой, но на удивление устойчивой. И это, несмотря на колоссальные свои размеры, и вопреки многим действующим законам мироздания, которые кто-то взял и в этом конкретном и отдельно взятом случае отменил. Вот если бы этот кто-то еще перилами озаботился…

«Я думаю – скоро придем», – прервала размышления леди Кай Хода.

– С чего ты так решила?

Хода замялась было, но потом все же выдавила из себя:

«Мне кажется, что тут восемьсот сорок девять ступеней, а эта – семьсот шестнадцатая…»

Вот это заява была! Осси аж с шага сбилась:

– Ты что их считаешь? Ничего себе! А, помнится, кто-то мне говорил, что так только дураки делают.

– Дураки вообще ничего не делают, – тут же встрял хилависта. – И этим, между прочим, очень выгодно от всех остальных отличаются.

«Да я не то чтобы считаю… – попыталась оправдаться Хода. – Скорее – фиксирую. Отмечаю. Это само собой происходит. Машинально…»

– Ну, раз машинально… – усмехнулась Осси. – Это, конечно, совсем другое дело… А почему их должно быть обязательно восемьсот… сколько там?

«Восемьсот сорок девять».

– Во-во. Восемьсот сорок девять… А почему не девятьсот три, скажем?

«Потому что, думаю, что их тут по числу деяний Странника. На них письмена выбиты. На этой вот – «Воздаяние искуплением». Видишь?»

– Видишь, – передразнила Осси. – Ага, как же! Вижу… Я и ступени-то с трудом различаю. Даже не ступени, а блики зеленые… То есть, ты думаешь…

«Да, – Хода не дала ей договорить. – Я думаю, что перед нами, точнее, под нами – Книга Странствий. Ну, не сама, конечно, а ее небесное, так сказать, воплощение. И каждая ступень здесь – как страница из нее. Вот на следующей написано – Гершавер…»

– Гершавер, – повторила Осси. – Подожди-ка… Град скопищ неверующих… «Он распростер длань свою и расколол небо, и вмерзлая в него молния отделила тьму от лазури… И было так и день и ночь. И еще день… И уверовали сомневающиеся, и воспряли поверившие», – процитировала она.

– Точно, – согласился хилависта. – Так все и было. Пойдем уже?

Но разве можно заткнуть на полуслове Ходу, которая только-только начала говорить?

«А еще дальше написано, – продолжила Хода, не обращая ни малейшего внимания на подрагивающего от нетерпения Ташура, – «Крылья Эйлая»».

– Эйлай? – Осси нахмурилась. – Что-то я такого не помню… Кто это?

– Рыбак, – опередил Ходу Ташур. – Эйлай был рыбаком. Лучшим на всем побережье, но однажды его лодку снесло в открытое море, где он проболтался то ли десять дней, то ли больше… не помню…