Почерк зависти, или Я вас ненавижу
Шрифт:
— Знаете, звонков всегда много, но я их все записываю...
— Можно взглянуть?
— Конечно. А какой конкретно день вас интересует?
— Мне трудно ответить на ваш вопрос. Будет лучше, если я сама взгляну в ваш журнал... И все же: какое у Олега Николаевича было настроение вчера?
Секретарша передала ей журнал с закладкой, раскрыла его и сказала неуверенно:
— Знаете, мне показалось, что он был сильно расстроен чем-то... И еще: он попросил меня купить ему одну вещь... Очень дорогую, но, как мне показалось, срочно нужную. Он даже дал мне машину...
— Что за вещь?
— Полевой бинокль.
«Так я и думала...»
—
— Мне показалось, что он ждал звонка...
Наталия принялась листать журнал. «Вот, 16 декабря...» Но звонки были преимущественно производственного характера: звонили прорабы с участков (Наталия расспрашивала секретаршу подробно о каждой фамилии), из Горэнерго, с электромеханического завода... И только один звонок заинтересовал Наталию: «одноклассница».
— Она назвалась?
— Нет. Просто позвонила какая-то женщина, представилась одноклассницей Малышева и попросила ее соединить с ним.
— А что Малышев?
— Взял трубку.
— Он был в своем кабинете?
— Вы хотите спросить, не видела ли я выражения его лица? Нет, не видела... Но когда он вышел спустя приблизительно час после этого разговора, выглядел он подавленно. Я еще спросила его, что случилось... Но он сказал, что ничего. Знаете, я еще подумала тогда: может, позвонила его старая любовь, к примеру... Это глупо, конечно... — Девушка засмущалась и натянуто улыбнулась, показывая мелкие зубки.
— А Злата, жена, часто ему звонила?
— Нет, очень редко.
— Вы можете что-нибудь мне сказать об их отношениях? Я понимаю, конечно, что сейчас, когда Олега Николаевича нет, об этом как-то неудобно говорить... Он же нравился вам, ведь так? И все же постарайтесь вспомнить!
— Понимаете, вы можете, конечно, не поверить, но для Олега Николаевича Злата была всем. Он очень любил ее.
— Неужели это так бросалось в глаза?
— Может, кому-то и не бросалось, но когда работаешь с человеком с утра до вечера, то многое становится понятным... Взять хотя бы то, что он всегда сам составлял список необходимых покупок и отправлял меня с водителем за ними... Если бы вы только видели эти списки! Там было все, вплоть до сорта шоколада... Он очень внимательно относился к своей жене, мне кажется, он делал все, чтобы она была счастлива!.. Билеты в консерваторию, театр, на концерт... Он очень беспокоился, что она весь день одна и скучает... Ее жизни, мне кажется, можно только позавидовать... Не знаю, как она будет теперь, без Олега Николаевича?..
— Так вы ничего не знаете?
— О чем?
— Дело в том, что Злата тоже умерла. Вчера.
— Умерла?!
— Да. Ее кто-то сильно ударил по голове, и она скончалась... Так что... сами понимаете... Вы извините, но я должна продолжить... Итак, вы купили ему бинокль. А что было дальше?
— Он... он уехал, и больше я его не видела...
— Это было вчера?
— Да. А вы не знаете, зачем он ЭТО сделал?
— В том-то и дело, что мы не знаем... Ваша фирма вроде бы процветает, вы планируете открыть три дочерних предприятия и завод железобетонных конструкций, ведь так?
— Так... Только не знаю, как мы будем теперь, без Малышева...
***
Подъезжая к своему дому, она увидела, как школьники, которым отменили занятия из-за сильного мороза, катаются с ледяной горки. Вывалявшись с головы до ног
в снегу, они гонялись друг за другом, совсем не замечая холода...Соня встретила ее с улыбкой, которая могла означать только одно: Логинов дома.
— Игорь, тебе можно памятник поставить! Сидишь в квартире, в которой плавают такие вкусные ароматы, и не ешь... Неужели ждешь меня?! — Наталия чмокнула его в щеку и, взяв за руку, потянула за собой на кухню. — Идем, я зверски проголодалась! А за столом расскажу тебе кое-что занятное...
Но рассказ о Хрусталевой и бинокле не произвел на Логинова ожидаемого впечатления.
— Ты гоняешься за тенями. Зачем вообще искать причину самоубийства? Бессмысленно.
— А что, если это убийство, а не самоубийство? Где доказательства? Малышеву могли вскрыть вены, а потом запереть дверь. А избиения? Что же, по-твоему, женщины сами себя избили?
— Почему во множественном числе? Какие женщины? Насколько мне известно, избили только Злату, жену Малышева.
— Это у меня просто сорвалось... Хотя не думаю, что, попав в лапы братьев Караваевых, Оля Савельева осталась бы жива... Может, звучит цинично, но, видимо, это к лучшему, что она разбилась в машине вместе с ними...
Она хотела рассказать Игорю о гримерной Варфоломеева, которую УВИДЕЛА накануне, но как-то не получилось. После обеда, которым их накормила Соня, организм потребовал сна. Глаза слипались, голова отказывалась работать.
Уже лежа в постели, она вдруг поднялась на локте и спросила, словно в полусне:
— Скажи, Логинов, кто у нас в городе делает самые сложные пластические операции? — И, не надеясь на ответ, снова закрыла глаза. Но вдруг услышала:
— Профессор Крашенинников.
— А ты откуда знаешь?
— Оттуда. Это ведь он в восемьдесят девятом году по кусочкам собрал лицо родной сестры Арнольда Манджиняна, когда ее вытащили из горящей квартиры... Мы же с ним тогда все дни и ночи дежурили у Викиной палаты, доставали лекарства, облепиховое масло... Крашенинников Николай Васильевич — мировой мужик. Тебе он зачем? Ты что, хочешь, как Мерилин Монро, сделать себе пластическую операцию?
— Угадал. Я хочу стать мужчиной. Мне надоело быть женщиной — хочется разнообразия...
— Разнообразия? Всегда пожалуйста... раздевайся...
— Что ж, мне с себя кожу снимать теперь, что ли?..
И как нарочно, во время их возни под одеялом в дверь спальни постучала Соня:
— Вы будете пить чай или нет?
— Уволь ее, пожалуйста, — прошептал Логинов, вздыхая и постанывая от досады, что их так не вовремя потревожили, — уволь хотя бы на пару часов!..
— Да я скорее тебя уволю, чем Соню... Соня, мы БУДЕМ пить чай. Уже идем...
Глава 7
СЕСТРЫ ХРУСТАЛЕВЫ. ОЛЯ САВЕЛЬЕВА В ШЛЯПКЕ С АНГЛИЙСКОЙ СЕТКОЙ
Бензин был на исходе, поэтому Наталия поехала на заправочную станцию. Но на той, что находилась ближе всех к дому, горючего не оказалось. Не было его и на следующей... Так, проклиная свою любовь к контрастам и ругая себя за то, что она осталась, как патриотка (но скорее, как идиотка), жить в своем родном городе вместо того, чтобы укатить куда-нибудь на юг Франции или в швейцарские Альпы, она доехала до переезда, за которым начинались поля. Окраина города, мрачное место с подслеповатыми домиками и целыми полчищами одичавших голодных собак...