Почетный академик Сталин и академик Марр

«Оценка современного положения в советском языкознании».

«Материалистические основы учения Н.Я. Марра о языке».

«Изучение современных живых языков».

«Творческий путь Н.Я. Марра».

«Непреодоленные ошибочные положения Н.Я. Марра».

«Проблемы, требующие уточнения и доработки».

«Значение Марра для дальнейшего развития советского языкознания».

«Научные позиции проф. А.С. Чикобавы».

«Первоочередные задачи советского языкознания».

Лейтмотивом статьи стала одна из первых фраз: «Строить подлинно марксистское языкознание без Марра признаю для нас неприемлемым». Как уже не раз он это делал в своих предыдущих работах, Мещанинов отметил все действительно сильные стороны «нового учения об языке», но не обошел молчанием и слабости. К сильным сторонам отнес анализ языка в тесной связи с материальной культурой и социальной историей человечества, изучение не только грамматических форм языков, но и социальной значимости слов и выражений, то есть семантики. Вторя Марру, Мещанинов пояснял что язык — надстроечное явление и поэтому подчиняется в своем становлении и развитии «материальным условиям базиса и отражает их, а потому выступает в своем грамматическом строе и семантике своего словарного состава первостепенным историческим источником. Н.Я. Марр в своих исследованиях подходит к привлекаемому материалу как историк и с этой точки зрения рассматривает периоды сложения отдельных языков… разных эпох и различных народов.

Он прослеживает действие скрещения отдельных языков, дающее в итоге новое качественное образование, новый язык. Если нация — не расовая и не племенная, а исторически сложившаяся общность людей (здесь Мещанинов в точности цитирует Сталина, не делая отсылки. — Б.И.), то и их язык представляет собою исторически сложившееся целое, без которого немыслима национальная общность. Наличие языков, не скрещенных в своей основе, Н.Я. Марр отрицает. Этому полностью соответствует его же утверждение, что национальные языки и их предшественники не могут являться расовыми… Здесь он выступает как историк, учитывающий историю развития общественных форм». Затем Мещанинов отметил, что появление индоевропейских языков связано не с расщеплением некогда единой расовой семьи, а, наоборот, эта общность возникла («сошлась») на определенной стадии развития человечества, связанной с переворотом в производстве металлов и во всем мировом хозяйстве в целом. Критикуя праязыковую теорию, согласно которой развитие шло линейно от одного праязыка к множеству языков, Мещанинов сослался на данные археологии, утверждавшей, что в древности редкие племена были широко разбросаны по лику земли и потому не могли иметь общий язык. И только в процессе длительного взаимодействия и общения этих групп, в результате которого происходило «согласовывание звуковых символов, значимостей» и «их скрещивание», появляется общий язык. Вне такого взаимодействия, утверждал Мещанинов, не мог возникнут вообще никакой язык. Отсюда, делался вывод, чем больше общих элементов имеют языки между собой и чем большую площадь распространения они охватывают, тем больше оснований утверждать, что эти явления имеют недавнее происхождение как результат «многократно происходивших скрещиваний». В связи с этим Мещанинов процитировал крылатое выражение Марра о том, что языковое «родство — социальное схождение, не родство — социальное расхождение». Поэтому отказ от идеи «праязыка» является началом нового материалистического языкознания, которое теснейшим образом связано с именем Марра. И конечно же, как и Чикобава, академик Мещанинов для подкрепления истинного «марксизма» «нового учения об языке», взывает к тем же авторитетам и к их «методам»: «Следовательно, материалистическое учение Марра о языке не создает какого-либо нового метода, а применяет метод, установленный и развитый учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Такова задача, поставленная перед собою самим Н.Я. Марром».

Сталин читал, отмечал и комментировал напечатанное в газете, причем отчетливо видно, что он настроен недружелюбно и предвзято и к Марру, и к автору, его защищавшему:

«Выводы Н.Я. Марра исходят из понимания языка как явления общественного порядка, следовательно, обусловленного сознательно трудовой деятельностью человека. Поэтому отражение реальной действительности в сознании человека кладется в основу исследовательского труда советского языковеда. В связи с этим в резком противоречии буржуазному языковедению становится Н.Я. Марром проблема об отношении языка и мышления. В основу Марром берется высказывание классиков марксизма-ленинизма: „Люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с действительностью также свое мышление и продукты своего мышления“. „Непосредственная действительность мысли — это язык“ (Маркс и Энгельс. Соч. Т. IV, с. 17 и 434)». На текстах цитат из Маркса, дающих, на мой взгляд, серьезные основания и Марру, и Мещанинову рассматривать классика в качестве своего союзника, Сталин начертал знакомую фигуру котла. То был знакомый уже нам знак подготовки очередного сталинского удара на «языкофронте». Вслед за этим Сталин дважды отчеркнул на полях колонку со следующим текстом:

«Данная установка проникает во все работы Н.Я. Марра последнего десятилетия его жизни. По его словам, „отставание лингвиста от суждения от мышления, это — наследие европейской буржуазной лингвистики, как проклятие, тяготеющее над всеми предприятиями и по организации исследовательских и учебных дел, не только по языку. Старое учение об языке правильно отказывалось от мышления, как предмета его компетенции, ибо речь им изучалась без мышления. В нем существовали законы фонетики — звуковых явлений, но не было законов семантики — законов возникновения того или иного смысла, законов осмысления речи и затем частей ее, в том числе слов. Значения слов не получали никакого идеологического обоснования“ („Язык и мышление“, 1931)». Прочитав этот, как всегда, причудливо корявый текст Марра, посвященный его любимым идеям (приоритету законов возникновения смыслов, то есть семантики, перед законами фонетики и грамматики), Сталин не выдержал и с явным удовольствием здесь же, рядом со своими отчеркнутыми на полях линиями, карандашом написал то ли в адрес Мещанинова, то ли в адрес Марра: «Дурак» [384] . Скорее всего, в адрес последнего.

384

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5.

Читая Мещанинова, Сталин не столько вникал в его аргументацию, сколько пытался уже здесь полемизировать с аргументацией широко цитируемого автором Марра:

«В работе 1931 года „Языковая политика яфетической теории и удмуртский язык“ Н.Я. Марр точно формулирует ведущую установку своих исследований следующими словами: „Материалистический метод яфетической теории — метод диалектического материализма и исторического материализма, то есть тот же марксистский метод, но конкретизированный специальным исследованием на языковом материале и на материалах, связанных с языками явлений не только вообще речевой, но и материальной и социальной культуры“». На полях слева сталинской рукой размашисто написано: «Это декларирование». И здесь он был абсолютно прав, с той лишь поправкой, что вся советская и в особенности гуманитарная наука по воле своего «корифея» изо дня в день занималась такого рода псевдотеоретическими декларациями и профанациями. Но в этих марровских декларациях все же был рациональный смысл — он первым ставил вопрос о системном изучении языка и мышления в связи с данными археологии и социальной истории.

«Следовательно, материалистическое учение Марра о языке не создает какого-либо иного метода, а принимает метод, установленный и развитый учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Такова задача, поставленная перед собою самим Н.Я. Марром. Там, где он неуклонно следует этому заданию, он закладывает основные положения материалистического языкознания и настойчиво проводит их в исследовательской работе». [385] Сталин не только подчеркнул последнее предложение и дополнительно отчеркнул его часть на полях, но и не удержался от очередной язвительной реплики: «А где отступает?» [386]

385

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5.

386

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5.

Сталин читал: «Так, Н.Я. Марр рассматривает языковые процессы в их социальной обусловленности. Поэтому историю языка того или иного народа он неразрывно связывает с историей данного народа и тем самым входит в резкое противоречие с еще и поныне господствующими на Западе установками буржуазной лингвистики, изучающей язык в его современном состоянии и в его историческом прошлом как самостоятельную и саморазвивающуюся категорию». Недаром Сталин дополнительно еще дважды отчеркнул на полях компаративистскую идею, с которой Марр и Мещанинов особенно полемизировали, опираясь на представление о неразрывной связи истории общества с историей языка и мышления. Для Сталина с его интуитивным дуализмом, так же как и для младограмматиков, язык жил особой надобщественной, «национальной» жизнью, не испытывая непосредственного и решающего воздействия со стороны социальных сил. Отсюда следует, что к этому времени в голове Сталина уже четко сложилось суждение об особой, внеформационной жизни языка как самостоятельного явления. Тем более что он в своей давней, дореволюционной, давно ставшей знаменитой работе «Марксизм и национальный вопрос» причислил язык к одному из решающих признаков нации.

Несмотря на четкий почерк Сталина, не все его пометы мне удалось дальше разобрать. Возможно, вождь стал торопиться, и это сказалось на почерке, или газетная бумага и карандаш в архиве со временем сильно выцвели. Когда Мещанинов упомянул о знаменитом «Бакинском курсе» Марра, от которого, по его словам, автор впоследствии отказался (на самом деле это не так), Сталин отметил это место в статье Мещанинова и что-то написал поверх текста [387] . В своей статье он упомянет о том, что Марр отказался от «Бакинского курса». Но общий, в высшей степени недоброжелательный и откровенно предвзятый настрой и по отношению к Марру, и к Мещанинову без труда прослеживается при знакомстве с пометами на этом и других разделах статьи. Когда Мещанинов перешел от позитивной части к негативной оценке отдельных положений теории Марра, Сталин стал реагировать особенно эмоционально.

387

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5 об.

Мещанинов обратил внимание на то, что Марр довольно поздно примкнул к марксизму (после 1920 года), фактически на завершающем этапе формирования своей языкотворческой теории. Чикобава же, писал Мещанинов, сейчас призывает вернуться к предшествовавшему дореволюционному этапу, когда Марр не был марксистом и рассматривал яфетические языки всего лишь как очередную языковую семью («третий этнический элемент»). «В сходном положении, — отмечал Мещанинов, — оказались и университетские лекции „Яфетическая теория. Общий курс учения об языке“, читанные в 1927 году в городе Баку и поэтому широко известные под названием „Бакинский курс“. Эти лекции, как единственное пособие, дающее общий обзор яфетической теории и основные ее установления, легли в основу преподавания университетских курсов. Раскупленные в очень короткий срок, лекции потребовали переиздания». Но, если содержательное описание устанавливаемых Марром звуковых законов и соответствий не вызывает сомнений, то «лекции в остальной своей части представляли изложение не всегда отвечающее установкам материалистического учения о языке, и сам же автор данного труда в 1931 году не дал согласия на его переиздание, находя необходимым коренную переработку. Следует отметить тут же, что по вине учеников Н.Я. Марра, отказавшихся от переиздания „Бакинского курса“ как устаревшего, курс этот до сегодняшнего дня включается безо всяких оговорок в числе рекомендуемых студентами пособий».

Здесь Мещанинов допускает явные передержки, которыми тут же воспользовался Сталин, а затем и другие противники Марра. Во-первых, Марр был против переиздания «Бакинского курса» не потому, что там якобы были идеологические ошибки, а потому, что книгу издали в безобразном полиграфическом исполнении и с большим количеством технических огрехов. Сложный язык и пунктуация, а главное, оригинальная транскрипция Марра требовали много дополнительных типографских знаков и тщательной корректорской работы. Этого бакинская типография, печатавшая «Курс», в полной мере обеспечить не могла. Кроме того, Марр страдал «зудом» постоянного изменения и уточнения своих ранее сделанных выводов и установок, что не такое уж редкое явление в ученой среде. Марр был человеком увлекающимся, брался одновременно за многое, был нагружен массой должностных обязанностей, а времени на все не хватало. После его смерти Мещанинов, как главный идеолог марризма, так и не смог рационально объяснить методологические истоки четырехэлементного анализа. Недаром Чикобава постоянно напоминал, что марристы отказались от этого метода еще до войны и, возможно, именно элементный анализ Мещанинов имел в виду, говоря о «нематериализме» учителя. Судя по тому, что Сталин напишет в своей статье по поводу «Бакинского курса», он в полной мере воспользовался критикой Марра и самокритикой Мещанинова.

Затем Сталин пометил и прокомментировал еще несколько положений статьи Мещанинова: «Таково, например, построение родословного дерева на основе мифологической классификации языков, приведенное в „Бакинском курсе“ (1928 год), где завершающим высшим звеном современным состоянием языков признается флективный строй индоевропейской речи. Этому строю в нисходящем разрезе предшествуют один за другим флективные языки семитической группы, перед ними помещены тюркские с агглютативным строем, и еще ниже — эргативные яфетические, а в самом низу аморфные. В итоге получилось построение, в значительной степени повторяющее общую морфологическую классификацию, которая вовсе не чужда буржуазной лингвистической школе». Мещанинов не совсем точен, так как компаративисты действительно, выделяя различные по строю группы языков, в его время отказались от попыток построить их качественную, морфологическую или историческую классификацию. Марр же попытался это сделать в рамках своей стадиальной концепции. Но Сталин увидел тут неуверенность в позиции марристов. Отметив двумя крестами на полях предварительно подчеркнутую мысль о флективном строе индоевропейской речи, дополнительно вертикально отчеркнул на полях замечание Мещанинова о том, что и буржуазная лингвистика использует похожую классификацию, а затем здесь же строго и назидательно приписал: «То-то» [388] . Он уже чувствовал, что противник не уверен, что он колеблется, что он маневрирует, что он ищет компромисса. Мне вновь не удалось разобрать то, что Сталин написал поверх пассажа Мещанинова о палеонтологическом анализе. Но там, где Мещанинов заявил в нарастающие компромиссном духе о том, что Марр прав, говоря о языке как о надстроечном явлении, и оказался не прав слишком тесно, связывая формационную теорию Маркса и стадиальную теорию развития общечеловеческого языка, Сталин вновь заметил: «То-то». А когда Мещанинов, уже давно усвоивший, что простым смертным, пусть даже и академикам, сомневаться в непогрешимости классиков марксизма никак нельзя, заявил, что Марр не прав, утверждая, вопреки Энгельсу, что и первобытное общество состояло из классов, Сталин рядом обличительно и требовательно написал вопрос: «А где об этом говорили марристы?» [389]

388

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5 об.

389

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1255. Л. 5 об.