Почетный караул
Шрифт:
— Что такое? — спросила лейтенант Турк.
— Они черные. Я сначала думал, мне показалось из-за освещения. Это негры. Знаете, кто это? Это те парни, про которых говорил генерал — ну, этот проект негритянской группы средних бомбардировщиков. Бедолаги, хорошенькое начало…
Тяжелой раскачивающейся походкой подполковник Каррикер преодолел тридцать ярдов, отделявших его от чернокожих пилотов. Он остановился и, видимо, что-то сказал им; приход Каррикера вызвал у летчиков небольшой переполох; наконец вперед выступил худой долговязый офицер. При свете прожекторов Хикс разглядел тонкие черные усики и довольно светлую кожу. На воротничке рубашки приколоты полоски второго лейтенанта, над карманом — «крылышки» пилота. Он поднял
Хикс почувствовал сзади какое-то движение. Генерал Бил спустился из самолета.
— Хорошо, судья, — произнес он, — я… — и вдруг осекся.
Стоящий около Б-26 Каррикер неожиданно подался вперед, развернулся и с отчетливым смачным звуком ударил лейтенанта кулаком в лицо. Долговязый офицер как подкошенный рухнул на спину. Остальные четверо летчиков невольно отпрянули. Двое полицейских с изумлением взирали на эту сцену и бездействовали.
— Бенни! — крикнул генерал Бил. — А вы что смотрите, — закричал он полицейским, — прекратите это безобразие. — Потом добавил, обращаясь к полковнику Россу: — Ну, уж теперь-то он точно арестован.
Между тем ветер резко усилился. Молнии засверкали уже по всему горизонту, и, заглушая эхо громовых раскатов, застучала барабанная дробь тропического ливня.
— Бежим, Нюд, — сказал полковник Росс, — бежим быстрей, пока не накрыло…
Грузчики уже неслись по полю, толкая перед собой помост с багажом. Натаниел Хикс подхватил за руку лейтенанта Турк и побежал вслед за другими. За ними побежал и полковник Росс. Пробегая мимо бомбардировщика, он крикнул:
— А ну-ка, все на командный пункт, живо! — и побежал дальше.
Хикс взглянул в ту сторону и увидел, как пилоты поднимают упавшего офицера; потом они тоже побежали, а за ними и Каррикер. Оглянувшись назад, Натаниел Хикс увидел бегущего генерала, следом быстро надвигался фронт грозового ливня — сверкающая в свете прожекторов сплошная стена низвергающихся дождевых потоков.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пятница
Friday
I
Утро следующего дня выдалось в Оканаре ясное, золотистое, сияющее прелестью удивительной, хотя и не такой уж редкой здесь в эту пору. Ночной ливень умыл крыши домов, каждый листок на деревьях. Дождь прибил летнюю пыль, и серая, а местами совсем белая песчаная почва влажно поблескивала, посвежевшая и упругая. Легкий свежий и ласковый ветерок иногда пробегал в тишине летнего утра. Трудно было поверить, что через какой-нибудь час от всей этой свежести и прохлады не останется и следа.
Над рябью прудов взошло солнце и сквозь редколесье щедро брызнуло косыми лучами на обширную, обнесенную сплошным забором территорию АБДИПа. Всюду царила глубокая звенящая тишина; она окутала выкрашенные желтой краской деревянные стены и пестрые крыши тесных казарм и временных построек, блекло-зеленые капитальные здания из бетонных блоков, в которых размещались штабы отделов, административно-хозяйственные службы, ремонтные мастерские и чертежные бюро, библиотеки и лаборатории, аудитории и демонстрационные залы.
Безмолвие еще больше подчеркивалось редкими случайными звуками: звяканьем металлической посуды, плеском воды в кухнях и столовых. Вдалеке кто-то с чувством насвистывал «Бумажную куклу». Время от времени из гаража автобазы выкатывали грузовики и легковые автомобили, разъезжаясь по пустынным улицам города.
В прямоугольнике штабного двора выстроился взвод охраны: белые тропические шлемы, белые ремни с пистолетной кобурой, белые краги — все сияет, на безупречно свежей форме — ни пятнышка.
Стройные и подтянутые, они напряженно застыли в ожидании команды. И вот
над залитым утренним солнцем подстриженным газоном слышится резкий и самодовольный командирский голос:— Смирно! Равнение на середину! Нале-во! Шагом — марш!
Дружно стуча коваными каблуками, взвод зашагал в проход между зданиями и браво процокал по мостовой.
К мачте с флагом подошли двое рядовых специального наряда вместе с сержантом. Они развязали и освободили веревки. Потом прикрепили к одному концу флаг гарнизона, сложенный особым образом на руках у сержанта, и застыли в ожидании сигнала.
Солдаты орудийной команды расчехлили блестевшее на солнце салютное орудие. Потом зарядили пушку, строго соблюдая ритуал, сохранившийся еще со времен Гражданской войны. Капрал взялся за кольцо вытяжного шнура и отошел от орудия.
По ступеням крыльца штаба уже спускались, переговариваясь на ходу, дежурный по части и его помощник. Подойдя к флагу, они смолкли и стали по стойке «смирно».
А в это время в пустой дежурке помощник начальника караула внимательно следил за стрелкой электронных часов на стене. В комнате царила звенящая и, казалось, вечная тишина. Беззвучными ритмичными рывками большая стрелка приблизилась к отметке 6:25. Как только она накрыла это деление циферблата, помощник начальника караула опустил иголку звукоснимателя на пластинку.
На всей территории базы послышалось шипение граммофона, многократно усиленное многочисленными громкоговорителями. И тотчас вслед за этим воздух взорвался от звуков «утренней зори» — казалось, затрубили сразу сотни горнов.
Гарнизонный флаг пополз вверх, постепенно расправляясь с подветренной стороны флагштока. Яркое полотнище все больше надувалось на ветру и наконец, вытянувшись во всю длину, затрепетало на самой верхушке мачты. Из жерла пушки показалось облачко дыма, и земля вздрогнула от гула выстрела.
Звуки граммофонного горна проникли через открытое окно в комнату Аманды Турк и пробудили ее от тяжелого, липкого сна. Бывают такие мучительные сны: попадаешь в какую-то кошмарную ситуацию, тебе угрожает смертельная опасность, ты хочешь бежать, но чувствуешь, что не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. На этот раз ей приснилась змея — толстый, отвратительный водяной щитомордник. Дело в том, что примерно месяц назад между женскими казармами и вправду видели щитомордника. Возможно, его согнала с места начавшаяся здесь год назад стройка, а может быть, он приполз сюда после того, как осушили болотистую низину неподалеку от казарм. Часовой, охранявший вход на территорию женской вспомогательной службы, убил змею прикладом винтовки, но до этого девушки подняли такой визг, что случайно проходившая мимо Аманда подошла посмотреть, в чем дело. Девушки были не из ее роты, но она все же сочла, что ее долг — навести порядок. Возбужденные зрители предпочитали держаться на почтительном расстоянии, они то приближались, то снова отбегали от ошалевшей, чуть живой от страха змеи, а одна девушка даже упала в самый натуральный обморок.
Лейтенант Турк отдала несколько решительных коротких распоряжений, объяснила, что следует делать с потерявшей сознание девушкой. Потом громко заявила авторитетным тоном, что, хотя змея и ядовита, она нисколько не опасна, потому что сама не станет ни на кого нападать. Змеи не кусаются, если их не трогать, и не причиняют вреда, пока на них не наступишь, кстати, змеи не «жалят», а кусают — у них в верхней челюсти расположены ядовитые зубы. Чтобы укусить, змея должна броситься на жертву, а ни одна змея не в состоянии сделать бросок больше половины, а может быть, даже всего лишь трети своей длины. Успокоенные ее уверенным менторским тоном и неопровержимостью научной аргументации, девушки охотно построились и согласились вернуться к прежним занятиям, а змею предоставить подоспевшему часовому.