Почетный караул

Это молодцеватое видение было встречено секундной паузой, пока узревшие его осознавали, кто перед ними. Один из рядовых, видимо, усердно штудировавший «Новую памятку-руководство для солдата», встал и выпалил:

— Смирно!

Остальные повскакали со скамей. Даже хромой неуклюже подсунул костыль под мышку и попытался встать. Генерал, заметив это, сказал с добродушной поспешностью:

— Нет-нет! Вольно! Садитесь.

Он с полной невозмутимостью повернул голову к своему спутнику, и Натаниел Хикс увидел, что его спутником был полковник Росс.

* * *

Генерал Николс, взяв с собой в госпиталь только полковника Росса, несомненно, намеревался либо спросить его о чем-то, либо сообщить ему что-то. Генерал Николс, слушая сомнительные доводы Деда, объяснявшего поведение Бенни, почти все время смотрел на полковника Росса. Генерал Николс мог без труда прочесть на лице полковника Росса вопрос: «Кого мы, по-нашему, дурачим?» С этого момента ситуация стала глупой. Надо ли им обоим и дальше делать вид, будто я не знаю, что вы знаете, что я знаю?

Когда генерал Николс столь твердо воспрепятствовал генералу Бакстеру поехать с ними, полковник Росс уже не сомневался в его намерениях и решил по собственной инициативе ничего не говорить, но на прямой вопрос ответить прямо: они не знают, где сейчас генерал Бил. А что еще он скажет, будет зависеть от того, как генерал Николс переварит уже услышанное. Но он собирался в той форме, какую подскажет момент, предложить свой «обитер диктум» — дополнительное или сопутствующее мнение ученого судьи, которое, хотя и не является обязательным, может быть подано так, что не последовать ему значило бы расписаться в собственном самомнении и невежестве.

Он скажет, что исчезновение Нюда было естественным и разумным. В конечном счете оно было подсказано рассудительностью. Нюд отдавал себе отчет, что оказался в трудном положении. Отдавал он себе отчет и в том, как на него воздействуют тяжелое напряжение и ответственность, неотъемлемые от его должности. Нюд понимал, что способен необдуманно поторопиться с решением, и, чтобы избежать этого, чтобы дать себе шанс без помех обдумать положение, следовало исчезнуть, никого не предупредив. Вероятно, Нюд отправился полетать — наипростейший способ помешать найти себя, пока сам не сочтешь нужным найтись. Причин беспокоиться нет никаких ни у кого, за исключением тех, кто, вроде Деда, склонны беспокоиться без всяких причин.

Поскольку на самом деле полковник Росс так не считал — во всяком случае, безоговорочно, — ему, думал он, еще можно тешиться надеждой, что генерала Николса все-таки удалось одурачить. Но в действительности он не ставил себе целью обманывать. Вполне возможно, генерал Николс будет рад принять любое правдоподобное объяснение, согласующееся с фактами, то есть с более или менее признанными фактами. Чтобы помочь в этом генералу Николсу, имеет смысл держаться серьезно и официально.

В коридоре полковник Росс встал как младший по званию, слева от генерала и, храня молчание, пошел рядом с ним к боковому выходу. Он корректно ждал первых слов генерала. Генерал Николс произнес их, когда они дошли до угла коридора. Он положил руку на плечо полковника Росса, поворачивая его к двери с табличкой «Офицеры».

— Заглянем туда, — сказал генерал Николс.

В уборной полковник Росс сохранял свой серьезный и официальный вид. Генерал Николс, подойдя вымыть руки, когда полковник Росс уже чинно мыл свои, внимательно оглядел свое отражение в широком зеркале над раковинами. Чеканное невозмутимое лицо вполне могло доставить удовольствие тщеславному человеку, а тщеславный человек всегда выдает свое удовольствие.

Полковник Росс исподтишка старался не упустить признаков этого удовольствия. Однако генерал Николс быстро скользнул критическим взглядом по подстриженным усам, подровненным волосам, безупречно завязанному галстуку, идеально сидящему кителю — взглядом инспектора, которого все, что соответствует требованиям, не интересует. Если все соответствует требованиям, он равнодушно проходит дальше. И генерал Николс протянул руку за бумажным полотенцем. Как обычно, в ящике не оказалось ни одного.

Полковник Росс повернулся, локтем распахнул ближайшую дверцу и смотал длинную ленту туалетной бумаги. Он сказал:

— Крайне сожалею, генерал. У нас трудности с полотенцами.

— Спасибо, — сказал генерал Николс, беря несколько ярдов тонкой бумажной ленты и вытирая руки. — Да, я знаю, что идет война. — Он дружески посмотрел на полковника Росса и сказал: — И вам могло бы быть куда хуже, судья. Скажите спасибо, что у вас хоть это есть. Открою вам важную военную тайну. На конференции в Квебеке в прошлом месяце за несколько дней до окончания была израсходована вся туалетная бумага. Абсолютно. Даже в резиденции генерал-губернатора в Цитадели не осталось ни клочка, и весьма важные персоны рвали газеты. Естественно, мы тут же откомандировали самолет и доставили запас по воздуху. И никто не знает, было ли это делом рук вражеских агентов, или просто кто-то не рассчитал, сколько ее понадобится, чтобы обеспечить потребности конференции.

Подчеркнуто назвав его «судья», приняв шутливый тон, прибегнув к анальному юмору — «между нами, мужчинами, говоря», — генерал Николс открыто приглашал полковника Росса забыть про официальность. За всю историю войн вряд ли был случай, чтобы полковник отклонил подобное приглашение, когда оно исходило от генерала, и полковник Росс увидел, что ему придется подыгрывать. Он одобрительно засмеялся.

— Да, — сказал он, — по-видимому, это непременный аспект любых человеческих собраний: конечный продукт накапливается стремительно.

Собственно говоря, он хотел бы услышать про Квебек побольше. Нет, не всю подноготную, — какие решающие планы утверждены, какие великие решения приняты. О них полковник Росс предпочел бы ничего не узнавать, ибо был недостаточно осведомлен, чтобы по-настоящему их оценить и уж тем более принять на их основе какие-то меры. То, что ему было бы полезно узнать, то, что он хотел бы услышать, лежало совсем в иной области. Если бы генерала Николса удалось подтолкнуть поведать про Квебек еще что-нибудь, генерал Николс мог бы очень много поведать полковнику Россу о генерале Николсе.

Например, очень многое можно было бы вывести из его отношения (которое не замедлило бы выясниться) к именитостям, с кем он там встречался. Позволив заметить, что вот это его заинтересовало, а то произвело на него впечатление, генерал Николс невольно показал бы полковнику Россу, какой подход нужен к генералу Николсу. Он мог бы косвенно или опосредованно дать ответ на вопрос, наиболее важный для полковника Росса, — как на самом деле котируется генерал Николс, какова его власть, каким влиянием он пользуется в высших сферах.

Полковник Росс приготовил ловкую провоцирующую фразу, которая подтолкнула бы генерала Николса продолжить разговор на тему, конечно столь же приятную генералу, как почти всякому человеку, — на разговор о самом себе и своих успехах. Он побудит генерала Николса двинуться еще дальше в нужном направлении. Но прежде чем полковник Росс успел что-то сказать, генерал Николс небрежно потрогал его за локоть и шагнул к двери.

Полковник Росс был обескуражен.

Захваченный своей идеей, он намечал курс действий, направлял ход событий и забыл, что находится в подчинении у этого молодого человека. Не он, а генерал Николс был тем, кого обхаживали, тем, кто отдавал приказы. Полковник Росс вздрогнул от неожиданности и, смущенный этим, поторопился подчиниться. Он вышел в коридор. В процессе этой умственной перетасовки изящная направляющая фраза была отброшена, и, прежде чем полковник Росс сумел найти ей замену, генерал Николс сказал: