Почта св. Валентина
Шрифт:
– Смилуйся, неделя осталась до Нового года. Разведем тут хаос и анархию. Давай после праздников – вдумчиво, не спеша…
– Илюша, так это и лучше. К Новому году все будет новое, праздничное, чистенькое. Мы вдвоем с тобой за два дня управимся.
Двигать мебель, застилать полы, таскать грязь по всему дому Стемнину вовсе не улыбалось. И все же он надеялся, что после ремонта, который они сделают вдвоем, по-семейному, Вика успокоится и почувствует наконец себя хозяйкой в доме. А значит, дом опять станет домом, душа – душой и вообще все вернется на свои места.
Чистя зубы перед сном, Стемнин обратил
Когда Стемнин вернулся в спальню, Вика уже лежала в постели. Приподнявшись ему навстречу, она что-то протянула ему в ладони.
– Что это? – улыбнулся он ее улыбке.
– Просто… Для профилактики.
В ее ладони лежала твердая белая подушечка жвачки. «Менять прическу, снимать очки, отращивать бороду, брить грудь и подмышки, искать новый стиль одежды – сколько всего понадобится ей, чтобы замаскировать тот очевидный факт, что я – не он?» Стемнин оставил взрывчатку обиды внутри. Прислушиваясь к неслышному грохоту разрушений там, в сердце, горле, животе, прижал беззлобную мучительницу к себе. Пытался не думать, как глупо смотрится жующий любовник. Дон Жуян.
Не целовать ее в губы, отречься от них! В антракте он мстительно обцеловывал все, кроме губ, пока не добрался до узких ступней со слипшимися бессильными пальчиками. Вдруг он почувствовал слабый запах, даже не сам запах – бледную тень запаха вяленой рыбы. Его охватило яростное торжество победителя, словно именно это микроскопическое несовершенство, а не ее наслаждение было главным трофеем. Будто он добыл важнейший, ключевой секрет, сразу принесший победу не в одном сражении, а во всей войне. Теперь ему не терпелось рассказать о своей находке, чтобы раз и навсегда изменить расклад ролей: безупречность Вики против коллекции его собственных недостатков.
– Почему ты не целуешь меня в губы? – она глядела на него добрыми, пьяными от удовольствия глазами.
– Не хочу причинять тебе неудобство.
– Перестань, ты же воспользовался жвачкой.
«Воспользовался жвачкой, что за оборот!» Он встал с постели и принялся не спеша одеваться. Ничего не понимающая Вика следила за ним.
– Интересно получается, – заговорил Стемнин, застегнув последнюю пуговицу на рубашке. – Почему я – предмет твоих бесконечных придирок? Думаешь, у тебя нет никаких недостатков? Никаких запахов?
Выражение Викиного лица переменилось на растерянно-выжидающее. Она словно силилась заранее понять, совпали ли открытия Стемнина с ее собственным списком.
– У меня есть недостатки, но про них знаю только я, – наконец выговорила она. – Что ты вообще имеешь в виду?
– Да не важно. Мне хватает деликатности не обращать внимания на подобные пустяки.
– Да? Мне не хватает. Я не могу целоваться, если такой…
– А я могу, если у тебя, скажем, ноги… Но я тебя люблю, и поэтому мне не
важно, как… и что…– Ноги? Что с моими ногами? – В голосе Вики заметалась паника.
– Ничего. Прекрасные ноги. Просто ноги есть ноги…
Не произнеся больше ни слова, Виктория поднялась и вышла из спальни.
Что он наделал! С чего взял, что с Викой можно сражаться ее же оружием? Да он вообще не хотел сражаться – только остановить ее нападки. Что сейчас будет? Она уйдет? Захочет в отместку причинить бо́льшую боль? Он отматывал цепочку раскаленных спором слов. Господи, он ведь только что впервые признался ей в любви! Причем ухитрился связать это признание морским узлом с оскорблением!
«Вот что такое устная речь! Минное поле случайностей, где подкладываешь мины самому себе».
Через полчаса он решился постучать в закрытую дверь кухни. Она сидела на диванчике и перебирала пшено. Мириады желтых зернышек-планет были рассыпаны по столу, и из этого живого лунного хоровода Вика пальцем выводила темные мертвые астероиды и осколки метеоритов. Она вопросительно подняла глаза.
– Ты как? – спросил Стемнин.
– Илья! Давай срочно отремонтируем маленькую комнату, хорошо?
В ее глазах он не заметил ни злобы, ни обиды. Нежность и слезы.
13
Только на строительном рынке стал понятен масштаб Викиной тяги к обновлению. Каждый павильон, мимо которого они проходили – с электротоварами, сантехникой или дачным инвентарем, – зажигал в ней десятки идей. Будь ее воля, ни один квадратный миллиметр окружающей действительности не остался бы неизменным. Весь мир требовал ремонта – и лучше капитального. Еще не добравшись до обоев, они купили новую люстру, коврики в ванную и туалет, керамический горшок и землю для гипотетического грядущего кактуса. Только посулами приехать еще раз Стемнин смог дотянуть Вику до обойной лавки.
В тесном, ярко освещенном помещении не было ни души, потрескивал в углу масляный обогреватель. Зеленые, абрикосовые, золотисто-ржаные, жаркие византийские рулоны завораживали, словно туго скрученные залы, альковы или заколдованные мансарды. Хорошо было бы просто полюбоваться на эти вариации воображаемого пространства и мирно уйти.
Оказалось, у Вики были непоколебимые представления о цвете, рисунке и материале обоев, которые совершенно не совпадали со взглядом Стемнина. Обои должны быть однотонными, с текстурой грубой мешковины, под покраску. Услышав про покраску, Стемнин забубнил истово и невнятно, как шаман, злоупотребляя наречиями и прилагательными. Наконец были выбраны обои апельсинового цвета с фактурой дерюги.
Лицо Вики упрямо твердело выражением победительницы.
Вечер был потрачен на приведение квартиры в безобразный вид. Кровать в спальне стояла под конвоем стеллажей, в углу толпились картонки с эвакуированными дисками. В маленькой комнате пол блестел скользкой клеенкой.
Время от времени Викин сотовый щелкал, проглотив очередную эсэмэску. Стемнин чувствовал, что эти эсэмэски для телефона вредны, неприятны и телефон им не рад. Он вопросительно глядел на Вику, та пожимала плечами и, напряженно улыбаясь, уходила то в ванную, то на кухню. Было слышно, как тихо и вразнобой попискивают нажимаемые кнопки.