Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

— В таком случае оставайтесь сколько потребуется.

— Думаю, что нам не повредит…

— Побольше бы наших сотрудников писали статьи.

— И безусловно, это поднимет престиж.

Слова одно за другим слетали у меня с языка. А я стоял и слушал себя, еще не зная, что скажу в следующий момент. До этой минуты я не помышлял ни о какой статье. Вы не представляете, что я тогда испытывал. Я чувствовал себя гнусным обманщиком. И хуже всего то, что «старик» воспринимал этот бред всерьез. Мы разговаривали несколько минут. Он сообщил мне, что завтра отправляется на Гонолулу и вернется только через месяц. По возвращении он рассчитывал прочесть то, что я пожелаю изложить в статье. Затем он повернулся к танцующим:

— Кто эта молодая особа в голубом?

— Это миссис Брент.

— Я хочу поговорить с ней.

Мы прошли через зал, увертываясь от танцующих, и приблизились к Шейле, танцевавшей с Хельмом. Они остановились, и я представил ей «старика». Он поинтересовался самочувствием Брента после операции, а затем, перехватив Шейлу у Хельма, стал танцевать с ней.

Настроение у меня испортилось. Это заметила Шейла, когда после банкета я встретил ее на улице, чтобы отвезти домой.

— Что-то случилось, Дейв?

— Я не мог глядеть «старику» в глаза. Только и всего.

— Ты испугался?

— Нет, просто перенервничал.

— Если ты испугался и хочешь выйти из игры, я не стану тебя осуждать.

— Как бы мне хотелось вывести этого прохвоста на чистую воду, вышвырнуть из банка и навсегда вычеркнуть из нашей жизни.

— Через пару недель все закончится.

— Как он?

— Выписывается из больницы в субботу.

— Замечательно.

— Домой он пока не вернется. Доктор настоял, чтобы до полного выздоровления он поехал в Эрроухэд. Там у него друзья, и он проведет у них три-четыре недели.

— Кстати, ты ему что-нибудь рассказала?

— Нет.

— Совсем ничего?

— Ни слова.

— Ты говорила, у него язва.

— Да.

— Я прочел на днях в одном медицинском журнале о том, что именно вызывает язву. Знаешь?

— Нет.

— Стресс.

— Ну и что?

— Процесс заживления будет успешнее, если он перестанет переживать из-за растраты. Представляю, каково его состояние: лежать в больнице, постоянно думая о своем преступлении, и при этом глядеть тебе в глаза. Такое не прибавит здоровья.

— И что я, по-твоему, должна ему сказать?

— Ну не знаю. Успокой его, что, мол, все уладила.

— Если я расскажу ему то, о чем никто не должен знать, он догадается, что в банке мне кто-то помогает. Это его взбудоражит еще больше, и я не представляю, что он в таком состоянии может выкинуть. А если он тоже об этом кому-нибудь расскажет? Тогда все выйдет наружу. Да и как я объясню, где взяла деньги, чтобы покрыть недостачу? Кто мне их дал? Ты?

— Об этом говорить необязательно.

— Я вообще ни о чем не обязана ему говорить и не собираюсь. Чем меньше ты будешь в этом замешан, тем лучше. Пусть переживает, ему уже давно пора к этому привыкнуть. Ничего страшного, если он немного понервничает. Он заслужил это тем, что заставил меня, да и тебя, так волноваться.

— Это твое право.

— Он догадывается — в банке что-то происходит, но не знает, что именно. Представляю его лицо, когда я объявлю, что уезжаю… Куда ты говорил?

— В Рино.

— Ты по-прежнему этого хочешь?

— Если я принял решение, то редко его меняю.

— Ты еще можешь отказаться, если захочешь.

— Прекрати.

— Но я бы этого не хотела.

— И я тоже.

Глава 6

Мы продолжали возвращать деньги, и с каждым днем мои тревоги только усиливались. Я боялся, как бы не случилось что-нибудь непредвиденное. Боялся, что «старик» перед отъездом забудет оставить распоряжение на мой счет и меня отзовут из Глендейла в головное управление. Боялся, что Шейла заболеет и на ее место поставят кого-нибудь другого. Боялся, что кто-нибудь из вкладчиков посчитает наше уведомление с просьбой принести книжку подозрительным и начнет расспрашивать знакомых.

Однажды Шейла попросила подвезти ее домой после работы. К этому времени нервы мои были настолько взвинчены, что я едва не шарахался от собственной тени. Я нигде не показывался с Шейлой днем, и даже вечерами мы не встречались, чтобы нас не увидели вместе. Но на этот раз Шейла сообщила, что заболел кто-то из ее детей, нужно съездить в аптеку за лекарством, которое выписал доктор, и поручить это некому, кроме служанки, а на нее нельзя положиться. К тому времени Брент уехал на озеро восстанавливать силы и дом был целиком в распоряжении Шейлы.

Так я впервые побывал у нее дома. Там было очень уютно, всюду ощущался запах Шейлы, а дети оказались самой прелестной парой, какую я когда-либо видел. Старшую звали Анна, а младшую Шарлотта. Она-то и заболела. Малышка лежала в постели с температурой и переносила болезнь мужественно, точно маленький солдатик. Едва ли кого-то могло оставить равнодушным подобное зрелище: вокруг больного ребенка крутится Шейла, ухаживает, заботится, а ребенок принимает это как само собой разумеющееся, будто ничего особенного не происходит. Но тогда я не мог этого долго выдержать. Когда я понял, что моя помощь больше не требуется, то быстро ретировался. Я вернулся к себе и набросал несколько страниц для отчета, который обязан был закончить к возвращению «старика». Я озаглавил его «Организация эффективной работы с вкладчиками».

И вот настал последний день перед ежемесячной проверкой наличности. В этот день в кассу предстояло внести дополнительно шестьсот долларов. Конечно, это много, но по средам все окрестные фабрики выплачивали зарплату, и вклады бывали весьма значительные. Поэтому такая сумма в кассе едва ли привлекла бы внимание. Мы собрали все расчетные книжки. Чтобы получить последние три, понадобились особые усилия. Накануне вечером Шейле пришлось самой обойти оставшихся вкладчиков, что практиковал и Брент. Она поинтересовалась, почему они не появляются в банке и намерены ли и впредь делать взносы. Побыв у них несколько минут, Шейла ухитрилась-таки заполучить книжки, я отвез ее к себе, и мы их тщательно сверили. Затем я вручил ей нужную сумму, и она явно почувствовала облегчение.

Мне хотелось узнать, как у нее обстоят дела. Все ли идет так, как мы задумали. Однако я не смог переброситься с ней даже парой слов. В течение всего дня к ее окошку выстраивались вкладчики по четыре-пять человек, и у нее даже не было возможности отлучиться, чтобы перекусить. Она наспех съела сэндвичи, которые принесла из дому, и запила их молоком. По средам к нам в помощь из головного отделения обычно присылали двух кассиров. И всякий раз, когда один из них подходил к Шейле, чтобы помочь или подменить, когда она отлучалась на минуту, я чувствовал, как ладони у меня становятся влажными, и не мог сосредоточиться на работе. Это был очень напряженный день.