Почти идеальное ограбление
Шрифт:
Лешку даже в жар бросило при виде быстро крутящегося колесика, отсчитывающего киловатт-часы, потребляемые электроприборами в квартире Оксаны Ермаченко.
А Ромка от волнения побледнел.
– Ну что, звоним? – спросил он и, надавив на кнопку, замер в ожидании. Оно было недолгим.
– Кто? – спросили за дверью.
Ромка замешкался, но, порадовавшись тому, что в двери нет глазка, прошептал Арине:
– Скажи, что ты из горгаза.
– Проверка газовых плит.
Аринин голос напомнил Лешке противных теток из их домоуправления.
Как ни была Лешка готова к подобной встрече, а все же растерялась. Опешила и Арина.
– Тетя Таня! – только и вымолвила она.
Замешательство на лице женщины в одно мгновение сменилось прежней угодливостью и покорностью судьбе.
– Я приболела и приехала сюда, – чуть сгорбившись, пролепетала она. – Это квартира моей дочери.
И все же прежний образ безропотной уборщицы тети Тани возродить ей не удалось. Она это поняла, а потому сухо спросила:
– Что вам угодно?
– Нам угодно забрать у вас чужие картины, – невозмутимо ответил Ромка.
– О чем ты? – женщина изобразила полное непонимание и возмущение.
– А то не знаете? – хмыкнул юный сыщик и распорядился: – Арин, ты позвони, пожалуйста, Павлу Петровичу, а заодно и в полицию, скажи всем, что мы нашли преступницу и надо сделать у нее обыск.
– Какой еще обыск? Вы что, с ума сошли? – тетя Таня попыталась захлопнуть перед ними дверь, но женщина она была хрупкая, и Ромка превосходил ее по весу, а потому оттолкнул ее в сторону и переступил порог.
– Какая наглость! Уходите отсюда! – покрывшись красными пятнами, закричала тетя Таня.
Настал черед вмешаться Арине.
– Послушайте, давайте расстанемся по-хорошему, – решительно сказала она. – Отдайте нам картины, и мы уйдем.
– Нет у меня никаких картин! – отрезала бывшая уборщица.
– Ну что ж. – Не вступая в дальнейшую полемику, Арина вытащила из сумки мобильник.
И тогда Оксанина мать развернулась и быстрым шагом направилась на кухню. Ромка побежал за ней. А она открыла шкаф, и вдруг в ее руке блеснул пузырек. Ромка не успел подумать, зачем он ей, как тетя Таня откуда-то извлекла картину, быстро откупорила пузырек и плеснула из него какой-то жидкостью. Краски на полотне расплылись, рисунок стал таять на Ромкиных глазах.
– Вы что делаете?! С ума сошли?! – закричал он, хватая ее за руку.
Вырвавшись, женщина взяла огромный кухонный нож и стала кромсать им картину.
Ромка снова попытался удержать ее за руку, но вместо того схватился за нож, его пронзила острая боль. Он отскочил и уже в следующую секунду понял, что уничтоженный только что холст – всего-навсего копия второй картины Софьи Полянской. Боль усилилась.
Острое лезвие рассекло его ладонь, и алая кровь капала на пол.Лешка вбежала на кухню, и ее обуял ужас:
– Рома, что с тобой, ты ранен?!
А тетя Таня продолжала размахивать окровавленным ножом, наступая на ее брата. Не хватало еще, чтобы она его убила!
Подбежав сзади, Лешка со всей силы пнула женщину под коленку, и та, потеряв равновесие, наткнулась на газовую плиту. Кастрюля и сковородка посыпались вниз, их содержимое заляпало пол. Оксанина мать неловко оперлась о плиту рукой с зажатым в ней ножом, но на месте не удержалась, и нож вонзился ей в плечо. Брызнула и полилась кровь, причем куда сильнее, чем из Ромкиной ладони. Все это произошло в какое-то мгновение. Арина, появившись вслед за Лешкой, остолбенела от увиденного:
– Что случилось? Кто ударил ее ножом?
– Она сама на него напоролась, – ответил Ромка. – Наверное, ей нужна «Скорая». А полицию ты вызвала?
– Пока нет. Я позвонила Павлу и Володе, сейчас они будут здесь. – И девушка принялась набирать номер телефона «Скорой помощи».
Лешка перевела глаза на изрезанную, расплывшуюся, закапанную кровью картину.
– Это копия, – несмотря на свое плачевное состояние, Ромка хихикнул и приблизился к тете Тане. Женщина, в миг превратившись в старуху, сидела на стуле, окровавленными руками держалась за свое плечо и смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами. – Скажите нам, где первая картина, и мы не будем вызывать полицию. Арин, подтверди.
– Не будем, – нерешительно кивнула девушка.
– А иначе вас в тюрьму посадят, у вас виза пропадет, и вы никуда не уедете, – гнул свое Ромка.
То ли Оксанину мать проняло, то ли у нее не осталось больше сил, но она слабым жестом указала на старую хозяйственную сумку в углу за дверью. Лешка подтащила ее к себе – в сумке лежала картошка. Она бы сроду не догадалась ничего здесь искать.
– На дне посмотри! – нетерпеливо крикнул Ромка.
Лешка вытряхнула клубни прямо на пол. Они довершили картину разгрома кухни.
На дне сумки лежал обернутый в бумагу тщательно скатанный холст. Левой рукой Ромка отогнул бумагу, но, побоявшись запачкать картину кровью, продолжавшей течь из его рассеченной ладони, сказал сестре:
– Проверь.
Лешка развернула холст. Всходящее солнце отражалось от окон верхних этажей небоскребов. Это был Софьин «Восход».
– Та самая, – обрадовалась она и на всякий случай отнесла картину в прихожую.
Арина увидела рассеченную ножом Ромкину ладонь и заволновалась:
– Тебе нужно немедленно наложить швы!
– Не надо! И так пройдет! – завопил он.
– Дождемся «Скорой», там будет видно. – Девушка взглянула на часы. – Ждать недолго осталось.
Однако самым первым в квартиру влетел Павел Петрович, за ним – Володя, а уж потом появилась «Скорая помощь». Пожилой мужчина-врач с подозрением обвел глазами картину недавней битвы:
– Что здесь произошло?
– Моя сотрудница каким-то образом наткнулась на нож, – ответил Павел Петрович. – Так ведь, Татьяна Яковлевна?