Почти кулинарная книга с рецептами самосохранения и 540 шагов под зонтом
Шрифт:
В этот же день мы оставили задаток. И укатили счастливые готовиться к переселению. Хозяевам надо было оформить оставшиеся документы. Но мы могли перевозить вещи. Коля с радостью помогал нам в этом.
– Не таскать же чемоданы на автобусе! – так он говорил и улыбался.
И всякий раз в другой половине дома было тихо и на дверях висел замок.
– Мы же говорили, что он тут не живет! – приговаривал Николай.
Что говорите? У соседей надо было спросить? Я вас умоляю… Нам же всего по двадцать пять лет было. Это тогда казалось, что мы взрослые… В каждом возрасте свои игрушки. Хотя на самом деле она,
А пока что оставьте свои советы при себе. Или посоветуйте их своему отражению в зеркале. Потому что мы покупаем свою собственную половину дома. Устанавливаем на тумбочку цветной телевизор. И я дарю на новоселье нашей семье видеомагнитофон! Все это наши взрослые погремушки. «Поиглушки», как говорил мой сын в три года.
За стеной по-прежнему тихо. И мы живем в эйфории целую неделю…
Пока…
Я смастерил антенну из ножек от стула, проволоки и банок из-под кока-колы. Мы смотрим телевизор. И это тоже эйфория…
Пока…
Мы берем видеокассеты в прокате. Мы смотрим классные фильмы. Мы купаемся в эйфории…
Пока…
Пока я не просыпаюсь от звука гармошки, которая играет прямо мне в ухо. Я вскакиваю на кровати. Рядом подскакивает моя жена.
– У нас кто-то на кухне играет на гармошке?
– Ты тоже это слышишь?
Это похоже на совместное помешательство от счастья, но на кухне точно играют «Выходила на берег Катюша…».
– Мне страшно! – жена прижимается ко мне.
– Про того, которого любила… – орет гармонь.
Сон окончательно покидает мое тело. Слуховые локаторы ориентируются в темноте. И я понимаю…
– Это за стенкой…
– Как за стенкой? Там же никто не живет… – шепчет Марина.
Сын ерзает рядом в кроватке. Сейчас проснется, и тогда не спать нам до самого утра. Будем плясать под эту «Катюшу» все вместе.
– Вот так! За стенкой. – Я подхожу вплотную к перегородке, чтобы окончательно убедиться в источнике веселья. Это действительно на той половине. Но слышимость такая, словно гармонист сидит на нашей постели. И наяривает по клавишам… Или чего там у этого адского инструмента.
– Сделай же что-нибудь!
Прогремела кода.
– Наливай, Семеновна! – прохрипел мужской голос.
– Дык, давно ужо!
– Тю… А че мы ентого… – еще один мужчина.
Так их там целая компания. Как минимум трое.
Сашка начинает кряхтеть. Надо действительно что-то делать.
Я напяливаю. спортивные штаны, куртку на голое тело и выхожу на улицу. Соседняя дверь раскрыта нараспашку. Оттуда валит пар. Или дым. Пожар? Я бегу. Миновав предбанник, оказываюсь в натопленной накуренной кухне и встречаюсь взглядом с небольшого роста мужичком с гармошкой в руках, в телогрейке и шапке-ушанке, с козьей ножкой в зубах и граненым стаканом в правой руке. Вся эта карикатура из журнала «Крокодил» 1968 года сидит на синем табурете.
– А вы хто? – спрашивает мужичок, моргая желтыми глазами.
Я осматриваю кухню. Шесть бесформенных тел, не включая музыканта, застыли в разнообразных вопросительных позах
на четырех квадратных метрах. Босх в обнимку с Пикассо прослезились бы, глядя на такую натуру.– Я оттуда… – показываю я на обои из пожелтевших газет.
– А! Соседушка! – радостно булькает маэстро. – Пить бушь? Семеновна, налей ему!
– Дык, ужо! – откашливается худое создание из угла, обводя руками стол.
Логично предположить, что это женщина. Лет, наверно… Быть может… Я, конечно, могу и ошибаться… Но приблизительно… Что-то в промежутке между тридцатью и пятьюдесятью. По серому помятому лицу со следами ярких румян сквозь сигаретный туман определить сложно. Перед эфемерным созданием деревянный стол с семью бутылками водки, пятью стаканами, тремя огурцами и одной головкой репчатого лука.
– Невеста моя! Семеновна! – мужчина представляет жестом хозяйку стола в валенках, ватных штанах, толстом вязаном свитере и белом пуховом платке, символизирующем, я так думаю, фату. – Я Витек! Для своих! А остальных не ведаю! Пришлые они.
– Друзья мои! – обижено присоединяется к беседе невеста.
– О! Друзья! – подхватывает Витек. – А тя как кликать?
– Сергей! – отвечаю я, все еще не зная, как себя вести. Моя утонченная изнеженная городская натура впервые встретилась нос к носу с суровыми буднями сельскохозяйственной свадьбы.
– А по батюшке? – звучит низкий голос обладателя тела, лежащего на полу у печки.
– Васильевич!
– Василич, ты энто… падай на свободное место! – приглашает сосед.
– Мы пить станем, нет? – возмущается еще одно существо за столом, с вытянутым вперед граненым стаканом. – Рука затекла!
– Вы охренели! – взрывается за спиной голос моей супруги. – Вы чего тут устроили?
Все взгляды обращаются к ней.
– Василич, это хто? – спрашивает ошарашенный Виктор.
– Я «хто»? Я тебе покажу сейчас, кто я! Я живу тут. А вы спать нам не даете…
– Жинка евойная! – шепчет Семеновна.
– Василич? – переспрашивает Витек.
– Ага! Жинка! – продолжает кричать Марина. – Я вам покажу сейчас жинку! Милицию вызову, мигом уберетесь! А ты чего тут стоишь, нюни распустил? – это она уже ко мне обратилась. – Это же животные! Не понятно, что ли?
– Ты, дамочка, энто… не кричи! Я, энто… живу тутаво! – попытался озвучить ноту протеста Виктор.
Плохо он знал мою жену… Точнее, вообще не знал.
Шестеро пришлых гостей весело покинули гостеприимный дом Витька во главе с невестой Семеновной. Кто по-пластунски, кто на своих двоих, а кто и на четырех. Для устойчивости. Витек только жалобно поскуливал, сидя на табурете.
– Семеновна, не покидай меня! Слышь, Василич, ну скажи ты своей… Чего она енто, в сам деле…
Вещи летели вслед их обладателям с дружескими пожеланиями моей жены:
– Чтобы ноги вашей я здесь больше не видела! Пьянь подзаборная!
– Эт она зря, Василич! Слышь, хозяюшка, эт ты зря! Приличные люди… были!
– Алкаши они приличные!
Прогнав всех гостей, Марина закрыла дверь и заняла боевую стойку напротив Виктора.
– Виктор, на знаю, как вас по отчеству, предупреждаю! Со мной шутки плохи! Я терпеть не буду! Следующий раз приду с милицией!
Витек в ответ молча хлопал мутными глазами, обнимая одной рукой гармонь, а в другой держа не выпитый стакан водки.