Почти непридуманные истории для взрослых
Шрифт:
Это день, когда начинаешь говорить с непривычки медленно, удивляясь своему голосу.
Но иногда пятница приходит зря.
Ничего не остается, как ждать субботу, когда наверняка за тобой кто-нибудь приедет.
English couple
Со стороны, конечно, может показаться, что все у них ладно, они даже за руку вместе ходят. Если она не берет палочку, то ей нужно на кого-то опираться. Они могли бы спокойно сойти за пару живущих душа в душу пенсионеров.
3
Английская
Тут правда лишь в слове «пара». Между ними ничего больше нет, кроме тихой ненависти, недовольства друг другом и обреченности.
Она не готовит ему – покупает консервы и полуфабрикаты. Вываливает брезгливо в миску разноцветное нечто и ставит разогревать в микроволновку.
Он так же без удовольствия ест. Она отворачивается, чтобы не видеть, как жирная капля медленно спускается из уголка его узких губ к подбородку. Ей хочется закрыть уши, чтобы не слышать чавкающий звук от зубного протеза, который он достанет и облизнет после еды.
И так изо дня в день, утром, в обед и вечером.
Она разложит перед завтраком свои таблетки и спрей от астмы, он цыкнет, мол, весь стол заняла.
Они исправно ездят отдыхать на юг несколько раз в год по две недели, но в море не купаются. Сидят у бассейна молча каждый со своей книгой.
Обычно берут по две книги на каждого, чтобы было чем заполнить день. Она читает и улыбается: море любви, интриги, столько испытаний и счастья, невозможно оторваться. Он погружен в историю жизни Наполеона Бонапарта, это был настоящий герой, таких больше не осталось на земле, нет.
Спать идут за руку, поддерживая друг друга. Он бубнит себе под нос что-то про слишком обильный ужин, она вздыхает.
Ее тягостный вздох это почти отдельный персонаж, который живет внутри нее полвека и никак не вырвется наружу криком, болью, истерикой, а выходит безмолвным намеком – астмой.
А когда-то они кружили в танце в одном из баров Лондона во времена Элвиса. Потом шли домой пешком целый час, курили и целовались на мосту через Темзу.
Это было давно и не про них.
Последние годы они почти не разговаривают. А зачем? У каждого свой мир книг, воспоминаний и страхов, своя комната и своя кровать. Сколько еще осталось таких совместных дней, одному Богу известно.
Киевский вокзал
Каждый раз, случайно или не случайно оказавшись на Киевском вокзале, я невольно вспоминаю историю, которая произошла со мной более двадцати лет тому назад. Это была, безусловно, история любви, которая настигает человека неожиданно, в самом неподходящем месте в неподходящее время.
Такие истории не длятся долго, но становятся самыми яркими событиями жизни.
Мне было двадцать два. Жизнь представлялась светлой и радостной несмотря на то, что я обитала в очень стесненных условиях в комнате в общежитии. После окончания Харьковского педагогического института по специализации «русский язык и литература» я была несказанно рада, получив место учителя в подмосковной школе.
Моя родная тетя жила в Москве одна в трехкомнатной квартире и звала меня к себе. Конечно, мне хотелось обжиться в столице русской речи, но с тетушкой у нас отношения не заладились, да и работу в Москве без прописки найти сложно. А вот учительницей в поселковую школу с окладом в 80 рублей меня взяли с радостью. Директору я понравилась, но остальная часть учительского коллектива считала меня синим чулком, лимитчицей и тихоней.
Они были уверены, что я не справлюсь со старшеклассниками. Как ни странно, 9-й класс ко мне отнесся если не с любовью, то по крайней мере с уважением. И даже самый
шумный 10-й класс был укрощен моим тихим голосом и плавностью речи. Кричать я по сей день так и не научилась. Все дни с утра до вечера проводила в школе, взяв классное руководство в 9-м классе.Домой приходила уставшая и, съев булочку с кефиром, садилась за проверку домашнего задания. Ложилась уже за полночь в свою холодную узкую кровать и даже не задумывалась перед сном, а нужно ли мне все это, устраивает ли меня такая жизнь? Правильно ли я сделала выбор, посвящая свои молодые годы этому нелегкому труду? Я просто ложилась, поворачивалась к стене и, подминая под себя подушку, засыпала. Нередко снилось, будто я несу домой непроверенную стопку тетрадей и вдруг налетает ветер. Тетради разлетаются, падают в лужи. Собираю их и плачу: «Что же я завтра детям скажу?!» Сажусь прямо на ступеньки школы, перебираю промокшие грязные тетрадки, открываю первую попавшуюся и на самой первой странице читаю: «Женя, я тебя люблю».
Предательски звенит будильник, выдергивая меня из сна. Шесть утра. Я бегу умываться по коридору общежития. На плече маленькое вафельное полотенце, в руках кусок мыла. Тороплюсь в надежде оказаться первой. Но нет. К умывальнику уже выстроилась очередь.
Пью крепкий чай. Поправляю длинную зеленую юбку в большую серую клетку, застегиваю синий плащ и выбегаю. Отклонившись от темы урока, с удовольствием рассказываю детям про Гумилева и Ахматову, о других писателях Серебряного века. Раздав листочки с переписанными от руки стихами Николая Гумилева, я предложила им прочесть самые главные строки о любви.
– Любви к Родине? – спросил кто-то с задней парты.
– Ну почему же? Любви к женщине.
Ребята захихикали, щеки девочек покрылись румянцем.
Вечером я обнаружила в почтовом ящике письмо из Харькова от бывшей своей одноклассницы Тани Петушко о том, как после окончания техникума легкой промышленности она работает на базе кожгалантереи, что иногда импорт завозят, сумки, перчатки югославские, обувь. По вечерам они с Ленкой Власовой на дискотеки ходят. Про парней писала, что у нее уже третий. Мамка, если узнает, что она с ним спит, убьет, конечно, но ей так нравится! Я читала, невольно исправляя ошибки красной ручкой. В конце листа поставила двойку, отложила письмо в сторону и почему-то заплакала.
Мне вдруг показалось, что, несмотря на сотню детей, которые меня уважают и называют по имени и отчеству, я бесконечно одинока. Захотелось на один день стать Танькой, ходить по базе кожгалантереи, выбирая себе модные обновки, а вечером, густо накрасившись, пойти на танцы, стоять в углу с подружками, курить и громко смеяться. А потом танцевать медляк с высоким парнем с выкрашенной челкой и в ту же ночь с ним переспать. «Жень! У тебя на плите что-то сгорело!» – закричала моя соседка по общежитию, я сунула письмо в карман фартука и побежала на кухню. В пятницу вечером решила съездить к тете в Москву. В субботу у нее намечался день рождения, и она пригласила на пироги. Прихватила с собой тетрадки, чтобы за выходные успеть проверить, и села на электричку до Киевского вокзала.
Напротив меня расположился парень лет двадцати шести – двадцати восьми, а рядом с ним приткнулся пьяненький мужичонка, от которого за версту несло перегаром. Под монотонный перестук колес мужичонка засыпал и заваливался на парня, просыпался, извинялся, икая, потом снова ронял голову на плечо молодого человека.
Я наблюдала эту картину и невольно улыбалась. Другой бы брезгливо оттолкнул пьяного или пересел. А этот молодой человек так и вез его у себя на плече до самой остановки.
Выйдя из вагона, я нырнула в людской поток. Парень нагнал меня у самого входа в здание вокзала.