Почтовый ящик

Сережа для начала, чтобы лучше понимать о чем доклады, представил себе предельные случаи, так он всегда привык первоначально оценивать физические задачи. Пусть колпак прозрачен, как воздух. Тогда никаких искажений не будет. Но и прочности никакой. Ладно. Пусть теперь, колпак поглощает все, что через него проходит. Тогда, куда бы ни смотрела антенна, наружу все равно ничего не просочится. Так что формально искажений тоже нет. При этом колпак можно сделать сколь угодно прочным. Итак, предельные случаи не выявляют явного противоречия в новой идее. Возможно, энтузиасты действительно обнаружили нечто новенькое…

Через стул от Сережи сидел седой человек в годах. Сережа уже видел его раньше. Его фамилия была Молодцов, у него лет пятнадцать назад вышла книга про расчет и конструирование колпаков. Он был известен как прекрасный инженер, проведший несколько разработок, знавший дело от начала до конца. У него было круглое бледное лицо, седые волосы на прямой пробор, очки в золотистой металлической оправе. Общий облик был светлый, беловато-золотой. Сидел он в спокойной позе и внимательно слушал докладчиков. После второго доклада он переменил позу, уселся, напряженно подавшись вперед. Лицо сделалось розовым. Поразившись произошедшей с Молодцовым перемене, Сережа теперь время от времени поглядывал на него. Такой смены красок на человеческом лице Сережа не видел никогда. Молодцов становился то красным, то зеленоватым, то серым. Губы его шевелились, как будто он полемизировал с выступавшим. Молодцов все время смотрел, не отводя взора, на докладчика, как будто был им загипнотизирован.

Когда доклады закончились, Молодцов откинулся на спинку стула и сказал довольно громко: «Ну, вообще…» «Резерфорд» посмотрел на Молодцова и объявил перерыв. Все пошли обедать в институтскую столовую.

После обеда началось обсуждение. Первым выступал Молодцов. Он сказал, что все доложенное – чистое шарлатанство. Результаты ничем не подтверждены. Приведенным экспериментальным данным он не верит, да и нет настоящего эксперимента: авторы по-своему толкуют известные вещи, а так толковать, все равно что левой рукой чесать правое ухо. Так, как они предлагают, никогда не делали. После этого Молодцов стал вспоминать давнишние разработки, которые, по его мнению, полностью опровергают предлагаемые новшества. Истории свои он начинал со слов: «Когда мы делали…» Когда вслед за второй историей Молодцов в третий раз сказал: «Когда мы делали…», «Резерфорд» прервал его, сказав: «Ваше мнение, Евгений Александрович, вполне ясно, спасибо».

Выступление Молодцова было резким, но конструктивной критики предложенной физической модели все-таки не содержало. А тут еще эти воспоминания о работах, выполненных при царе Горохе… Слишком сильно Молодцов походил на старого ретрограда, который привычно душит новое и молодое. Все захотели такому вредному консерватизму воспротивиться. Прочие выступавшие говорили, что не так все однозначно, что работы надо продолжать, в них явно есть рациональное зерно.

Говорили, что таких способных, можно сказать талантливых специалистов, нужно поддержать. Но так как лучше Молодцова никто дела не знал и не понимал, то ни один не сказал: «Давайте-ка сделайте для нас колпак на основе ваших теорий!»

Сережа зашептал своему начальнику.

– А пусть они для нас посчитают.

– Денег на это никто не даст. К тому же, я думаю, что Молодцов правильно говорил: они – шарлатаны. Я деньги под это дело пробивать не пойду. Пока, во всяком случае, – тоже вполголоса ответил начальник.

Сережа не сразу сообразил, причем тут деньги. Но после слов начальника понял, что смысл сегодняшнего совещания для новаторов как раз и состоял в том, чтобы заинтересовать какой-нибудь институт, чтобы им открыли работу, дали задание, приняли результаты. Пусть работа будет чисто теоретическая, а деньги небольшие, это было бы шагом вперед.

– Пусть без денег посчитают, раз они такие энтузиасты. Покажут, что могут, тогда будем с ними иметь дело, – сказал Сережа.

– Пожалуйста, занимайся, не буду препятствовать, – с улыбкой закончил тихие переговоры Сережин начальник.

Получив добро, Сережа подсел к докладчику, который помоложе, и предложил поработать вместе. От остальных участников совещания никаких предложений не поступало, а это было хоть что-то. Молодые энтузиасты посоветовались друг с другом и согласились. Обмениваться данными решили по почте, а то на двух электричках через Москву не наездишься. Спешки никакой нет. Понадобится – созвонимся и встретимся.

Полгода шла переписка. Сережа посылал исходные данные, не связанные ни с какой конкретной работой, чтобы не раскрыть какой-нибудь секрет. Ему приходили просьбы уточнить то одно, то другое или согласиться на какое-нибудь упрощение задачи. Потом стали приходить промежуточные результаты с длинными объяснениями, как их можно использовать. Но такого результата, который бы убедил в правильности нового метода, с которым можно было пойти к начальству, пока что не было…

А через полгода эта игра закончилась. Молодые энтузиасты поругались, так как не смогли решить, кому первому защищать докторскую диссертацию, основанную на их совместных работах. Исчерпав все возможности договориться, тот, который постарше, пришел поздно вечером в свою лабораторию, вынул из ящика письменного стола того, который помоложе, Сережины письма и отнес их куда следует, приложив докладную записку о том, что секретная переписка проводилась по открытым каналам.

Никаких секретов в письмах не раскрывалось. Но в них употреблялись такие жуткие слова, как «антенна», «полоса частот» и «пеленгация», на что настойчиво указывал бдительный соавтор. К тому же всем надоела неприличная ссора двух научных работников. Младшему энтузиасту предложили на выбор: или уволиться добровольно, или делу дадут законный ход. Тот увольняться не захотел. Тогда его лишили допуска к секретным работам, в связи с чем и уволили. При таком исходе дела скандал бил рикошетом по Сереже: к нему в институт прислали копии писем с предложением разобраться.

Сережа по молодости лет очень испугался. С ним беседовали. Один говорил, что его поступок – непростительное разгильдяйство. Второй говорил, что это – преступление. Сережа просыпался по ночам в холодном поту и думал, посадят его или только выгонят с работы.

Однако, во-первых, ревнивого соавтора у Сережи не было, наоборот, был начальник, который его ценил и защищал. Во-вторых, в письмах действительно не содержалось недозволенной информации, если очень не стараться за уши притянуть. Поэтому дело кончилось выговором в секретном приказе, хотя Сережа был автором писем, а тот, пострадавший молодой энтузиаст, – только получателем. С приказом Сережу ознакомили под расписку. Кроме Сережи приказ читали еще пять человек начальников разного уровня. Никаким другим наказаниям, вроде лишения квартальной премии, Сережа не был подвергнут. И хорошо.

Чтобы не волновать жену и ее родителей, Сережа ничего не рассказывал дома про эти перипетии.

Глава 14

Сережу разбудил чей-то назойливый голос над ухом, повторявший одно и то же снова и снова.

– Алик, где она?…Алик, я умираю…

Сережа полежал с закрытыми глазами, пытаясь сообразить, где он находится, и откуда этот противный голос. Ничего не вспомнил и открыл глаза. Виднее не стало, тьма кромешная. И опять:

– Алик, где она?…Алик, я умираю…

На этот раз в ответ раздался раздраженный шепот.

– Отстань, нет ничего.

– Алик, я знаю, ты оставил…

– Отстань, паразит, люди спят.

– Алик, я не могу, я умираю…

«Я в колхозе», – вспомнил Сережа. Действительно, он спал на кровати в физкультурном зале сельской школы. Рядом спали, а вернее проснулись и зашевелились, еще тридцать мужиков.

В колхоз поехали на две недели, «на картошку». Работа была известно, какая. Инженеры собирали выкопанные трактором клубни в широкие корзины с двумя целыми или отломанными ручками, ссыпали картошку из корзин в мешки, завязывали мешки и грузили их, когда подтаскивали тракторную тележку.