Под белой мантией

Если на место талантливого приходит рядовой, то дело страдает не только потому, что он не способен руководить учреждением. Неудовлетворённость, порождённая ограниченностью, неумением работать, приводит к озлобленности, которая вместе с творческим бессилием заставит его изгонять наиболее одарённых сотрудников, чтобы на их фоне не выглядеть серо и неприглядно. Он постарается окружить себя такими, на фоне которых он выглядел бы личностью.

Давно уже настало время объективно и беспристрастно оценить работу каждого научно-исследовательского института и по-государственному, без обид, решить этот вопрос с таким расчётом, чтобы институт, где нет в руководстве учёного, созидающего что-то новое, прогрессивное в науке, расформировать, а средства передать кафедрам того же профиля для создания лабораторий, отделов, научных групп и т. д.

У Михаила Петровича вся семья — вирусологи. Жена Мария Константиновна — крупный учёный, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР; трое сыновей — кандидаты наук.

Несколько лет в лаборатории иммунитета, которой заведует Мария Константиновна, проводятся исследования по действию вирусов на раковые клетки и изучаются энтеровирусы с позиции клеточного иммунитета. Собраны убедительные данные, касающиеся не только экспериментов, но и клиники, о положительном влиянии клеточного иммунитета на торможение ракового процесса у больных.

Я уходил из дома Чумаковых взволнованный встречей с такими духовно богатыми людьми. Был тёплый осенний вечер, я шёл по Ленинскому проспекту и думал: «Как много может человек, если он увлечён, если, не щадя себя, целиком отдаётся своему делу».

На примере этих двух академиков, во всем величии представляющих советскую науку, я хотел наглядно показать, каким требованиям должен отвечать директор научно-исследовательского института.

Тот или иной институт, без сомнения, может создаваться и существовать только тогда, когда им руководит настоящий специалист в своей области. Уходит почему-либо такой специалист, ему надо искать не менее достойную замену, иначе коллектив будет работать вполсилы, а огромные средства — расходоваться зря. Мне приходилось не раз убеждаться в том, что научный потенциал «обезглавленного» НИИ заметно снижается. Деньги тратятся такие же, как и прежде, а может быть, и больше, но подлинной продуктивности нет.

— Очевидно, — заметил Борзенко, — настало время объективно и беспристрастно оценить полезную отдачу каждого института и по-государственному, без обид, решать вопрос о его судьбе. Не даёт ничего нового, прогрессивного науке — расформировать его, а средства передать кафедрам того же профиля для организации лабораторий, научных групп и т. д.

— Легко сказать — «без обид». Требуется немалое гражданское мужество, глубокая преданность делу, чтобы презреть собственные интересы. Часто же события подчиняет себе именно клубок страстей человеческих, не самого хорошего пошиба, замешанных и на зависти, и на непомерном честолюбии.

При нашей встрече Михаил Петрович Чумаков рассказывал, что начиная с 1967 года он почувствовал скрытую неприязнь к себе, а потом столкнулся и с её последствиями.

Михаила Петровича вынудили тратить время на то, чтобы отбиваться от вздорных нападок и обвинений. А он и в более трудный период — когда был сражён болезнью и инвалидностью — не отступался от науки. Не отступился и теперь. Надо было выбирать между функциями директора и наукой. Он выбрал науку.

Перед сходной альтернативой был поставлен и Анатолий Александрович Смородинцев. Обстоятельства сложились так, что он оставил пост директора Института гриппа, который сам же и создал, и перешёл на должность заведующего отделом. Об этом я уже рассказывал.

Как-то, находясь по делам в Москве, я узнал, что Анатолий Александрович болен. По возвращении из командировки выяснил что в последнее время у академика сдало сердце. Врач прописал лекарства, жена уложила в постель, но боли в сердце усиливались. Тогда сделали укол, ввели большую дозу сосудорасширяющих средств. Почувствовав облегчение и полежав дома ещё пару днёй, Анатолий Александрович потерял терпение и отправился институт.

Я пришёл к нему, и мы долго проговорили.

— Щемит, конечно, сердце, да что делать: надо работать, У меня много планов — болеть некогда.

Он был спокойным, бодрым, даже весёлым. Заражал своим оптимизмом окружающих.

Осмотрев его, я назначил курс лечения. Анатолий Александрович показал себя на редкость послушным пациентом — тщательно выполнил все предписания. Болезнь неохотно, но отступила…

«Надо работать. У меня много планов». В этом лейтмотив поведения истинного учёного, в какой бы ситуации он ни оказался. Для него главное — высшая цель его деятельности, всё другое имеет второстепенное значение. Он не ищет славы, не думает о карьере, не заклинивается на обидах. Он болеет душой за свой раздел науки и любые события рассматривает только с этой точки зрения.

А если меняются местами ценностные ориентации? Право, стоило бы пожалеть «дутые фигуры», коль скоро это не противоречило бы интересам порученного им дела, — им приходится, прямо скажем, несладко. Такой горе-руководитель вынужден постоянно выкручиваться, сохранять хорошую мину при плохой игре. Неудовлетворённость, порождённая творческим бессилием, неумением работать и неумением обеспечить деловой ритм подчинённого ему коллектива, приводит к озлобленности. Он начинает изгонять из своей среды наиболее одарённых, чтобы на их фоне не выглядеть серой личностью. И… рубит сук, на котором сидит. Дело хиреет, институт разрушается.

— Вне сомнения, ревизия нужна, — согласился я с Борзенко. — Любой государственный организм, в том числе научное учреждение, должен быть рентабельным и эффективным. В науке это определить труднее — не всё поддаётся конкретному учёту, чем нередко и пользуются. И я не совсем представляю, как взяться за подобную ревизию практически. Одно мне ясно: нравственный облик учёного — категория не отвлечённая, а созидательная, от неё в конечном счёте всё и зависит.

Я погрешил бы против правды, если бы стал утверждать, что нападки на того или иного «неугодного» директора проходят для него бесследно. Знаю по собственному опыту и опыту моих друзей, как высока плата — плата здоровьем — за инспирированные неприятности. Об этом я ещё скажу ниже, и вовсе не ради того, чтобы нагнетать негативные примеры. Они мне помогут лишний раз доказать на фактах: именно те люди, кто, невзирая ни на что, верно служат своему призванию, — богатство общества. И общественное мнение должно встать на их защиту, на защиту нашей морали, не дать нарушителям этой морали выйти сухими из воды.

3

Василий Степанович Чёрных — мой старый друг по Иркутскому университету. Он с Енисея, вернее, с Нижней Тунгуски, притока Енисея. Река, изгибаясь, подходит близко к Лене, и наши местные крестьяне из Чугуева, перевалив через хребет, довольно просто попадают на Тунгуску, где и рыбалка, и охота богаче.

Василий Степанович родился и учился в Ербогачене, что от нас по Тунгуске не более пятисот километров. Он в Киренске бывал ещё мальчишкой, приезжал с отцом, и мы с ним встречались в детстве, но познакомились и подружились уже в Иркутске. Он учился на младшем курсе.

Потом наши пути разошлись. До меня доходили отрывочные сведения: войну провёл на фронте врачом, имеет награды, в мирные дни занялся наукой, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, стал видным профессором в своём городе.

О личной жизни Василий Степанович рассказал позднее мне сам. Сложилась она неудачно. Первая жена погибла при эвакуации. Он долго оставался один, пока не женился на особе, которую мало знал, — случай непростительный вообще, а в его годы особенно. Вскоре они развелись. В это время был объявлен конкурс на замещение должности заведующего кафедрой в ленинградском институте. Чёрных подал заявление, почти не рассчитывая на успех. Но его избрали единогласно, и он переехал в Ленинград.