Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации
Шрифт:
Так прошел первый день нашего путешествия. Поздно ночью в вагоне разразился скандал, драка, все пассажиры были подняты, проводники вызвали начальника поезда, а последний на одной из станций пригласил военный патруль.
Выйдя из купе, мы увидели старшину военно-морского флота, богатырского телосложения, грудь которого украшали два ордена и какой-то блестящий силуэт (под золото) подводной лодки. Моряк был изрядно пьян, кричал, что он Герой Советского Союза, указывая на силуэт лодки, что он проучит каждого, кто осмелится ему перечить, и т. д. Около него находились капитан и два солдата из комендатуры ст. Астрахань. Капитан долго уговаривал моряка и, наконец, успокоив, отправил спать.
Как мы потом установили, моряк ночью пьянствовал с ехавшим в соседнем купе грузинами, у которых был большой запас вина и закуски.
На следующий день утром, приведя себя в порядок, готовились завтракать. У нас были американские продукты, поступавшие к нам по лендлизу и расфасованные в коробки. Разложив все это на чемодане, мы налили в кружки по 100 граммов и собирались уже чокнуться, чтобы выпить «за победу», главный тост того времени. Вдруг, как с неба свалился, в дверях нашего купе стоял неспокойный моряк и, бесцеремонно взяв одну из коробок, нагло ждал нашей реакции. Я посмотрел на него и твердо сказал: «Положи на место».
На это он ответил грозно: «Не очень-то командуй, а то я тебе устрою неприятность». Я еще раз повторил, уже более твердо: «Положи на место».
Это, видимо, подействовало на него отрезвляюще, он положил коробку и, отходя, пробормотал: «Мы еще встретимся и поговорим».
Позавтракав, мы с Иваном Петровичем вышли в коридор вагона и, закурив, поглядывали в окно. Смотрим, моряк опять навеселе, ходит по вагону, никого не признавая и запугивая нервных. Приглядевшись к нему внимательно, Иван Петрович сказал мне: «Товарищ начальник, по-моему этот старшина находился у нас в особом отделе как задержанный без документов, проходил фильтрацию и был освобожден, но одет он тогда был в общеармейскую форму рядового солдата». Это было, когда опергруппа находилась в Железноводске, а Данилов и следственная группа с арестованными оставалась в Грозном.
Видимо, он почувствовал наше пристальное внимание к нему и стал избегать прямых встреч с нами. Интуиция мне подсказала, что этим человеком следовало бы немедленно заняться. Учитывая, что до Сталинграда оставалось примерно 2 часа езды, мы наскоро разработали такой план: попросили наших соседей перейти в служебное купе, о чем договорились с проводниками, а моряка тем временем пригласили к нам, проверить с пристрастием его документы.
Когда мы очень спокойно попросили его зайти в наше купе, он как-то на мгновение растерялся, что не ускользнуло от наших глаз, но, спохватившись, вновь принял воинственную позу и весьма неохотно подошел, как бы спрашивая: «Ну что вам еще надо?». Затем, когда он по нашей просьбе вошел в купе, Иван Петрович закрыл дверь и защелкнул замок. Я предъявил ему свое удостоверение и потребовал его документы. Иван Петрович взял его кортик и попросил отцепить, а я расстегнул кобуру своего пистолета. Сел наш моряк на скамейку, и руки его задрожали. Достал он свои документы и передал мне. При беглом рассмотрении они выглядели вполне убедительно, поэтому требовалось тщательная экспертиза. Отступать было нельзя, поэтому я вытащил лист бумаги и начал составлять протокол задержания.
На мои вопросы: кто он и где проходит службу, моряк назвал себя Гурьяновым Георгием Николаевичем, 1915 года рождения, уроженцем г. Мариуполя, где проживал вместе с родителями. В начале войны был призван на черноморский флот, в 255-ю бригаду морской пехоты. В боях за Севастополь был ранен, находился на излечении в Краснодаре, затем переведен в Орджоникидзе, и после выздоровления получил месячный отпуск и отправился к сестре в Махачкалу, но та эвакуировалась, поэтому решил приехать в Москву к дяде по отцу. Гурьянов предъявил справку, что является старшиной 255-й бригады морской пехоты Черноморского флота. На вопрос, не задерживался ли он ранее в Грозном Особым отделом, ответил отрицательно. В этот момент в разговор вступает Иван Петрович.
— Вы говорите неправду, я хорошо помню, когда Вы находились в камере предварительного заключения, но тогда были одеты в красноармейскую форму без всяких знаков различия.
— Что вы на это скажите, Гурьянов? — спрашиваю я.
Моряк в некотором замешательстве, но упорно отказывается. Я прошу предъявить документы на два ордена, которые у него на груди:
орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Гурьянов заявляет, что документы потеряны в госпитале.Тогда тем более, — заявляю я, — нам необходимо во всем разобраться. Соберите вещи и в Сталинграде мы вместе выйдем из вагона.
Гурьянова мы доставили в комендатуру, где его взяли под охрану. Затем я связался по телефону с начальником Особого отдела гарнизона и попросил его срочно приехать на вокзал.
Сдали мы старшину вместе с постановлением на задержание с последующим этапированием в распоряжение ОО Грозненского гарнизона.
В вагон мы садились, когда поезд уже тронулся. Все пассажиры встретили нас с радостью, так как мы их избавили от неспокойного попутчика.
Поехали дальше, а Гурьянов не выходит из головы. Достаточно ли основательно мы провели операцию по его задержанию? А если человек пострадает незаслуженно? Не является ли совершенное результатом повышенной горячности и превышением власти? В какой-то степени эти сомнения помог рассеять Иван Петрович. Несмотря на недостаток образования, он обладал очень цепкой памятью, мудрой рассудительностью и глубоким пониманием своего служебного долга. Так же, как и я, находясь под впечатлением проведенной операции, он вспоминал все новые и новые детали пребывания Гурьянова в Особом отделе. Спустя некоторое время он четко восстановил в своей памяти, что Гурьянов действительно проходил проверку в Особом отделе, которую проводил молодой оперработник Квитчастый. Но ввиду того, что Иван Петрович выезжал тогда с группой в Железноводск, причину освобождения Гурьянова из-под стражи не знал.
На следующий день прибыли в Москву. Два-три дня потребовалось на знакомство с руководством и отчеты о работе. На приеме перед отъездом начальник ОКР МВД «Смерш» генерал-майор Смирнов Владимир Иванович сказал, что 8-я дивизия войск НКВД выведена из состава действующей армии, так как будет выполнять спецзадания по Северному Кавказу.
Ввиду того, что подобные дивизии сформированы в гг. Орджоникидзе и Махачкале, они полагают создать на Кавказе Особый отдел округа для приближения руководства особыми отделами соединений.
Признаться, что эта новость не только не обрадовала меня, а сильно огорчила.
В самом деле в разгар войны оказаться в стороне от решающих событий. Это был тяжелый удар. Что касается округа, то это меня никак не волновало.
Из Москвы на этот раз возвращались в плохом настроении, а тут еще сверлила мысль о Гурьянове: где он находится, как начать расследование, что имеется на него у нас в Особом отделе?
В Грозный прибыли поздно ночью, нас встретил мой заместитель И.С. Данилов. Посидели за ужином, рассказали ему московские новости, а затем я спросил: «А Гурьянова этапировали к нам из Сталинграда?». Петр Семенович ответил, что мы с ним будем иметь большую неприятность. Дело в том, что он находится под стражей уже 10 дней, прокурор гарнизона санкцию на арест не дает из-за отсутствия состава преступления и я взял на свою ответственность содержать его под арестом без санкции прокурора. Не знаю, почему Вы его арестовали, у нас на него нет никаких данных. Чтобы прекратить этот малоприятный разговор, я сказал, что утро вечера мудренее, завтра будем разбираться.
Утром следующего дня вместе с комдивом выезжаем в одну из частей разбираться с «ЧП». Один солдат из автомата ранил другого. Возвратясь в Особый отдел, подумал о Гурьянове, но чувствовал, что разговор у нас с ним будет тяжелым и решил отложить его до утра. Только принялся за рассмотрение поступившей почты, пришел старший следователь Литвак И.С. и доложил, что в Особый отдел доставлены два диверсанта, задержанные нарядом дивизии на железной дороге между г.г. Хасавьюртом и Грозным. Диверсанты были задержаны в момент закладки мины под полотно железной дороги в ночное время.
Конец «Пирата»
Это дело я изложу конспективно, так как подробное описание заняло бы много страниц. На допросе задержанные показали, что они являются жителями Сунженского района. Диверсию пытались совершить в порядке мести за выселение своих соотечественников чеченцев. Мне показался этот выпад бандитов из числа местных жителей очень дерзким, поэтому я попросил Петра Семеновича исследовать вопрос, не засланы ли эти диверсанты немецкой разведкой. Еще несколько дней работы, и картина открылась по-иному.