Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации

— Ну, Анатолий Михайлович, ты просто молодец! Тебе надо серьезно подумать о дальнейшей учебе. Зайди ко мне после экзаменов.

Сергей Васильевич каждого ученика называл каким-либо ласкательным именем: Петухова — Петушок, Сибирякова — Сибирячок, и т. п. А меня почему-то первым в моей жизни начал называть по имени и отчеству. Это всегда вызывало у ребят веселый смех.

После экзаменов он посоветовал мне пойти на рабфак при Московском нефтяном институте имени Губкина, где он преподавал математику. Я очень внимательно отнесся к его совету и дал слово обязательно прийти туда учиться. Так и сложилось.

Рабфак

Работая токарем на заводе «Мосэлектрик», я поступил на четвертый курс рабфака (занятия проводились вечером). На заводе дела тоже шли хорошо. При выпуске из ФЗУ мне дали четвертый разряд, а через полгода присвоили пятый и перевели к токарю-нормировщику помощником. Дядя Коля, как звали моего нового наставника, проработал токарем много лет и собирался уходить с работы по возрасту. Поэтому меня перевели к нему подучиться работать, а затем назначили на его место токарем-нормировщиком. В мою задачу входило устанавливать нормы времени на изготовление тех или иных деталей. И по этим нормам устанавливались расценки для оплаты рабочим за одноименную работу. Мне она была очень полезна во всех отношениях. Во-первых, работа была самая разнообразная, т. е. одни и те же детали вытачивать почти не приходилось, во-вторых, у меня был отдельный застекленный «кабинет» куда кроме нормировщика никто не входил. Наконец, в третьих, рабочий день не всегда был полностью заполнен. Нередко 1–1,5 часа мне удавалось выкроить на занятия, ибо другой возможности заниматься не было. Из дома я уезжал на завод в 6.30 утра, работал до шестнадцати часов, а с 17 до 22.30 учился на рабфаке. Домой появлялся около 24.00. И так шесть дней в неделю. Было, конечно, тяжело, но молодость и появившееся большое желание учиться помогали преодолевать эти трудности.

В 1932 году я вступил в комсомол, но активного участия принимать в общественной работе не мог, так как продолжал работать на заводе в вечернюю смену после учебы.

Первоначально успеваемость в институте была невысокой, но нельзя сказать, что я отставал. Держался, что называется, середняком, чаще всего были оценки «хорошо», реже «удовлетворительно» и очень редко «отлично».

Хочу рассказать об одном курьезном случае, который произошел со мной по комсомольской линии. Тогда, как мне кажется, комсомольская работа била ключом. Общеинститутские собрания проходили в актовом зале вместимостью человек на семьсот по несколько часов. Речи ораторов были страстными, взволнованными. Однажды меня вызвали в комитет комсомола и поручили выступить на очередном общем собрании с докладом по военно-спортивной работе. Я попытался отказаться, ссылаясь на занятость по работе, но спорить тогда было бесполезно. Надо и все. Разговор окончен. Мне, никогда публично не выступавшему на таких собраниях, задача показалась невероятно трудной. Несколько дней я ходил под моральным грузом и никак не мог найти нужного выхода из создавшегося положения. Но вот настал день собрания. Отступать некуда. Мое сердце трепетало, как осиновый лист на ветру. Как мог я подготовил свой доклад, но трусость взяла верх. Я сбежал с собрания. Докладчик закончил выступление, председатель собрания объявляет, что слово для доклада предоставляется товарищу Гуськову, но увы… В зале тишина. Где же содокладчик? И кто-то из моих друзей выкрикивает:

— Он заболел.

Как же вдруг заболел, когда он был сегодня на занятиях? На следующий день я был вызван в комитет комсомола, где мне устроили настоящую баню, которая запомнилась на всю жизнь.

Время шло. Закончен первый курс, затем второй. В период обучения на 1-2-м курсах студенты мужского пола проходили высшую вневойсковую подготовку с выездом в военные лагеря. Наш институт был приписан к артиллерийскому корпусу, который дислоцировался около города Тамбова, станция Рада.

Много забавных историй происходило в период лагерных сборов, которые продолжались по два месяца каждый год. Лагерная обстановка как-то здорово сближала студентов. Здесь проявлялись с очевидной наглядностью достоинства и недостатки каждого человека, рождались комические истории, возникала крепкая дружба. В лагерях у меня завязалась дружба с Артемом Осипьяном, который был моим командиром отделения. Артем был необычайно душевным, кристально чистым человеком. Мы очень крепко уважали друг друга.

На третьем курсе сочетать учебу с работой стало невозможно, потому что предстояла практика в городе Баку на нефтеперерабатывающих заводах продолжительностью 4 месяца. Пришлось бросить токарное дело и просить стипендию, которую мне сразу же установили, так как успеваемость моя была хорошей. Но заниматься дома у меня не было возможности. Моим ближайшим другом по институту и группе был Владимир Петров. Он являлся «парттысячником», то есть был членом партии и посылался на учебу от партийной организации. В тот период времени он был секретарем факультетской парторганизации. Ввиду недостаточной подготовки до института учиться ему было тяжело, поэтому я оказывал ему посильную помощь, он часто приходил в наш дом и видел условия моей жизни. Вот тогда-то он и помог мне устроиться в студенческое общежитие. Другим «влиятельным» лицом оказался муж моей двоюродной сестры Зинаиды Лаврентьевны — Рыков Василий Михайлович, который учился в горном институте и по партийной линии имел определенное отношение к распределению мест в общежитии.

Итак, осенью 1934 года, забрав деревянный чемоданчик с книгами и тетрадями, я ушел навсегда из отчего дома… Правда, родители были весьма обеспокоены этим событием, переживали, старались как-то помогать мне, но это было на первом этапе.

Поселился я в студенческом общежитии на Извозной улице и, надо сказать, по сравнению с жизнью дома, довольно комфортабельно. Мне с одним товарищем дали проходную комнату 16 кв. м. на двоих, через которую был вход в маленькую, метров 8 комнату. Там проживал студент дипломник Горного института. Я получил впервые в жизни персональную кровать, письменный стол с настольной лампой, шкаф для одежды на двоих, пару стульев и полную самостоятельность. Нет нужды говорить о том, каково было тогда питание в студенческой столовой. Можно только сказать одно — лишнего веса ни у кого не наблюдалось.

Изредка ко мне в гости приезжали родители и восхищались, как хорошо я устроился. С собой всегда привозили чего-нибудь съедобного, исходя, конечно, из своих скромных возможностей.

С ноября 1934 года по февраль 1935 года я проходил практику на нефтеперерабатывающих заводах в городе Баку. Впервые так далеко уехал я от дома и, конечно, все увиденное произвело неизгладимое впечатление. С Баку же впоследствии был тесно связан и пережил там много важных и волнующих событий.

3- й курс прошел для меня весьма успешно, успеваемость была наполовину отличной и хорошей. Со второй половины учебного года меня выбрали старостой группы. И что очень важно, в этом году мне довелось несколько раз публично выступать на собраниях, и я как-то почувствовал, что это у меня получается не хуже, чем у других моих однокурсников.

За время летних каникул 1935 года я пригласил своего друга Володю Петрова поехать на отдых в деревню к моей бабушке. Он с удовольствием принял это предложение, и вскоре мы уже были там.

Надо отдать ему должное — он полностью разделял мою любовь к этому краю. Тогда я имел фотоаппарат, недурно фотографировал и обрабатывал пластинку и фотобумагу в совершенно примитивных условиях. Лето в тот год было исключительно теплым. Мы целыми днями проводили время на лугах и на речке, кристально чистой и в меру теплой, с обилием рыбы и раков. Вокруг нас сколотилась большая ватага деревенских и приехавших из Москвы ребят. Помимо обычных забав и фотографирования мы читали им произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого. Сочиняли стихи и эпиграммы на отдельных наших спутников, ходили помогать колхозникам убирать сено и хлеб.

Два месяца пролетели как один день. В Москву вернулись загорелые до черноты, отдохнувшие и насладившиеся природой.

4- й и 5-й курсы я закончил по всем дисциплинам на «отлично». Преддипломную практику проходил на Константиновском нефтеперерабатывающем (масляном) заводе в 7 км от города Тутаева Ярославской области.

Впервые приехав в Ярославль, я увидел матушку-Волгу. Она произвела на меня сильное впечатление, особенно в районе Константиновки. Берега Волги окаймляли прекрасные сосновые рощи, вода чуть желтоватая, но удивительно прозрачная, течение спокойное, но мощное.

Вскоре туда же приехал и мой друг Володя Петров. Бывало на лодке поднимаемся вверх по течению Волги до Тутаева, выпьем там пива с воблой, а затем ложимся в лодку и по течению приплываем в Константиновку.

Но кончилась практика. Собрав хороший материал, всю энергию направил на написание дипломного проекта и, как результат, на полгода раньше своей группы защитил его на «отлично».

Путевка в жизнь: Бердянск

По окончании института я получил назначение на Бердянский крекинг-завод. Для справки замечу, что в тот период времени в нефтеперерабатывающей промышленности Советского Союза крекинг-процесса еще не было, поэтому в СССР были закуплены 5 крекинг-заводов, один из которых был построен в Бердянске, на высоком берегу Азовского моря. Он как бы господствовал над городом, расположенным внизу, непосредственно на побережье. Тогда в Бердянске помимо этого строили моторостроительный завод. Других крупных предприятий не было.

Город был небольшим, но чистым, все здания покрашены в белый цвет, в городе много садов и декоративной зелени. Только дом, построенный для работников нашего завода, был кирпичного цвета и поэтому резко отличался от всех окружающих.

Пришел я с предписанием на работу в качестве инженера к директору завода Ивану Степановичу Дееву, впоследствии очень близкому мне человеку. Он тепло принял и после официальной беседы сказал:

— Пока поместим вас в общежитие, но скоро дадим комнату. Ну, а теперь вам нужна, наверное, грузовая машина, чтобы перевести вещи?.