Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации

На Семенова мой рассказ произвел сильное впечатление, и он решил поделиться с Шелепиным. Шелепин, выслушав Семенова, пошел к Мустафаеву и все передал ему.

Через некоторое время Мустафаев позвонил мне и попросил приехать к нему в ЦК. При встрече наш разговор сложился примерно следующим образом:

Мустафаев: «Вы почему распространяете обо мне нелепые сведения?.

Я: «Этим делом я не занимаюсь.

Мустафаев: «Мне рассказал товарищ Шелепин, что вы вызвали к себе из его бригады Семенова и наговорили ему черт знает что.

Я: «Во-первых, товарища Семенова я не вызывал, он пришел ко мне сам. Ему я сказал то, что могу повторить вам в глаза. Во-вторых, мне кажется, товарищ Шелепин поступил не лучшим образом, мягко выражаясь, а если хотите откровенно — это наушничество, которое не украшает столь ответственного работника ЦК ВЛКСМ. Если вы меня пригласили для подобного разговора, то мне больше вам сказать нечего.

Мустафаев: «Я этого так не оставлю.

На этом разговор оборвался, и я ушел.

Как я был зол на себя за допущенную слабость — разговор с Семеновым. Это была моя первая серьезная ошибка в конфликте с Мустафаевым. И на этой основе состоялось знакомство с Шелепиным, о поступке которого я позволил себе отозваться весьма неодобрительно, допустив несдержанность в выражениях, что впоследствии явилось крупным препятствием на моем пути.

К слову, хочу сказать, что справедливость восторжествовала, и через год за допущенные ошибки в работе Мустафаев был снят с должности первого секретаря ЦК КП Азербайджана.

Глава 10. На верхних "этажах" оперработы

Во главе военной контрразведки страны

Однажды, воспользовавшись своим пребыванием в Москве, я, учитывая все вместе взятое, зашел к председателю КГБ Серову И. А. и так ненастойчиво попросил перевести меня куда-нибудь в Москву, если будет такая возможность. Иван Александрович, будучи человеком весьма сухим по характеру, слегка улыбнулся и сказал: «Видно Мустафаев Вам изрядно надоел». «Просто не хочу тратить силы на мышиную войну», — ответил я.

«Хорошо, — сказал Серов, — я посоветуюсь в ЦК КПСС».

Прошло 2–3 месяца после того разговора, мне уже показалось, что он забыл и все останется по-прежнему. Но как-то поздно вечером позвонил заместитель председателя КГБ Ивашутин Петр Иванович и сказал, что председатель КГБ просил меня приехать в Москву. На мой вопрос, что иметь при себе, он шутя ответил — «Голову».

В начале сентября 1956 года я прибыл в Москву на переговоры.

Вначале зашел к Петру Ивановичу Ивашутину, который прямо сказал, что речь пойдет о моем переводе в 3-е Главное Управление КГБ на должность заместителя начальника Главка. «Если не возражаете, то сейчас зайдем к Ивану Александровичу Серову». Он созвонился с Серовым и тот пригласил нас к себе. Разговор был предельно коротким. Как всегда, Серов куда-то торопился и вопрос поставил ребром: «Хотите пойти зам. начальника 3-го Главного Управления?». Я ответил немедленно — «Очень хочу!». Серов и Ивашутин засмеялись. «Тогда, — сказал Серов, — будем представлять в ЦК КПСС. А вы, — обращаясь ко мне, — побудьте несколько дней в Москве, отдохните». Я поблагодарил и вышел из кабинета.

Через 2–3 дня меня пригласили в ЦК КПСС, и вскоре был подписан приказ о моем переводе в Москву.

Не скрою, это была для меня величайшая радость.

Итак, тяжелая жизнь в Баку закончилась. Почти четыре года пролетели в горячих и холодных сражениях за правду, партийную принципиальность, за честное отношение к людям.

Опыт международного общения

За время работы в Азербайджане я многому научился. Я был на большой партийной и государственной работе, мне приходилось участвовать в решении сложных хозяйственных задач.

За это время довелось встречаться с некоторыми руководящими работниками ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР, а также с главами государств и правительств иностранных государств. В том числе с Джавахарлалом Неру — премьер-министром Индии, У-Ну — главой Бирманского государства, Сукарно — президентом Индонезии, Мохаммедом Реза Пехлеви — шахом Ирана, Отто Гротеволем — председателем Совмина ГДР, Цеденбалом — первым секретарем ЦК Монгольской народной партии, председателем Народного Хурала.

В целях обеспечения безопасности высокопоставленных гостей мы заранее составляли оперативный план каждой встречи на весь период их пребывания в республике, проводившийся согласно протоколу.

Этим планом предусматривались меры охраны на объектах посещения и безопасности движения по маршрутам следования. Совет Министров республики выделял нам спецмашины, но их техническое обслуживание и обеспечение шоферами осуществлялось КГБ республики. В головной машине, как правило,

находился председатель КГБ, либо один из его заместителей с группой оперативных работников из 3–4 человек. Затем следовала охраняемая машина с гостем и сопровождающими его лицами, а за нею машина с охраной КГБ. Обычно в дни приема высокопоставленных гостей нашему брату «чекисту» приходилось переносить большие психологические нагрузки. Дело в том, что гости обычно находятся под пристальным вниманием союзного руководства, и малейшее отклонение от протокола могло привести к неприятным последствиям. Правда, в этом отношении, как правило, у нас проходило все благополучно, за исключением двух небольших приключений с У-Ну и Сукарно.

У-Ну, бывший президент Бирманского государства, прибыл в Баку летом 1955 года в совершенно диковенном костюме, невиданном в нашей стране.

На нем была одета юбка в разноцветную полоску, рубашка необычного покроя, с кружевами и разными украшениями, а на голове нечто похожее на таджикскую тюбетейку, только несколько большего размера.

По программе пребывания в Баку предполагалось посещение некоторых правительственных учреждений и мечети, где он должен был молиться.

Узнав об этом (по мерам экстренной подготовки объекта), вокруг мечети с утра собралась толпа мусульман-фанатиков и терпеливо ждала появления У-Ну.

Когда мы подъехали к мечети, толпа бросилась к машине, чтобы прикоснуться к одежде гостя. Пришлось моим сотрудникам оттеснить толпу и сопровождать его прямо в мечеть. Эта часть операции удалась нам легко. Но, когда он закончил молиться и пошел к выходу, его окружила толпа фанатиков, которую невозможно было отсечь от нашего гостя. Ну, думаю, пропала моя головушка, если что-нибудь произойдет. С большим трудом, с помощью милиции, нам удалось создать коридор от мечети до машины метров 15–20, провести по нему У-Ну и буквально втолкнуть в машину. Захлопнув дверь автомашины, я с облегчением вздохнул. Но радость моя была преждевременна.

Люди облепили машину, словно осы мед, никакие уговоры не помогали. Пришлось маневрировать тремя машинами так, чтобы расчистить дорогу основной машине. С большим трудом нам удалось это сделать, и мы вырвались из «плети» фанатиков. Других каких-либо приключений с пребыванием У-Ну не было.

На приеме, который был устроен в честь У-Ну руководством республики накануне отъезда, он вел себя очень просто, облачился в национальный азербайджанский костюм, который ему подарили, шутил, весело смеялся, спиртного совершенно не употреблял. На следующий день утром мы отправили его самолетом на родину.

Президент Индонезии Сукарно прибыл в Баку из Москвы в сопровождении ряда лиц, в том числе нашей переводчицы, симпатичной блондинки, 25–26 лет, восторженно отзывался о нашей стране, советских людях, в свою очередь и его принимали очень тепло и приветливо. Все четыре дня пребывания в Баку он не расставался с переводчицей (фамилию которой за давностью времени не помню) и вдруг накануне дня вылета он говорит мне, что переводчицу хочет забрать с собой в Индонезию, она согласна. Ну, думаю, «брат Карно», (как его тогда называли), влюбился. Что же делать? Посоветовался с работниками Министерства иностранных дел, которые его сопровождали. И они мне рассказали, что у него на родине три жены, следовательно, будет четвертая. Надо было предпринять все меры к тому, чтобы не допустить этой поездки. КГБ СССР подтвердило мое решение. Изыскиваю возможность переговорить с переводчицей, чтобы разубедить в ее намерении улететь в Индонезию.