Под кожей

— Так ты плачешь? Типа, специально?

Лукас фыркнул.

— Ты с таким ужасом об этом говоришь. В плаче нет ничего плохого. Слезы — это исцеление. Они помогают тебе выплеснуть горе и страдания, чтобы ты могла начать наполнять себя более позитивными эмоциями, когда будешь готова.

— Ты так спокойно к этому относишься. Как Йода.

— Я приму это как комплимент. «Делай или не делай. Не надо пытаться».

Он тормозит перед светофором, дважды смотрит налево, прежде чем свернуть на пустынную дорогу. Лукас так осторожен и продуман во всем. Он не превысил скорость ни на милю за всю дорогу сюда, где бы ни находился.

— Ты должен сыграть для меня как-нибудь.

— Ты имеешь в виду мою гитару? Я бы с удовольствием. Но я оставил ее дома.

При слове «дом» я сжимаю челюсть, в очередной раз напоминая себе, что его дом не здесь, в Брокуотере. И когда его мама умрет, он уедет. Исчезнет. Из моей жизни. Эта мысль пронзает меня насквозь. Я не хочу, чтобы он уезжал. Я сжимаю зажигалку так крепко, что костяшки пальцев побелели.

— Ты собираешься остаться во Флориде после похорон?

Он качает головой.

— Мои тетя и дядя разрешили остаться до окончания школы, так как это мой выпускной год. Мне нужна стабильность, и все такое.

Облегчение захлестывает меня. Я выдыхаю.

— Ты хочешь остаться здесь?

Он улыбается, не поворачивая головы.

— Конечно.

— Хорошо. Я имею в виду, не то чтобы меня это сильно волновало, на самом деле. То есть, волнует. Блин. Я идиотка, вот что я имею в виду.

— Ты не смогла бы быть идиоткой, даже если бы попыталась.

— Ты будешь удивлен. — Я смотрю в окно. — Слушай, Лукас?

— Да.

— Что с тобой не так? Ты кажешься слишком идеальным. Я начинаю подозревать, что ты, должно быть, скрытый серийный убийца или что-то в этом роде. Например, ты тайно пожираешь соседских домашних животных или планируешь вступить в ИГИЛ и взорвать библиотеку?

Он улыбается, но улыбка не доходит до его глаз.

— Нет. Я не планирую никаких убийств с топором и люблю библиотеку. Довольна?

— Не-а. Ни капельки.

— Мы на месте, — объявляет он, когда мы въезжаем на огромную пустую парковку. На знаке написано — «Парковка Силвер Бич».

— Не хочу тебя расстраивать, но у нас немного не сезон.

Его лицо снова спокойное, веселое и чрезмерно довольное собой. Лукас берет меня за руку.

— Просто подожди и увидишь. Возьми с собой перчатки. На улице довольно холодно.

Ветер треплет наши волосы и кусает щеки, но зимнее небо синее и безоблачное. Наши ботинки хрустят по чистому, белому снегу. Пляж под нами впал в глубокую спячку. Трудно представить себе шлепанцы и бикини, солнцезащитный крем и замки из песка.

Когда мы достигаем береговой линии, я понимаю, почему Лукас привез меня сюда. Озеро Мичиган замерзло. Штормы прошлой недели всколыхнули воду, всплески и удары волн подняли ледяные поля, выталкивая плиты твердого льда толщиной в фут прямо в воздух. Некоторые из них достигают пяти футов в высоту, другие — десяти футов, третьи — пятнадцати и более. Они торчат вверх из замерзшей поверхности озера, как сверкающие клыки.

— Пойдемте туда.

— Это опасно. Льдины могут оседать, внезапно сдвигаться. Мы можем провалиться и замерзнуть насмерть. Нас может зажать между массивными глыбами льда.

— Детали, шметали.

— Так и думал, что ты это скажешь, — сухо говорит Лукас.

Я вытаскиваю его на обдуваемый ветром лед. Мы проходим сто, двести футов, пока не оказываемся окруженными со всех сторон, затерянными в лабиринте. Эти образования похожи на разлетевшиеся осколки огромного стекла, с огромной силой брошенного на землю. Они имеют форму лезвия, острия ножей, жестокие в своей красоте.

Лед гладкий, полупрозрачный, голубого цвета, изморозь в филигранных вихрях и замысловатых паутинах. Некоторые из них — блестящий, переливающийся мрамор, другие — сверкающие кристаллы, чешуйки снежной корки.

Мое дыхание замирает в горле. Я иду по озеру Мичиган. Я исследователь, открывающий потустороннюю, ослепленную снегом планету, чужую местность странного, удивительного, абсурдного мира. Моя грудь расширяется, наполняясь острыми осколками света. Пальцы подрагивают. Я хочу нарисовать это, написать в красках, поглотить, как-то вписать в свое тело, привязать к своим костям.

Лукас видит это по моему лицу. Его кривая ухмылка становится шире. Он ничего не говорит. Ему это и не нужно.

— Ты веришь в Бога? — спрашиваю я его.

— Думаю, да. Прямо здесь, прямо сейчас, я очень хочу верить.

— Я тоже.

Лукас снова берет меня за руку. Он ведет меня через беспорядочный лабиринт льда, пока мы не выходим на открытое пространство. Пирс — это уменьшающаяся черная линия, тянущаяся к далекому берегу.

Мы находимся почти параллельно маяку в конце пирса. Только он больше не похож на маяк. Каждый его дюйм покрыт слоем сосулек. Он словно покрыт инеем, перламутровой глазурью, мерцает, как ледяной дворец из сказки.

— Я живу здесь всю свою жизнь. Почему я никогда этого не видела?

— Для этого нужны идеальные условия. Вода вокруг пирса еще не должна быть замерзшей. Холодный фронт с сильным ветром должен дуть длительное время, час за часом. Каждый раз, когда волны разбиваются о маяк, несколько капель брызг замерзают. Это происходит снова, и снова, и снова. Медленно, а потом все сразу. Пока не появится вот это.

Я качаю головой, недоумевая и теряя дар речи.

— Откуда ты все это знаешь?

Лукас пожимает плечами и озорно ухмыляется.

— Признаюсь: Я хотел произвести на тебя впечатление, поэтому погуглил.

— Я все еще под впечатлением. В некотором роде.

— Я не против.

Я опускаюсь на колени и счищаю снег с ледяной мантии, покрывающей поверхность озера. Этот лед мутного коричнево-зеленого цвета, толстый и непрозрачный. Я представляю, как внизу клубится глубокая вода, холодная, черная и безмолвная.

Белое солнце движется к горизонту. Синие тени удлиняются. Ветер набирает силу, скребет по огромным глыбам льда, порывами огибает их углы и скошенные края, осыпая наши открытые лица гранулами снега.

Лед вздрагивает и стонет.

Нависающая надо мной плита сдвигается со скрежещущим, чавкающим звуком. Подо мной разверзается небольшая трещина. Она расширяется и становится достаточно большой, чтобы просунуть руку, а затем ногу.

Лукас хватает меня за руку.

— Бежим!

Глава 47

Мы бежим, скользя по льду. Я спотыкаюсь, поднимаюсь, продолжаю бежать, резкий холодный воздух обжигает мои легкие. Мы достигаем берега, с беспечным облегчением падаем, смеемся, катаемся по снегу.