Под крышами Парижа (сборник)

Исусе, я б выебал ее на ступеньках Палэ-де-Жюстис, в самом центре Пляс-де-ля-Конкорд, перед всем военным парадом! Я забрасываю ей ноги повыше и стаскиваю с нее туфли… она скатывается у меня с колен и ложится навзничь передо мной, пока я снимаю с нее чулки. Питер едва не обсирается от возбуждения.

Лапуся лежит на тахте и ерзает, пока я раздеваюсь… пытается подманить Питера, чтоб подошел и снова поцеловал ее в мохнатку… но не успевает убедить его, как я на нее залез. Хер мой у нее под хвостом, не успевает она сообразить, что происходит, и она уже пинает тахту так сильно, что пружины того и гляди полетят в разные стороны по всей комнате.

Питер сидит на коленях у Генри… ширинка у него расстегнута, и Генри щекочет ему болт… Питер сует руку в штаны Генри и принимается дергать его за хуй… тут все начинает напоминать дурдом. Лапуся визжит, как поросенок под ножом.

Да, визжи, пизда! Нож у тебя в животе, твою матку забивают, твоя кон чувствует в себе острие….

Питер раздевается, и когда Лапуся видит его голым, болт тверд и напряжен, – умоляет его подойти и дать ей потрогать. Этот маленький мерзавец, у него пиджак двусторонний, он пол себе меняет один на другой, как хамелеон….. стоит и позволяет ей играть со своим хуем, и щупать ему яйца, и щипать за ноги. Затем, решив, что она готова на этот счет быть покладистой, хочет вставить этот хуй ей в рот.

Лапуся не произносит такого, чего от нее обычно ждешь. Смотрит на него с выражением, гласящим, что она считает это великолепной мыслью… позволяет ему потереться яйцами ей о рот… и потом их целует. Такая прекрасная пизда целует яйца этому хорошенькому мерзавцу! От этого просто хочется ее удавить, ну или хотя бы надавать по башке, чтоб опомнилась. Я ебу ее так, будто загоняю горшок ей в абрико-фандю, но ее б и козел таранил между ног – и ей бы нравилось…. она просто немного похрюкивает и лижет волосню Питеру.

Сделать ей или не стоит, спрашивает Лапуся у своего Генри? Он уже шокирован или она должна показать ему такое, что он запомнит на всю жизнь, какую изумительную пизду мог бы заполучить себе в жены? Глупый это вопрос… на него есть только один ответ, и все его знают… Одной рукой она обхватывает Питера за жопу, и он нагибается над тахтой. Затем она сует его елду себе в рот, оттягивает назад кожу и сосет.

Я трезвее всех в этой комнате, включая уже и Питера, когда вино успокоилось у него в желудке, но ощущаю, как пол мягко покачивается под нами… Тут до меня доходит… Я кончаю и чувствую, что, должно быть, пронзил хуем суку чуть ли не насквозь. Но она сдерживается…. Я пропитываю ей всю матку молофьей, а она кончать никак не желает. Во рту у меня потом так, будто соли наелся. Я встаю налить вина.

Вот теперь Генри в шоке. Явно же не после того, как я ее выеб? Видно же почему… заглянуть ей только между бедер, все это у нее из пизды прет…. но Генри не знает Питера. Если в пизде молофья, ему она просто еще слаще…. Он кусает Лапусю за ляжки, щекочет ей живот своим длинным красным языком…. потом целует ей манду.

Генри цокает языком, как старуха… а Питеру, похоже, очень нравится его шокировать… он сует язык в манду Лапусе и высовывает его, с него капает… после чего вылакивает все, что накапало ей в шахну. Отсасывает ее начисто, и, если там хоть один сперматозоид спасся, он, должно быть, затаился в углу и держится за жизнь свою зубами.

Но когда Питер кончает сосать Лапусе пизду, с ним всё, и ей не удается его за этим занятием удержать. Он вытаскивает хуй у нее изо рта, переворачивает ее с таким презрением, словно она его сестра Таня, и играет с ней. А Лапусе нравится напропалую.

Ох, должно быть, она обезумела, говорит она, что позволяет этому мальчику, он же еще совсем дитя…. этому хуесосу, вообще-то, так с нею обходиться. Но собственное безумие, судя по всему, ее не сильно беспокоит. Она разрешает ему сосать титьки, кусать ей живот… тщательно всю ее обойти. И когда Питер, уложив ее на живот, задирает ей жопу повыше и сам пристраивается сзади, она положительно смиренна.

От его маленькой твердой елды у нее тоже восторг. Она, может, и не так удовлетворяет, как полноразмерные херы, к которым привыкла, но, когда женщину ебут в жопу, утишить этот зуд конь не нужен… Питер берет ее руки в свои и укладывает их ей на задницу, и она лежит лицом вниз, а ягодицы себе раздвигает сама, ожидая его.

Лапуся не ребенок, как Таня… у нее полноформатная корма, и Питеру есть над чем тут поработать. Ему нетрудно вставить хуй, куда он желает, а она достаточно тяжкозада, чтобы принять в себя его весь, пока не начнет что-то чувствовать внутри. Он цепляется за ее буфера, как мартышка, и скачет на ней без седла.

Генри наблюдает, как подскакивает жирная жопка Питера….. Мне на ум приходит кошак, наблюдающий за мясистой и глупой птичкой. Он там сидит с широкой ухмылкой, расколовшей ему всю рожу… когда я оборачиваюсь снова, он стоит за тахтой, щупая Питеру жопу и поддрачивая его. Питер бросает на него взгляд и ждет… и тут Лапусин Генри его берет, хуй его у него в жопе.

Лапуся оглядывается, видит, что происходит, и чуть сальто не делает. Ничего подобного раньше она даже вообразить себе не могла, говорит она… ох, в какой же мерзкой слизи барахталась она, вернувшись из Италии! Питер велит ей помалкивать, не то он нассыт ей в жопу… что б там ни было, его апломбом надо восхититься.

Жан Жёди подымает голову… Верь ему… что б ни подсказывал здравый смысл, если в округе есть пизда, он только за. Лапуся видит его и тянет к нему руки… дай мне, умоляет она.

Для женщины, что так сходит с ума по хуям, как Лапуся, пределов нет… ей можно набить ими манду, очко, рот и уши, дать ей по хую в каждую руку, а еще парочку пусть щекочет пальцами на ногах… ей захочется еще одного между титек или чтоб терся ей о живот. Она чуть не отрывает мне елду, засовывая ее себе в рот… держит меня за ноги, чтобы не отнял.

Боже мой, ну и мешанина! Питер визжит, что он сейчас кончит… Генри ебет так упорно, что сомнений нет, он даст своему херу взорваться. Лапусе слишком некогда, она отсасывает у меня и только грязно чавкает и хлюпает. Ах, Веселый Пари! Вот, должно быть, что люди имеют в виду под богемой….

Я беру голову Лапуси в руки, приподнимаю ее и гляжу ей в глаза. Бля, она так ошалела от возбуждения, что, мне кажется, даже не понимает, кто я или где она… Но знает, что сосет елду… вены у нее на горле и висках разбухли и пульсируют… Я сжимаю ей титьки, а под ними сердце ее колотится, как барабан.

Ах, какие же ебаные бляди эти приличные девушки! Ей даже не хватает приличий закрыть глаза, когда я кончаю, и она принимается это глотать! Но тут и она кончает… и Питер… Исусе, у целого мира, блядь, оргазм!

* * *

Письма Тани от бессонницы не рекомендуются. Александра, должно быть, выбрала примечательно отдаленное место, куда отправить детей… если в округе десяти миль найдется хоть один хуй, он обычно вскоре непременно отыщет дорогу к этой девчонке, но Таня жалуется, что вся горит в лихорадках и неудовлетворенности. За ними с Питером следят и держат их врозь, а единственное развлечение у нее – щеночек, которого она растлевает, предвкушая его неизбежное развитие: