Под Москвой
Шрифт:
Командарм положил трубку. Взглянув на Доватора, он сдержанно улыбнулся и заговорил с мягкими интонациями в голосе:
– Тебя, дорогой Лев Михайлович, и старший командный состав корпуса, командарм назвал несколько фамилий, - хочет видеть командующий войсками фронта...
– Командующий?
– медленно приподнимаясь со стула и не спуская с Дмитриева светлых удивленных глаз, спросил Доватор.
– Да, - подтвердил командарм, тоже вставая со стула и пододвигая к краю стола один из телефонных аппаратов.
– Быстро свяжись со своим штабом и распорядись, чтобы выезжали. Их встретит офицер связи. Мы тронемся сейчас же.
Командарм, оправив безукоризненно сидевший
Окончив телефонный разговор, Лев Михайлович вышел следом за ним.
На улице он глубоко вдохнул в себя свежий морозный воздух.
Взволнованность не исчезла, и не отхлынули тревожные думы. Доватор шагал по хрустевшему снегу рядом с высоким в серой папахе командармом и старался добросовестно разобраться, что же творится в его душе... За последнее время в его судьбу внезапно и бурно вторгались все новые события. Участие в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года оставило в его душе неизгладимое впечатление. Вслед за этим кавалерийская группа была переименована в гвардейский корпус. И наконец, блестящее наступление наших войск под Москвой...
Но в то же время и чувство тревоги не покидало его ни на минуту. Только в машине он позволил себе спросить у командарма, чем объясняется вызов командующего фронтом.
Генерал Дмитриев прямого ответа на этот вопрос не дал.
– Ты с ним когда-нибудь встречался?
– спросил он.
– Был представлен на одном из приемов. Суровый, говорят, человек, ответил Доватор, припоминая высоколобого, с нахмуренными бровями генерала армии.
– Скажем прямо, строговат... Мы часто еще склонны принимать требовательность за суровость, а это большая разница... Во время разговора советую учесть, что командующий не выносит фальши. С ним надо говорить только начистоту. Иногда человек сомневается в чем-то, но старается прикрыть это излишней самонадеянностью. Имей в виду - от него это не укроется. Держись просто и говори, что думаешь.
Доватор улыбнулся и промолчал. Отвернувшись, смотрел через стекло на бежавшую рядом белую полосу реки Москвы, изогнувшуюся широкой кривой лентой. На противоположном берегу, в зелени притихших елей, уютно гнездились не тронутые войной дачные, с заснеженными крышами домики. От встречного потока переполненных грузами машин по обочинам шоссейной дороги вихорьками кружились хлопья снега. Ежеминутно в морозном воздухе раздаются густые суровые гудки тяжело урчащих грузовиков.
Покрывая металлический лязг гусениц и свист кованых колес, поют идущие вдоль магистрали солдаты в краснозвездных касках.
"Пройдут месяцы, годы, - думают сидящие в машине люди, - растопит горячее солнце сугробы, побегут по полям и протоптанным войной лесным тропкам бурные веселые ручейки, наполнятся студеной водой окопы с разваленными краями, блиндажи и артиллерийские капониры. На брустверах оживет тогда свеженакопанная земля, и в разгаре весны, из-под кучи стреляных гильз, выскочит кустик ромашки, раскроет свой желтый глазок... И детишки из ближайшего пионерского лагеря наполнят карманы позеленевшими гильзами, нарвут цветов и прикрепят венок к пятиконечной звездочке, огороженной тесовым заборцем... А потом возьмутся за руки и, наполняя лес звонкими голосами, запоют песню, которую сложит неизвестный еще поэт... Может быть, это будет песня про порхающего на дороге чибиса или про красного снегиря, а может, про геройского солдата".
А сейчас поют солдаты, гудят гудки, призывно гудят!
Звуки несутся к расчищенному от туч ясному зеленоватому небу, где яркое полуденное солнце раскинуло над
широкой землей свои радостные лучи, горячие, как человеческое сердце.Машина въехала в просторный, обнесенный высоким забором двор.
Полковник с подстриженными над верхней губой усиками провел генералов в большую светлую комнату, где уже собрались вызванные Доватором военком Шубин, генерал Атланов, начальник политотдела Уваров, командиры полков Бойков и Осипов.
Поздоровавшись с ними, о чем-то переговорив со встретившимся знакомым генералом, Дмитриев прошел в другую комнату.
Доватор остался со своими командирами. По выражению их лиц Лев Михайлович понял, что они ожидали его с нетерпением, но расспрашивать сразу не решались.
В комнате стояла выжидательная тишина.
В углу около телефонных аппаратов сидел молоденький лейтенант, беспрерывно прижимавший к уху телефонную трубку. В то же время он приглаживал и без того аккуратно причесанные волосы.
– Что-нибудь расскажешь, Лев Михайлович, или нет?
– подставляя Доватору стул и придвигая свой, спросил Шубин.
– Новости есть, Михаил Павлович, да еще какие!
– задорно подмигнув командирам, ответил Доватор.
Генерал Атланов, позванивая шпорами, подошел к Шубину и стал рядом с его стулом. Подошли ближе Уваров и Бойков. Только подполковник Осипов, сутуля плечи, примостился на подоконнике и зло косился на лейтенанта, вежливо запретившего ему курить.
– Первая новость - это, конечно, гайки подкрутят, - проговорил Осипов мрачно, предполагая, что раз вызвало высокое начальство, значит, без нахлобучки не обойдется...
– А что, у тебя ослабли?
– оборачиваясь к подполковнику, спросил Доватор.
– Мы это можем и без больших начальников сделать, - заметил Шубин.
– Да на себе я этого не чувствую. Но, как говорится, был бы гвоздик, а куда его вбить - место всегда найдется, - полушутливо, полусерьезно ответил Осипов.
– Ясней говори, ясней!
– допытывался Доватор.
– Он у меня, знаете, кое-чем недоволен, - улыбаясь и стараясь не глядеть на Осипова, заметил Атланов.
– Чем именно?
– спросил Шубин.
– Недоволен темпами наступления...
– Скажи пожалуйста!
– пряча улыбку, сокрушенно покачал головой Шубин.
– Ему подавай большую рейдовую операцию, без задержки прямо до Берлина...
– Лихо!
– улыбнулся Доватор.
– А что? В Берлин не в Берлин, а вот снова в Смоленщину, на широкий простор! Как бы я там развернулся!
– Осипов соскочил с подоконника и увлеченно продолжал: - Каждую ночь мы спокойненько могли бы ликвидировать не меньше пяти гарнизонов, эшелоны - под откос, штабишки - на воздух, диверсии на большаках, глубокая разведка... Партизаны там большой опыт накопили! Вместе с ними действовать можно смело! Что, не правда? Скажите, товарищ бригадный комиссар.
– Согласен. А вы скажите об этом командующему, - предложил Шубин, - а мы поддержим.
– И скажу!
– горячился Осипов.
– Начинается новый этап войны.
– Очевидно, до командования дошли слухи о вашем стратегическом плане, поэтому и вызвали, посоветоваться хотят...
– неожиданно ввернул гладко причесанный лейтенант, невзлюбивший Осипова за его, как ему казалось, вольное поведение в присутствии генералов.
На секунду наступила тишина.
Открылась дверь. Из комнаты вышел полковник и пропустил мимо себя немецкого офицера с черной повязкой на глазу. Вслед за ним вышел рослый смуглолицый человек. Это был один из знаменитых разведчиков фронта. Он отвел гитлеровца в противоположный угол комнаты и, кивнув своей крупной головой на стул, коротко бросил: