Под несчастливой звездой

— Нет, мне хватит.

Когда они подошли к первому дому, возле ворот уже собралась небольшая толпа. Какой-то представительный старик в относительно белой юбке и с посохом в руке засеменил навстречу.

— Что с вашим человеком, господин?

— Лев разорвал грудь.

— Несите в дом.

Александр посмотрел на маленькие окошечки, вспомнил полумрак и духоту царившую внутри.

— Не надо, положите в середине двора и поставьте навес.

— Зачем? — встрепенулся Раамос.

— Попробую зашить его раны, — пояснил Алекс.

— Ты лекарь? — удивился старик.

— Нет, — покачал головой Александр, грустно подумав: «Совсем наоборот». — Но я видел, как это делается.

Старый келлуанин посмотрел на Раамоса. Тот пожевал губами и резко скомандовал:

— Выполняйте, что он говорит!

Носилки внесли в ворота, по требованию Алекса принесли единственную в деревне широкую скамью. Прежде чем уложить раненого, юноша сполоснул её водой. Понимая, что любое врачевание здесь начинается с молитвы, приказал найти и расставить вокруг все имеющиеся в доме амулеты. Долго и придирчиво выбирал иглу из четырех, имевшихся в деревне. После спросил: нет ли у кого-нибудь металлической посуды? Увы, нашли только неглубокое медное блюдо.

Александр уставил его на глиняных обломках, налил туда воды и приказал развести маленький костер, чтобы её вскипятить. Озадачив всех, он нашарил в сумке флакон с лечебным зельем и сразу отложил его в сторону. Принесли вино. Юноша наполнил чашу и влил туда две капли средства Энохсета.

— Это лекарство дал мне первый пророк храма Сета в Абидосе господин Сетиер, — пояснил Алекс. — Оно помогает исцелять раны и поддерживает силы.

Услышав столь авторитетную рекомендацию, толпившиеся вокруг зрители одобрительно зашептались.

Когда вода закипела, юноша, бормоча на ходу придуманную молитву Сету, опустил в блюдо нитку с иголкой и при почтительном молчании зрителей попросил помыть руки. Раамос отправил слугу за мылом. Туптах что-то проворчал, но подхлестнутый гулкой затрещиной, скрылся в доме и скоро вернулся с круглой деревянной шкатулкой, внутри которой оказалась полужидкая субстанция грязно-серого цвета с запахом мимозы.

Похлопав раненого по щекам, Алекс все-таки добился того, что он открыл глаза. Сейчас же к его губам поднесли чашу вина.

— Сейчас тебе будет очень больно, Сирзес, — тихо проговорил юноша и скомандовал застывшим в ожидании слугам. — Держите его.

Когда Александр сорвал присохшие к ране повязки, келлуанин заорал так, что взлетела приземлившаяся на поле стая птиц, и потерял сознание.

— Это даже хорошо, — пробормотал Алекс себе под нос и стал смачивать сочившуюся из рваных ран кровь.

По его знаку Раамос поднес блюдо с кипяченой водой. Иголка оказалась толстой, тупой и совсем не подходящей для хирургических операций. Тем не менее, юноша стянул края разрывов в самых широких местах, завязав на каждой свой узел. После чего кожу вокруг ран смазал зельем Энохсета и с помощью бледного Раамоса, как следует, перевязал несчастную жертву своего первого медицинского опыта.

К его радости и удивлению, Сирзес пришел в себя и слабым голосом попросил пить. Сделав несколько глотков пива, закрыл глаза и погрузился в блаженное забытье.

— Теперь его надо отнести в дом, — проговорил Александр, вытирая потный лоб окровавленной ладонью. Стойте! Вместе со скамьей!

— У тебя ловко получилось, — похвалил молодой келлуанин.

— Я старался, — скромно улыбнулся юноша, чувствуя страшную усталость и жуткий голод.

— Он выживет?

— На все воля богов, господин, — решил подстраховаться на всякий случай Алекс. — Мы сделали все правильно. Расставили амулеты, прочли полагающиеся молитвы. Вот еще бы жертву принести Анубу и Сахме.

— Я клянусь, что как только приду в каменоломни, то сразу же совершу жертвоприношение! — пылко вскричал Раамос и в ответ на недоуменный взгляд собеседника поспешно разъяснил. — На озере есть храм Анубсетхотепа IX. Там служат жрецы Ануба, Небхет и Птаха. Кто-нибудь из них не откажется провести церемонию.

Крестьяне быстро разбирали навес. Молодые люди отошли, чтобы не мешать, и тут услышали голос деревенского старосты. Опираясь на посох, старик поклонился.

— Не хотите ли утолить голод, господа?

В доме, куда отнесли раненого, прямо на земляном полу между очагом и невысоким подиумом, заваленным овчинами и одеялами, гостеприимно разложили чистую циновку, на которую поставили две миски с кашей и положили очищенные головки чеснока. Слуги Раамоса уже перекусили и сидели в тени у входа, лениво переговариваясь.

Александр с жадностью набросился на еду, энергично работая плоской деревянной ложкой. После бурного утра у него разыгрался зверский аппетит. Разваренные зерна пшеницы оказались приправлены каким-то растительным маслом и травами, похожими на базилик. Это придавало каше своеобразный, непривычный вкус. Молодой келлуанин лениво ковырялся в своей миске, бросая тревожные взгляды в сторону раненого. Возле его скамейки на полу сидела хмурая девочка лет шести и веткой отгоняла от бесчувственного Сирзеса докучливых мух, которыми кишела комната.

Алекс не выдержал снедающего любопытства.

— Прости мою дерзость, господин, — издалека начал он, — Но чем тебе так дорог этот слуга?

Раамос вскинул брови, посмотрел на дверь, но видимо желание хоть с кем-то поделиться навалившимся горем победило осторожность.

— Восемь лет он был мне вместо отца!

— Вот как? — удивился Александр и, отложив ложку, приготовился слушать.

— Я только что пережил девятый разлив, когда отец отправил меня в Перхесеб в школу Дома людей. Он считал, что я должен учиться самостоятельности, и послал со мной только одного слугу.

— Сирзеса, — догадался Алекс.

Собеседник кивнул.

— Мы поселились в доме дяди. Но тот почти не обращал на меня внимания, занятый службой при дворе сепаха. Отношения с его сыновьями тоже как-то не сложились. А в школе меня вообще называли «каторжником».

Раамос усмехнулся.

— Пришлось разбить пару носов. Учитель здорово высек меня за это. Но мальчишки стали помалкивать.

«Даже в здешней школе плохо новичкам, — с философской грустью подумал юноша. — Дети везде одинаковы».