Под новым небом, или На углях астероида

Она замолчала, терзаемая какими-то сомнениями.

– Я не хотела прибегать к этому последнему средству. Но ты не оставил мне иного выбора. Взгляни на это.

И Веда извлекла из мешка стрелу, так хорошо знакомую Игорю.

– Прочитай, что на ней написано.

Он взял стрелу в руки и прочитал слова, мелко выведенные охрой: «Не возражаю. Твоя М». Почерк Марты он не спутал бы ни с каким другим. Охотник поднял глаза и посмотрел на свою гостью долгим сочувствующим взглядом. Так Веда стала его второй женой.

* * *

Прошло ещё пятнадцать лет. За это время население Бристоля заметно возросло. Каждая семья обзавелась кучей детей, которые ни минуты не давали покоя своим родителям. Игорю пятерых детей родила Марта и троих – Веда. У Петра Васильевича было трое от Паолы и четверо – от Джоан. О’Брайен со своей Катрин кроме девочки что прибыла с ними из долины гейзеров, обзавелись ещё двумя девочками и двумя мальчиками. Шелла, жена Свенсена, родила шестерых, поэтому в прямом смысле слова у них было семеро по лавкам. Немного приотстали лишь Джон Уиллис с Анной: их семья подросла только на двоих. Но у них ещё был старший, Генри, и их семью никак нельзя было назвать малодетной.

Сергею, старшему сыну Игоря и Марты, шёл пятнадцатый. Ростом он угодил в мать и был уже вровень с семнадцатилетним Генри.

Молодые люди были неразлучными друзьями, и целые дни проводили на охоте и рыбалке. Это были мастеровые ребята. Под руководством О’Брайена они построили себе другой катамаран, размерами превосходивший «Альбатрос», оснастили его парусами и самостоятельно выходили в море, возвращаясь с немалым уловом. «Фрегат» – такое название дали они своему катамарану – оказался даже надёжнее «Альбатроса», и на нём не было страшно и при довольно сильном ветре и высокой волне.

Физической силой оба подростка мало уступали взрослым мужчинам, а ловкостью и выносливостью значительно превосходили их. Забраться на отвесную скалу или загнать зверя было для них обыденным делом.

Джон Уиллис организовал школу, где дети учились читать, писать и считать, а также знакомились с физикой, химией и основами искусства врачевания. Занятия проходили под открытым небом в тени плодовых деревьев, украшавших посёлок своей зеленью. Нередко Уиллис привлекал к занятиям бывшего лётчика-инженера Улофа Свенсена.

Вместо бумаги сначала использовали выделанную кожу. Но кожи требовалось много, а выделка её была трудоёмкой. Поэтому старший учитель вместе с учениками наладил изготовление настоящей бумаги из мелких шелковистых водорослей. Их ещё измельчали, толкли в ступах, полученную массу с помощью воды осаживали на гладкую прямоугольную кожу, лишённую ворса, сверху накрывали ещё одним лоскутом кожи, отжимали и просушивали. Получался лист голубовато-белой бумаги. Чернила вываривали из чернильных орешков. Чернильницы изготавливали из глины. Писали заострёнными гусиными перьями.

На уроках кроме всего прочего учителя рассказывали об исчезнувшей цивилизации, её достижениях и промахах. Они много и подробно говорили о морях и океанах, об островах и огромных континентах. Всё это было занимательно, но мало кто из учеников мог понять смысл того, что пытались донести до них учителя. Их представление о планете ограничивалось посёлком, заливом, морскими волнами, которые бывали то бурными, то ласковыми, прибрежной равниной с её вечнозелёной растительностью и бесчисленными животными, а также горами, вершины которых покрывали снега, розовые от солнца. То, что, со слов учителей, должно было лежать дальше этого пространства, воспринималось не более чем сказкой.

Лишь трое – причём все девочки – проявляли повышенный интерес к занятиям: четырнадцатилетняя Полли – дочь Свенсенов, её сверстница Диана – дочь О’Брайенов, и тринадцатилетняя Мэри – старшая дочь Игоря и Веды.

Первые две увлекались вообще всеми науками, легко усваивая материалы по математике, физике, химии и всем остальным предметам.

– Хранительницы знаний, – ласково называл Уиллис Полли и Диану и давал им дополнительные задания.

А Мэри проявляла удивительные способности к врачеванию. Приготовление целебных отваров и настоев трав было её любимым времяпрепровождением. Она легко вправляла вывихи у мальчишек, которые лазили по скалам и, случалось, срывались с них. Раза два или три дело доходило до переломов рук и ног. Умелыми движениями сильных гибких пальцев она так точно совмещала повреждённые кости, что не проходило и месяца, как пострадавшие уже вовсю действовали своими конечностями.

– Прирождённый талант, – говорил про неё Уиллис. – Ей бы медицинскую академию закончить – цены бы ей не было.

Единственным хирургическим инструментом у них была финка со сточенным на две трети лезвием, которую после долгих дебатов было решено передать в полное распоряжение поселковых эскулапов. Все остальные ножи вышли из строя, и люди много лет уже пользовались заострёнными каменными и костяными ножами.

Эта финка спасла жизнь одному из мальчиков, укушенному ядовитой змеёй. В считанные секунды Мэри сделала в месте укуса надрез, вызвав обильное кровотечение. Вместе с кровью вышел почти весь яд. Затем мальчика поместили в жарко натопленную баню и, давая обильное питьё, добились сильного потоотделения. С потом вышло ещё некоторое количество яда. Переболев несколько дней, мальчик встал на ноги.

Когда у Шеллы, жены Свенсена, разболелся живот, её пронесло и началась мучительная рвота, Мэри определила у неё приступ аппендицита и высказала мнение о необходимости хирургического вмешательства. Джон Уиллис согласился с её диагнозом. Усыпив больную настоем наркотических трав, они сделали разрез в нижней правой части живота и удалили гангренозную слепую кишку.

Оперировал сам доктор. Мэри ассистировала ему, внимательно наблюдая за каждым его движением. Если бы ей предложили сделать подобную операцию, она без колебаний согласилась бы, так как кроме способности схватывать всё на лету обладала твёрдостью духа.

Для наложения швов были использованы нитки из волокон растения с мудрёным латинским названием. Операция была проведена так качественно, что обошлось без малейших осложнений. На другой день больной разрешили встать с постели, а ещё через неделю она уже выполняла домашнюю работу, не требовавшую значительных физических усилий.

Несколько раз Мэри ассистировала и при приёме родов. Она действовала проворно и умело, и Уиллис убедился, что при необходимости его помощница вполне сможет обойтись собственными силами.

– Настоящая повитуха, – не скрывая восхищения, сказал про неё Пётр Васильевич.

– Нет, не повитуха, она вполне квалифицированная акушерка, – поправил его Уиллис. Он сознательно передавал Мэри все свои знания и опыт в области медицины, с тем чтобы подготовить себе достойную замену.

Они лечили не только людей, но и животных. При массовом окоте овец и коз врачеватели сутками находились в кошарах. Поэтому акушерской практики, хотя и весьма своеобразной, было более чем достаточно.