Под Одним Солнцем
Шрифт:
А Старков молчал. Он узнал все, что хотел узнать.
— Скажите, профессор, — спросил его Димка. — Почему вы так настаивали именно на сорок втором, на этих местах, на вашем отряде? Ностальгия по былому?
Старков усмехнулся: красиво говорит парень. Может, и вправду ностальгия? Пожалуй, что так. Но не только она. Надо ли скрывать дальше?
Он встал, подошел к шкафу, стащил с него свой чемодан, старый кожаный чемоданчик, щелкнул замками, порылся, выбросил на стол толстую тетрадь, по сути даже не одну, несколько, переплетенных в общий клеенчатый переплет. На переплете синими чернилами
— Что это? — спросил Олег.
— Посмотри сам.
Олег протянул было руку, но Димка опередил его. Он сейчас вспомнил полутемную землянку, вспомнил бородатого комиссара, что-то сосредоточенно пишущего при свете коптилки. Схватил тетрадь, быстро перелистал ее, нашел то, что искал, поднял голову:
— Можно прочесть?
Старков кивнул.
— Давай вслух, — нетерпеливо сказал Раф.
Димка начал, запинаясь: почерк неважный, да и карандаш истерся с тех пор, некоторых слов вообще не разберешь.
— «Нас осталось двадцать девять, — читал Димка. — Подождем день-другой и тоже тронемся. В деревне пока тихо. Стас молчит, никого не присылает. Выставил дозоры, следим за дорогой. Сегодня дозор Торопова привел троих. Говорят: из отряда Лескова. Парни молодые, из бывших окруженцев. Принесли весть: отряд Лескова разбит наголову, только они трое и спаслись…»
Димка оторопело посмотрел на Старкова. Тот сидел с закрытыми глазами, улыбался воспоминаниям.
— Как же так? — Димка почему-то осип, говорил хрипло, будто простыл днем: — Выходит, это мы были? Выходит, вы все заранее знали?
Старков встал, подошел к Димке, отобрал дневник, снова сунул в чемодан.
— Ничего я толком не знал. Разве догадывался… — Сел за стол, подмигнул Димке: — Давайте ужинать. Самое время.
КОНТРАТАКА
В предутренний час
Вместо Снарка — Буджума! Тогда
Ты внезапно и плавно исчезнешь из глаз
И назад не придешь никогда.
— Опять ничего, — сказал Глынин. — Возвращаемся?
Солнце еще не вышло из-за горизонта, но небо было уже дневное, безоблачное, и вода вдалеке от глиссера светилась ядовитой голубизной. Рядом с глиссером у воды не было никакого цвета, здесь буйствовала пена.
— Куда торопиться? — сказал Анголов. — На берегу еще спят. Впрочем, как хотите.
Глынин повернул руль, и глиссер двинулся новым курсом. Никаких ориентиров в безбрежном просторе не было, даже горизонт сливался с небом, и ощущение поворота сразу исчезло. Анголов положил карабин на опору и выставил руку за борт, в холодные брызги.
— Воздушная подушка, — сказал он. — XXI век. Человек создал прекрасные суда — быстроходные и надежные. Но число морских катастроф в последние годы резко увеличилось.
Анголов посмотрел на Глынина. Тот молчал, глядя вперед сквозь ветровое стекло.
— Причем катастроф ужасных, загадочных, — продолжал Анголов. — Современные спасатели успеют куда угодно. Но они напрасно ждут SOS. Свидетелей тоже не остается, в итоге
никто ничего не знает. Возьмите «Ривьеру-2».Глынин молча смотрел вперед, на синее зеркало моря.
— 20 тысяч пассажиров, — продолжал Анголов, не спуская с Глынина глаз. — Не корабль, остров. Пальмовые рощи, искусственные озера. Непотопляемость 100 процентов. Вы читали про испытание расстрелом? Когда торпеды кончились, макет даже не накренился.
Глынин все еще молчал. Анголов продолжал:
— И такая махина пропадает бесследно, не подав сигнал бедствия. Если бы мы жили лет 500 назад, я бы сказал, что виноваты пираты. Причем дьявольски хитрые и удачливые.
Глынин наконец повернул голову.
— Да замолчите же, — сказал он. — Разве вы не понимаете, что на воде нельзя говорить о таких вещах? Рассуждайте об охоте, или о спорте, или о чем угодно. Но смените пластинку.
Сказал и вновь отвернулся.
— Больше не буду, — засмеялся Анголов. — Я не знал, что вы суеверны.
Он похлопал ладонью по полированному прикладу.
— Мы, вы, — сказал Глынин. — Вооружены, суеверны. Но я никак не пойму — пессимист вы или оптимист? Ваш тон никогда не соответствует теме, которую вы выбираете.
— Я оптимист по форме, но пессимист по содержанию, — усмехнулся Анголов. — Вы читали «Вторжение изнутри»? Каждый вид занимает определенную экологическую нишу. Равновесие — плод эпох эволюции. Человек своей деятельностью нарушает равновесие, уничтожает другие виды, освобождает соответствующие ниши. Это дорога к гибели, утверждают авторы.
— Человек, — повторил Глынин. — Охотники вроде вас, только с настоящими пулями.
— Почему же только охотники? — усмехнулся Анголов. — Многие к этому причастны. Охотник стреляет не сам, его заставляют. Но хуже всего — бесконечное чередование запретов и разрешений. Хаос запутывает противника.
— Кого?
— Природу, — объяснил Анголов. — Разве вы впервые слышите, что человек воюет с природой? Так вот, если война ведется по правилам, у противника остается возможность перестроить свои порядки и перейти в контратаку. Иначе он обречен. А мы — это часть природы, не более.
Глынин немного подумал.
— Возможно, это и верно. Но остальное слишком прямолинейно. Один вид ушел, другой пришел, как квадратики в игре «15». Китов ведь тоже почти полностью истребили. Незаметно, чтобы кто-нибудь занял их место.
— Почему незаметно? А эти катастрофы? — пошутил Анголов. — Ребенку ясно, что из глубин поднялся новый могучий хищник, который топит теперь океанские лайнеры.
— Я же вас попросил, — сказал Глынин. — Или вы хотите, чтобы я больше никогда не брал вас в море?..
Анголов не ответил, потому что гул двигателей вдруг прекратился. Воздушная подушка смялась, глиссер зашатало на незаметной раньше волне. Вода у борта, освободившись от пузырьков, стала синяя-синяя.
Анголов смотрел туда, куда показал Глынин. В двойном колодце бинокля металась однообразная водная поверхность, а потом он увидел что-то черное, удлиненное, уединенное, словно остров в океане, и следом за этим — фонтан, будто у горизонта внезапно вырос куст водяной сирени. Потом вверх, как черная бабочка, взметнулся громадный хвост, и все исчезло.