Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4
Шрифт:
Мне показалось, что, замолчав, он начал засыпать. А он спокойно сказал:
– И потом… когда случится то, что всем нам уготовано, похоронят там, где зачиналась жизнь, на родной сторонушке. А так, останься я в Рязани, мороки будет с перевозом… Решил успеть… своим ходом, пока могу…
На утро мы проснулись поздно. Объявили Сызрань. Я начал собираться.
Старик сидел, глядя в окошко. Мне показалось, что между нами ни с чего возникло некое отчуждение. Но потом, когда он заговорил, все стало ясно.
– Так хочу увидеть Волгу, соскучился.
Когда женился, жил сначала в Ширяево, потом
– Да, – подтвердил я. И не удержался, – это ещё и родина поэта Александра Ширяевца, друга Есенина.
– Скажите мне, – он оторвался от окна, – почему сейчас таких людей нет, не стало?
Я не знал, что сказать. А он и не ждал ответа.
– Не прозевать бы, – произнёс старик.
Я видел: он волновался, ожидая встречи с Волгой.
– Будет остановка, мне сходить. Потом – мост через реку, увидите её, – мои слова, кажется, его успокоили чуть-чуть.
– Хорошо бы, – отозвался старик.
Я спохватился:
– Может, адрес свой дадите? Помочь чем-то… Мало ли чего бывает.
– А что может быть? – услышал я в ответ, – меня внучка Варька встретит. Все по плану идёт. Живите счастливо, у каждого своё…
– Я положил в карман вашего пиджака свою визитку.
Он промолчал. Очевидно, не понял, о чем речь.
Когда я уже оказался на перроне, помахал ему рукой. Он не ответил. Не узнал меня через оконное стекло, хотя я стоял всего метрах в пяти от вагона.
…Промчался последний вагон поезда, уносившего ещё вчера совсем не известную мне жизнь.
Я все стоял.
Меня никто не встречал, и мне некуда было торопиться.
2006 г.
Сомятник
Едва я отошел от костра к воде, чтобы умыться, увидел рыбачка. Сидит себе на бревне у самого края завала посреди речки маленький круглолицый мужичок лет сорока. В соломенной шляпе, аккуратный такой. У ног его две удочки. А ниже – большой омут, который мы ночью не видели. Сидит тихо. Место уж больно привлекательное. Только приглушенно урчат большие воронки, выдавая глубину.
Взяв спиннинг, стараясь не шуметь и не оступиться на скользких бревнах, подошёл к нему.
Не успел я заговорить, как довольно толстый конец одной из его удочек ушёл под воду.
Не торопясь, рыбачок подсек. Не опасаясь обрыва, дотянулся до лесы и стал, как на мотовило, наматывать её на руку. Руки его были в кожаных потрепанных перчатках.
– Леска у меня один миллиметр толщиной, Ему не оборвать, – пояснил деловито.
Он подвел под рыбину большой самодельный черпак.
– Ловко вы его, – не удержался я. – Кэгэ на три будет.
– Будет, – прозвучал ответ.
Оказалось, что таких сомят у него в мешке, прижатом бревном, уже два.
– На вот, – он протянул несколько дождевых червей. – Насаживай прямо на тройник у блесны и бросай.
Я соорудил насадку и попробовал укрепить удилища меж бревен.
– Надежнее воткни, утащит, – вполголоса посоветовал рыбак.
Я послушался его.
Мы поймали по одному соменку. Он – такого же, как и предыдущий. Я – чуть меньше и рад был беспредельно.
Глубина ямы здесь, по его словам, до девяти метров. Приехал сюда
на рыбалку Андрей на велосипеде из Сорочинска, где гостит у матери. Живет и работает в Оренбурге. По профессии – сварщик.– Не могу летом без Самарки, к матери и к Самарке каждый выходной почти приезжаю. Эти места мои, с детства.
Вскоре он стал собираться.
– Хватит. Клева больше не будет, я с пяти часов здесь.
Подошёл Юрий, с которым мы сплавляемся по реке в резиновых лодках.
– Рыбка-то есть? – спросил он, поигрывая красивым и, по-моему, не опробованным ещё спиннингом.
Лицо его, заросшее густой рыжей щетиной, сейчас было самым примечательным в нем. Походил он на какого-то сказочного персонажа. Будто специально придумано неким художником и собранно воедино: тельняшка, ладненькая куртка, брюки защитного цвета и большие, явно великоватые кроссовки. Глаза – синие, большие, широко открытые. Они поражают своим детским светом.
Рыбачок, видимо, уже освоился, понял, что мы не опасны. Повернув голову от полиэтиленового шевелящегося мешка с рыбой, который он собирался завязывать, поинтересовался, будто не слышал вопроса.
– Лицо… того… красное какое… ошпарил, что ли?
– Да видишь, – доверительно признался Юрий, – не было со мной такого раньше: комары и занозы полюбили меня. Пухнет лицо от укусов. Не бреюсь, все равно жалят. Голова от укусов страшно болеть начала.
– А мазь? – спросил Андрей.
– А что – мазь? Они к ней привыкли, зверюги!
– Попы поют над мертвыми, а комары – над живыми, – утешил Андрей.
Увидев мою добычу, которую я, держа на кукане, прятал за спиной, Юрий сделал круглые глаза:
– Ты поймал соменка?
– Да, вот сейчас.
Он уперся взглядом в шевелящийся мешок с рыбой.
– Ну, вы, мужики, даете!
Отложив в сторону спиннинг, он левой рукой поддерживал край мешка, правой тронул за ус одну из рыбин.
– На червя? – деловито спросил он.
Андрей не спеша ответил:
– На пучок дождевых, штуки три-четыре на двойник сажаю и – хорош! Первый раз, что ли, видишь сома так близко?
– Э-э-э, ошибаешься, молодой человек, – сказал Юрий и выпрямился, передав край мешка Андрею. – Я на Волге вырос! Обижаешь!
– Ну и что? Видел я некоторых. На Волге живут, а червяка на крючок не могут насадить. Один разок у моей мамы такой квартировал, только молоко козье пил да книжки читал. Шкет такой…
– На квок сома можешь ловить? – небрежно спросил Юрий.
– Слышал, но не довелось.
– А на воде живешь ещё. Деревня.
Парень не обиделся.
– Посмотреть бы, тогда оно, конечно…
– А зачем тебе, – вступил я. – У тебя и так все отработано. Без добычи, как я понял, не бываешь?
– Не-не, – возразил рыбачок, – сам процесс тоже очень важен.
– Процесс вот какой, слушай… – Юрий, нащупав в разговоре особое своё место, преобразился с полуоборота: – Квок – это такая штука, которой лупят по воде для привлечения сома. Он думает, что его так зовут к завтраку его сородичи. А возможно, кумекает что-то другое – наукой не установлено. Но факт: идёт он на этот звук! Лодка должна быть деревянная, другие, резонируя, издают непривычные звуки, и сом пугается. Лупить надо так, чтобы лодка тряслась.