Под покровом небес (др. перевод)
Шрифт:
– Она же вовсю фальшивит! – почти вскрикнул Таннер.
Трамвай, проехавший вдоль бульвара, террасой опоясывающего склон горы, звоном и скрежетом на несколько секунд заглушил музыку. Под их взглядами из-под солнцезащитной маркизы тряско пронеслась мимо его открытая платформа, битком набитая людьми в рваной одежде.
– Я нынче ночью видел странный сон, – сказал Порт. – Все пытался его вспомнить, и вот как раз сейчас мне это удалось.
– Нет! – вырвалось у Кит. – Сны – это скука и тоска! Пожалуйста, не надо!
– Ага, не хочешь слышать! – засмеялся он. – А я все равно тебе его расскажу.
Последнюю
– Да я по-быстрому, – улыбнулся он. – Знаю, слушая меня, ты делаешь мне одолжение, но, если я не облеку этот сон в слова, я его снова забуду. Все происходило как бы днем, я ехал в поезде, который все больше и больше разгонялся. Я про себя думал: «Сейчас мы протараним огромную постель, и простыни разлетятся по горам».
– А ты загляни в «Цыганский сонник» мадам Лаэф.
– Заткнись. А еще я при этом думал, что, если захочу, смогу прожить жизнь заново: начать сначала и дойти до самого нынешнего момента, проживая такую же точно жизнь, как прежняя, вплоть до мельчайших деталей.
Кит удрученно зажмурилась.
– В чем дело? – осведомился он.
– Думаю, с твоей стороны чрезвычайно невежливо и эгоистично таким вот образом настаивать на своем, прекрасно зная, насколько это нам неприятно.
– А мне зато так приятно! – сказал ее муж фальшиво радостным тоном. – Да и Таннеру наверняка интересно. Я прав?
Таннер заулыбался:
– О, на снах я собаку съел. Сонник Лаэф наизусть знаю.
Открыв один глаз, Кит покосилась на него. В этот момент подали спиртное.
– …Но я сказал себе: «Нет! Нет!» Просто не мог смириться с тем, что все мои жуткие страхи и страдания повторятся, причем во всех подробностях. А потом – совершенно беспричинно – глянул в окно на деревья и вдруг слышу собственный голос: «Да!» Я осознал, что хочу пройти через все это снова хотя бы только для того, чтобы вдохнуть тот аромат весны, какой вдыхал ребенком. Но тут же понял, что опоздал, потому что, еще думая «Нет!», я поднял руку, взял себя за передние зубы и отломил их, как будто они из гипса или шпаклевки. Смотрю, поезд уже остановился, а я держу зубы в руке и плачу. Этакими, знаете ли, горючими слезами, как плачут только во сне, когда лежишь и от рыданий весь трясешься и содрогаешься. Представляете?
Неловко поднявшись, Кит вышла из-за стола и направилась к двери с табличкой «Dames». Было заметно, что она плачет.
– Пусть, не мешай ей, – сказал Порт Таннеру, на чьем лице отразилось беспокойство. – Измоталась совсем. Жара действует ей на нервы.
III
Полулежа в кровати в одних трусах, он читал книгу. Дверь между их с женой смежными комнатами была распахнута, окна тоже. Маяк водил по городу и гавани лучом, который описывал медленный широкий круг; неумолчный шум транспорта перекрывали настойчиво повторяющиеся пронзительные электрические звонки.
– Там что – кинотеатр по соседству? – спросила Кит.
– Наверное, – рассеянно отозвался он, не отрываясь от чтения.
– Интересно, что они там крутят?
– Что-что? – Он отложил книгу. – Только не говори мне, что хочешь сходить
в кино.– Нет, – сказала она не очень уверенно. – Я – так, просто подумалось…
– А я скажу, что они крутят. Фильм на арабском под названием «Невеста напрокат». Там на афише под названием французский перевод дан.
– Даже не верится.
– Мне тоже.
Задумчиво покуривая сигарету, она вошла к нему в комнату и минуту-другую занималась тем, что слонялась по ней кругами. Он поднял взгляд.
– Что с тобой? – спросил он.
– Ничего, – ответила она и, помолчав, пояснила: – Просто расстроилась немножко. Мне кажется, тебе не надо было рассказывать тот сон при Таннере.
Спросить, не поэтому ли она и расплакалась, он не посмел, но все же возразил:
– Почему «при»? Как раз ему я этот сон и рассказал, так же как и тебе. Ну и что? Что такое сон? Боже мой, не надо все принимать так близко к сердцу! И почему нельзя при нем о чем-то рассказывать? Чем он тебе не нравится? Мы с ним уже пять лет знакомы.
– Он ужасный сплетник. Сам знаешь. И вообще я ему не доверяю. Уж он из этого такую историю раздует!
– Да с кем же ему здесь сплетничать? – раздраженно воскликнул Порт.
Кит в свой черед тоже начала злиться.
– Ну почему же здесь? Не забывай: мы и в Нью-Йорк когда-нибудь вернемся!
– Да знаю, знаю. В это трудно поверить, но, видимо, вернемся. Ладно. Но что же тут ужасного – даже если он все дословно запомнит и расскажет каждому из наших знакомых?
– Но этот сон… он такой унизительный! Неужто не чувствуешь?
– Да ну на хрен!
Воцарилось молчание.
– Унизительный для кого? Для тебя или для меня?
Она не ответила. Он не унимался:
– Что ты имеешь в виду, говоря, что не доверяешь Таннеру? В чем именно?
– Ну… нет, вообще-то, я ему доверяю, наверное. Но мне с ним никогда не бывает вполне комфортно. Близкого друга я в нем не чувствую.
– Вот те на! Дождалась, когда мы с ним в этой дыре окажемся…
– Да нет, ну так-то он ничего. Так-то он мне очень нравится. Ты не подумай ничего такого…
– Но что-то ты ведь хотела этим сказать?
– Ну разумеется, хотела. Но это все не так важно.
Она вышла, вернулась в свою комнату. Он некоторое время лежал, не меняя позы, и озадаченно глядел в потолок.
Снова принялся за чтение, вдруг прервался.
– Ты точно не хочешь посмотреть «Невесту напрокат»?
– Совершенно точно.
Он захлопнул книгу.
– Пойду, пожалуй, погуляю полчасика.
Он встал, надел спортивную рубашку и коломянковые брюки, причесался. Она сидела у открытого окна в своей комнате, полировала ногти. Склонившись к ней, он поцеловал ее куда-то между шеей и затылком – туда, откуда двумя курчавыми колоннами начинают восхождение ее шелковистые светлые волосы.
– О! какие замечательные духи. Ты их здесь купила? – Оценивая, он шумно потянул носом. Потом совсем другим тоном вдруг говорит: – А все-таки что ты имела в виду? Ну, насчет Таннера…
– Да ну, Порт! Ради бога, давай не будем обсуждать это.
– Ладно, детка, будь по-твоему, – покорно согласился он, целуя ее в плечо. И тут же, тоном насмешливого простодушия: – А думать мне об этом можно?
Она не отвечала ничего, пока он не подошел к двери. Тут она подняла голову и с обидой в голосе говорит: