Под покровом тайны

Я тоже никого вокруг не ощутила о чем и сообщила бабушке Аглае. А потом спросила:

– Бабушка, ты папу нехристем обозвала, а сама в церковь не ходишь, и поп тебя боится, я еще в прошлом году видела, как он мимо нашего дома шел и плевался.

Та перекрестила лоб, глядя на икону в красном углу, и строго сказала:

– Господь в своей милости всех нас любит и жалеет. Мне для того, чтобы с богом говорить, попы без надобности. Я сама ему в грехах каждый день каюсь. Может он, в своей милости неизреченной позволит хоть умереть спокойно.

Она на миг остановилась, и мне снова удалось влезть со своими вопросами.

– Бабуля, а как ты думаешь, мальчик, что меня укусил, откуда взялся, и почему не пришел, как обещал? Он же сам предложил встретиться на следующий день.

– Сама в непонятках,- пожала плечами бабушка,- ну, для чего он тебе свиданку назначил, в этом все ясно -посмотреть хотел, как у тебя превращение идет. Эта, как ее мета.. мита.. митромоф.. ага! Вспомнила, метаморфоза!

Бабушка гордо посмотрела на меня. Я тоже была впечатлена, такого мудреного слова мне еще слышать не доводилось.

Бабуль,- а ты где слышала такое выражение?
– тут же поинтересовалась я.

Та, наморщила лоб, и явно что-то припоминая начала рассказывать.

– Ленка, давно энто было. Еще при Николашке придурошном. Я тогда молодая, здоровая была, а годков мне было всего сорок. Как-то взял меня в прислуги врач наш уездный, Ребровский Иван Палыч.

Знал он, что ходют ко мне людишки болезные, вот и решил выведать, почему у него они все на кладбище переселяются, а у меня живехоньки. Я сдуру не поняла, чегой-то он мне должность предложил, и сразу согласилась, Федя то мой ненаглядный на японской войне сгинул, а я с дитями горе мыкала. Ко мне, кто тогда ходил лечиться -голь перекатная, они сами без копейки сидели. Так и со мной расплачивались, то картохи полмешка, то мучицы принесут. А тут Иван Палыч два рубля с полтиной обещал за месяц платить. Большие деньги по тем временам.

– Так бабушка, ты, когда про метромарфозу скажешь?- перебила я ее рассказ.

– Молчи! Не перебивай!
– рявкнула бабуля и продолжила:

– Я тогда еще грамоту не разумела, так, по складам слово могла прочитать. А у доктора книг было море, наверно штук тридцать. Мне их было велено раз в месяц от пыли протирать. Вот я их протирала, да разглядывала. И тут меня как стукнуло, в одной книжке картинку увидела, как человек в волка оборачивается. Я Степана Панкратьича, деда своего сразу вспомнила. Бывало, посадит меня на коленки, гладит по волосам и приговаривает:

– И чего тебе Глашка таланту мово не досталось, совсем фамилиё наше захирело, последний я, видать, оборотчик остался.

Я то наслушалась таких речей и его как то раз попросила:

– Деда обернись в волчка. Поглядеть хочу.

Тот сначала взъерепенился, разозлился, а потом взял меня на вечер к себе на хутор и там в волка обернулся. Поверишь ли, нет, уссалась я со страху, все ноги обмочила. Волк выше ростом меня был, седой, как клыки оскалил, так я и пустила струю.

Дед, когда в человека вновь оборотился, ругался сильно. Вишь, пришлось ему байну топить, да меня намывать. Не мог совсем он запах мочи выносить.

Тут бабушка все же вернулась к основной линии рассказа.

– Так, к чему я это все говорила, когда увидела в книжке оборот в волка, обмерла вся, а тут Иван Палыч зашел, увидал, какую я картинку смотрю. Покачал головой и объяснил:

– это метаморфоза, то есть превращение по латынски. Вервольф превращается в волка.

Вот сколько лет прошло, много чего забыла, а почему-то эти слова в памяти остались,- улыбнулась прабабушка, показывая полный ряд чуть желтоватых острых зубов.

Понятно,- вздохнула я,- а мне то, как теперь быть, вдруг начну опять превращаться прямо на людях?

– Ленка, тебе бог такие силы дал, - вдруг зашептала прабабушка,- здоровье, долголетие. А самое главное - если постараешься лекаркой станешь такой, что никаким докторам рядом с тобой не ровняться. Вот смотри, мой дед сто пятьдесят лет прожил. Мне старухе уже сто двадцать будет. В деревне никто об этом не знает. Кто знал - давно в сырой земле лежит. Даже матка твоя думает, что мне девяносто лет всего.

А тебе лафа полная! Чего теперь не жить! Это мне дед Степан Панкратьич рассказывал, как один из семьи остался. Еще при царице Елизавете Петровне староверы в тайге их сожгли. Вызнали, где волколаки обитают. Повезло ему, что рыбалить ушел в Заповедье. А сейчас дивья жить! Все нас за сказку считают. И ты бы в жисть не поверила, если бы сама не убедилась.

А касаемо вопроса твоего, то сегодня к ночи в лес пойдем. Есть там место одно, заговоренное, сто лет его блюду. Там тебя учить начну. Чтобы превращаться по своей воле могла, а не как придется.

– Бабуля,- снова прервала я прабабушку,- где-то слышала или читала, что оборотни в полнолуние зверем становятся и ничего соображают, пока вновь не станут человеком.

– Ерунда,- махнула бабушка рукой,- вранье все это. Слышали звон, а не знают где он.

Наш разговор прервало недовольное гавканье Шарика.

– Ну, кому я понадобилась?- проворчала бабушка и выглянула в окно.

– Настасья идет, Федорова,- сообщила она, встав из-за стола,- надо встретить, Шарик ее не любит, будет с цепи рваться.

Она ушла на улицу, откуда раздалось громкий лай собаки и женские вопли.

Спустя пару минут, в дом зашла толстая женщина в ситцевом халате и кирзовых сапогах.

Увидев меня, она радостно воскликнула:

– Ой, Никаноровна, у тебя гостья городская объявилась. Здравствуй, Леночка, что решила бабушку на каникулах навестить?

Я встала и вежливо поздоровалась.

– Смотри, воспитанная какая,- восхитилась та,- мои то обормоты, не то, что не встанут, головы не поднимут.

– Пороть их тебе надобно, Настасья,- посоветовала прабабушка, - сразу шелковыми будут.

– Ох, твои слова да богу в уши,- отмахнулась женщина,- да все без толку, луплю, как сидоровых коз, а ничего не помогает. Аглая Никаноровна, послушай, пришла с просьбишкой малой, не обессудь, помоги если сможешь.

Сказав это, Настасья выразительно показала глазами в мою сторону.

– Лена, сходи-ка, прогуляйся,- сказала бабуля,- можешь на озеро сходить, только не перекупайся до трясухи, как в прошлом году.

Я быстро надела купальник, накинула легкое платье и босиком отправилась в сторону озера. Как всегда первые шаги по песчаной тропинке были немного болезненными, поэтому я ступала с осторожностью, однако у самой калитки попала ногами в крапиву и, зашипев от прикосновения обжигающих листьев, зашагала дальше. Зато, когда вышла на берег озера, пятки уже не чувствовали мелких неровностей и камешков.