Под прицелом

Господи… Это же совсем пацаны…

– Кто из них легко ранен?

– Этот, сэр… – подполковнику показали на одного из лежащих на спине русских, он был в сознании.

– Переводите, рядовой… Я – подполковник корпуса морской пехоты Североамериканских соединенных штатов Тимоти Ругид. Вы захвачены с грузом, принадлежащим правительству Североамериканских соединенных штатов. Прошу назвать свое имя, звание и личный номер. Я знаю, что вы состоите на службе в русской армии.

Рядовой перевел. Подполковник долго ждал ответа. И не дождался…

– Послушайте, солдат… Я не знаю вашего звания, поэтому обращаюсь к вам именно так. В том, что вы ответите на мои вопросы, нет ничего плохого. Согласно правилам Женевской конвенции по обращению с военнопленными, вы можете сообщить мне эти данные, чтобы я мог известить о вас правительство вашей страны.

Русский упорно молчал. Хотя по глазам подполковник догадался, что смысл его слов тот понял и без переводчика…

Вот так…

Подполковник Ругид поднялся на ноги, понимая, что спрашивать бесполезно. Теперь надо решать – что с ними делать дальше…

Война не объявлена, захваченное лицо отказалось сообщить о своей принадлежности к регулярным войскам того или иного государства, захваченное лицо действовало против интересов Североамериканских соединенных штатов и стреляло в офицеров морской пехоты САСШ. Следовательно, подполковник мог считать попавшее ему в руки лицо повстанцем. Согласно Полевому уставу по противоповстанческим операциям [83] пленного повстанца следовало подвергнуть пыткам для получения от него развединформации, а потом – ликвидировать.

83

Реальный документ, Counterinsurgency Field manual, совместный документ Армии САСШ и корпуса морской пехоты САСШ, авторы – генерал Дэвид Петреус, генерал Джеймс Эмос и полковник Джон Нал.

Но подполковник играл по собственным правилам. Он знал, кто писал этот полевой устав, – реальных людей, майоров, подполковников, полковников, а не тех генералов, чьи имена были указаны на обложке. Все они прошли Мексику, Колумбию, Сальвадор… Маленькие грязные войны, победа в которых, если ее и удается достичь, не укрепляет, а разлагает армию. Ругид знал, насколько искалечена у этих людей психика, – кое-кто уже покончил с собой, сделал «кольт» своим последним собеседником, не в силах жить после того, что совершил. И Ругид знал, что достойно выигрывать тоже надо уметь – это умение не менее важно, чем умение достойно проиграть.

– Санитар! – крикнул он.

– Сэр! – к подполковнику подбежал ротный санитар с большим рюкзаком с красным крестом.

– Как наши раненые?

– Оба легко, сэр. Рикошетами. Тумбс месяц похромает…

– Хорошо. Окажите помощь русским. Я хочу, чтобы они остались в живых.

– Сэр, это же русские… – встрепенулся Полянски и осекся под тяжелым взглядом подполковника…

– Вот именно. А мы – североамериканцы. И все мы солдаты – и мы, и они. Я был бы рад, если бы в Корпусе морской пехоты служило побольше таких солдат, как эти русские.

На горизонте из-за горных вершин уже доносился едва слышный, мерный рокот лопастей эвакуационных вертолетов…

12 июля 1996 года.

Ипсвич, графство Саффолк.

Шантри-парк

А ведь сегодня – парад оранжистов. Интересно – состоялся он или нет? Последние годы двенадцатого июля я работал, как чокнутый…

Жизнь показала, что затея с «ярким пятном» оправдала себя на все сто. Только два раза нас останавливали, и ни разу не произошло ничего такого, что заставило бы меня понервничать. Два молодых человека в путешествии. Почему не с девушками? Хм… как бы ответить на этот вопрос так, чтобы не нарушить чьи-либо права на свободные сексуальные предпочтения. Слава богу, что в Великобритании все так запущено. Существует несколько ассоциаций геев, очень влиятельных, в их рядах большое количество членов как Палаты общин, так и Палаты лордов, лордов среди геев даже больше. Существуют законы, которые защищают права геев, даже если посмотреть на них не так, не говоря уж о том, чтобы высказать к ним свое отношение, – можно запросто огрести неприятности с полицией. Поэтому прикинуться геями – один из способов пройти по улице и проехать по дороге незамеченными. Жаль, что не сообразил прикупить женскую одежду. Но и броского макияжа для маскировки вполне хватало…

Серьезные меры безопасности распространялись только на сам Лондон, а здесь – мимолетный взгляд на документы и – счастливого пути, сэр. Один раз констебль… такой же альтернативный, расспросил меня о повадках машины и с моего разрешения сфотографировал ее. Еще один раз я заметил в зеркало заднего вида, что дорожный полицейский, проверив наши документы и пожелав счастливого пути, едва мы отъехали – плюнул нам вслед. Вот и все.

Человека, который пришел на встречу, я знал – более чем хорошо. Это тоже, кстати, старая практика разведки – по возможности на встречу приходит тот, кого ты знаешь лично. Так проще налаживать контакт. Тем более – с тем оперативником, деятельность которого в настоящее время под большим вопросом.

Грея я отправил кататься по Вэлли-роуд – это такая улица, что-то типа Садового кольца в Москве. Ну, как объездная, только в центре города. Весьма удобная, кстати, планировка…

Владимир Дмитриевич Ковач сидел на парковой скамейке и кормил голубей – бросал им корм из пакетика, который он купил на входе в парк у смотрителя. В своем тяжелом, плотном trench-coat, скрывающем серо-стальной костюм-тройку, с тростью в руке и старомодных роговых очках на носу он как нельзя лучше подходил под определение «настоящий британский джентльмен». Он не пытался выглядеть британцем – он был британцем, и это – после стольких лет жизни в России. Мало кто может настолько органично выглядеть в чужой среде…

Я присел на скамейку рядом с ним.

– Сэр?

– Рад тебя видеть… – негромко отозвался Ковач, наблюдая за кипящим серокрылым птичьим ковром у своих ног, – пусть и в… несколько непривычном и вызывающем виде, но все же рад.

– Я тоже… сэр.

– Натворил ты дел…

Я ничего не ответил – и так понятно, что натворил.

– Ты не хочешь возвращаться?

– Да.

– Почему?

– Сложная история, сэр. И долгая.

– А я что, куда-то тороплюсь?

– Хорошо… – я потер щетину, отросшую у меня за последний день, забыл побриться, – началось все с Лондона. С той самой бомбежки. К нам в Белфаст прислали группу. Двое. Один – суперинтендант Такер, с виду штабной. Второй – констебль Грей – проходил службу в САС, его перебросили к нам на усиление. Риджвей, мой непосредственный начальник, прикрепил его ко мне в пару. Так и не расстаемся…

– Не расстаетесь? – поднял бровь Ковач.

– Он в миле отсюда. Не больше…

– Он знает?

– Нет.

– Уверен? Это не шутки.

– Нормально… Это не тот, который…

– Тот самый, сэр. Вы знаете?

– Сделал… домашнюю работу. Чрезвычайный розыск по обвинению в терроризме.

– Он считает, что я работаю на местные спецслужбы, на высоком уровне, в королевской полиции – под легендой.

– Верит?

– Скорее всего.

Ковач помолчал.

– Не так уж плохо. Любая хорошая ложь в основе своей имеет правду. Известный вам человек не ошибся в выборе…

– Как он?

– Ловит рыбу. Сейчас он собирается выйти в море и половить рыбку там. Морская рыбалка. Слишком сильно море заволновалось. Вы в курсе, что происходит в мире?

– Нет, как-то не сподобился… Не до этого было.

– Это уже не имеет значения, что случилось, то случилось. Через Английский канал идет русская эскадра. Сейчас – самым малым ходом.

– Вот как?

– Да. Что-то с техникой. Но я прервал, продолжайте…

– Грея поставили в пару ко мне. Всех нас перебросили на расследование североирландских корней того, что произошло в Лондоне. Это, не считая обычной работы, от которой нас никто не освобождал. У меня был осведомитель, фамилия О’Доннел. Электрик по профессии, из сочувствующих, но не активист. Много пил.