Под созвездием Меча

Они шли и шли. Даже со стороны дворец из розового камня кажется большим, а внутри он просто огромный. Залы, коридоры, переходы, лестницы, двери, залы, балконы, комнаты и комнатушки, потайные закрома, где хранится казна и ценные трофеи, гарем. Да одна конюшня чего стоит!

– Здесь жди, – велел начальник стражи, открывая дверь и останавливаясь на пороге.

– Кого?

Пакит мельком глянул через открытую дверь, и мурашки прошли по его спине. Здесь он был только один раз. Боевой зал!

– Жди! – нажал голосом главный страж и с гримасой недовольства на лице зашагал прочь.

Пакит огляделся. Кроме него, в зале никого не было. Вдалеке затихали шаги удаляющегося начальника стражи.

Он осторожно, скользящим кошачьим шагом двинулся к стене справа от себя. Здесь висели длинные двуручные мечи, грубые, с зазубренными клинками, с истертыми рукоятками и обшарпанными ножнами, повешенными крест-накрест. Больше ста лет назад их взяли в битве у озера Уор, где были убиты сотни галапов, вознамерившихся захватить Ширу. Выше – щиты со звериными мордами, иссеченные, исхлестанные. Галапы были сильными воинами, и победа над ними – настоящая честь для властителя. Панцири из бычьей кожи с железными наплечниками, длинные и прямые, как иглы, кинжалы, пояса с тяжелыми золотыми и медными бляхами – все это достойные воинские трофеи достойных противников. Дальше висели луки из рогов горного быка, маленькие, но мощные. Длинные кривые кинжалы, усыпанные самоцветами. Боевой арбалет с каменным прикладом, расписанным магическими знаками. Длинные пики конников со значками военачальников. Высокий шлем с золотыми картинками по краю. Набор сабель изумительной работы с чеканкой по стали. Невероятной красоты меч, инкрустированный серебром. Огромный лук стрелка дракона с множеством зарубок, свидетельствующих о победах его обладателя. Цельнокованый серебряный панцирь со знаками верховной власти. Палицы дикарей, истертые до того, что казались полированными. Священный боевой двузубец с огромным семигранным камнем, вправленным в древко. Боевой молот из черного камня. Набор отравленных стрел с красным оперением. Медные поножи, разрубленные пополам. Короткие злые кинжалы, украшенные камнями. Драгоценная булава, знак высшего воинского достоинства. Охотничьи ножи, каждый из которых хотя бы раз побывал в теле ценной добычи. Шитое золотом полотнище флага с неизвестными буквами по синему полю. Убранное белым кованым железом седло дракона, пробитое тяжелой стрелой защитника Ширы. И рядом – победное ожерелье из когтей убитого дракона. Потемневшие шпоры императорского конника, на каждом зубце которых вычеканено заклинание. Не помогли заклинания. Парадные щиты со страшными ликами. Кованые стремена. Шипастые собачьи ошейники. Широкие палаши с изогнутыми лезвиями. Волосяные нагрудники кочевников все в бронзовых пластинах. Короткие широколезвенные копья, разящие не хуже меча. Литые наличники варваров, не пожелавших их даже отполировать, грубые, как их хозяева. Боевой царский посох с кованым наконечником. Длинные стилеты, которые носят в рукаве. Удивительной работы священные обручи. Походная царская корона тонкого литья. Полное вооружение тяжелого конника – подарок властителю. Драгоценные седла с позолоченными кожей и стременами. Парадные топорики с серебряной насечкой. Огромные секиры с гранеными древками. Боевые кнуты кочевников с тяжелыми бронзовыми шишками на концах, способные проломить череп человеку или сбить с ног лошадь.

Все это было захвачено в боях, поднесено данниками или послами, получено в обмен на знатных пленников. Это было видимое, зримое воплощение славы Ширы, да будет побеждать она тысячу лет.

– Любуешься? – спросил его из-за спины знакомый властный голос.

Пакит стремительно обернулся, отрываясь от чудного зрелища. У двери, ведущей во внутренние покои, стоял властитель. Резко бросив вниз подбородок, дворцовый воин опустился на одно колено. По правилам воин не должен опускаться на колени ни перед кем, даже перед своим владыкой, потому что дело его – стоять непоколебимо, как скала, не склоняясь ни перед кем. Но иногда, в знак особого уважения к властителю, ближние воины позволяли себе такой жест великого уважения, рискуя нарваться на недовольство. Сегодня недовольства не было.

– Встань, встань, Пакит. Не заставляй меня нарушать мои же законы. Ты не раб и не торговец. Пользуйся своей привилегией, не так уж и много их у моих солдат. – Маришит помолчал, погладил крашеную бородку, улыбнулся и наконец проговорил: – Но за преданность спасибо.

– Служу властителю!

– Вот для этого я тебя и позвал. Мне нужна твоя служба. Особая служба.

– Я готов.

– Не сомневаюсь. – Властитель снова помолчал. На этот раз в его молчании чувствовалось некое значение. – Пошли со мной.

Идя по коридору, Пакит испытывал редкое волнение. Так он, пожалуй, еще никогда не волновался, разве что тогда, когда проходил испытания, после которых его приняли на службу во дворец. Он уже много раз видел властителя и не испытывал былого трепета, тот даже дважды заговаривал с ним, как и с другими дворцовыми воинами, тем самым демонстрируя им свое личное расположение. Да и как иначе, если они – те, кто всегда, круглые сутки, день за днем, год за годом защищают его жизнь, стоят у него за спиной, охраняют его покой и покой его семьи. Но чтобы вот так, чтобы властитель удостоил его личной беседы, больше того – личного поручения! Такого не бывало. Это особая честь, удостаиваются которой немногие. Избранные! Властитель выделил его из всех, его одного, и удостоил личного поручения. Его, всего лишь старшего двойки. Даже не десятника.

Они прошли по широкому парадному коридору, миновали стражу – краем глаза Пакит заметил удивленно-завистливое выражение на лице правого, краснощекого Иеды, родом из речной деревни, уже десятый год служившего во дворце, но так и не поднявшегося выше старшего двойки. Будет теперь разговоров в казарме! Повернули, выходя на наружную галерею. Тут дул легкий ветер и было прохладно.

Властитель подошел к каменному парапету и уперся в него ладонями.

– Иди сюда. Смотри.

Пакит остановился в полушаге от властителя и посмотрел туда, куда указывал его могущественный господин.

Здесь был самый глухой уголок дворцовой территории, люди предпочитали обходить это место стороной. Даже стражники, которых назначали на этот пост, считали это чуть ли не наказанием, хотя по сравнению, скажем, со стоянием на воротах здесь было тихо и спокойно. К счастью, пост здесь выставлялся не часто.

Внизу находилась восьмигранная черная пирамидка высотой не более чем в два человеческих роста. Она стояла тут с незапамятных времен. Она была, когда самого дворца не было и в помине. И, как говорят, не было бы, если б не она. Это была самая маленькая молельня в Шире, а может, и не только в Шире, не считая домашних, которые крестьяне строят из камыша рядом со своими убогими хижинами. Но по сравнению с ними это было как двуручный меч против швейной иголки.

Во дворце рассказывали, будто по ночам по ее граням ползают невиданные огненные червяки, а у людей, оказавшихся поблизости, при этом дыбом встают волосы. Один страж будто бы попытался поймать огневика, почти схватил уже, но тот прыгнул на него и так укусил, что неразумного отбросило на несколько шагов, а пальцы почернели и кожа полопалась, так что копье он уже не мог держать, потому из дворца его убрали неизвестно куда. Говорили, будто еще не так давно с крыши дворца сбрасывали на пирамиду провинившихся и острая, как копье всадника, вершина вспарывала упавшее тело, разрывая его на части. Впрочем, старики пугают молодых и не такими страшилками, например про крыс размером с лошадь, которые живут в подвалах дворца. Даже дыру показывали. Молодые верили и по ночам, обходя территорию, чутко прислушивались к каждому шороху, а не кемарили, приткнувшись в каком-нибудь укромном уголке. Говорили также, что эта пирамида доверху наполнена бесценными сокровищами, которые, запершись изнутри, перебирают алчные монахи. Но были и такие, кто утверждал, будто внутри ничего нет, совсем ничего, только черные стены и пара масляных светильников. Впрочем, никто из рассказчиков внутри не бывал, в своих повествованиях ссылаясь на неизвестных или умерших, то есть на тех, кого уже невозможно было спросить.

Наверняка было известно, что иногда, всего несколько раз в год, а то и реже, в пирамиду входят четверо суровых монахов в торжественных лиловых одеждах, запираются изнутри и остаются там на некоторое время, на день или несколько дней. Откуда монахи появляются в Шире и куда уходят потом, также не было известно никому. Именно в это время около пирамиды выставляется стража.

Была она и сегодня. Двое стражников стояли неподалеку от пирамиды, укрывшись в тени дворца, и посматривали по сторонам. Впрочем, особо смотреть было не на что; кроме стен и пустого двора да и собственно стражников, тут никого и ничего не было.

– Видишь?

Пакит осторожно кивнул. Видит, да. Только вот что именно? Переспрашивать он не решался. Властитель посмотрел на башню Тюа. Тень переползла на грань быка.

– Смотри внимательно, воин.

Пакит и без того смотрел во все глаза, даже подался вперед, но ничего пока не видел. Ничего кроме того, что и было до этого, – башня, два стражника. Он покосился на властителя, тоже смотрящего вниз. Смотрящего с нетерпеливым напряжением.

И вдруг – увидел.

Увидел, для этого стоило лишь правильно посмотреть. Это как в детстве, когда он с сестрой уходил на луг – одно из немногих сохранившихся воспоминаний додворцовой жизни. Смотришь на траву, и вроде ничего особенного не видно. Так, трава и трава. А потом вдруг раз! Кузнечик прицепился к травинке, выпучив глаза, зеленая гусеница выгнулась дугой, зависнув под листком, муравей тащит, пятясь, засохшую соломинку. Все видно, стоит только присмотреться. Или как в поединке. Вон он, соперник, стоит перед тобой, опустив руку с тяжелым мечом. Грудь в плотном панцире, глаза прищурены. Что от него ждать, как действовать? Ведь видишь его в первый раз. Кто кого? Но стоит присмотреться... Ноги тонкие, нервные, через кожу хорошо видны тренированные мышцы икр. Такой порхать будет как бабочка, постоянно находясь в движении, и жалить пчелой, неожиданно и резко, действуя с дальней позиции. Меч длинный, но явно тяжеловат. Панцирь слишком плотный, значит, не даст легким работать в полную силу. Попрыгает такой, поскачет и скоро выдохнется. Просто надо дать ему вымахаться, пускай он сам от себя устанет, от своей собственной суеты. Глухо защищаться и время от времени имитировать атаку, а потом, когда дыхание у противника собьется и силы будут уже не те, обрушиться на него всей мощью. Главное – уметь увидеть.

Воздух вокруг пирамиды словно загустел и заструился. Но не так, как это бывает в жаркий полдень, когда наступает час мыши, когда легкое марево крадучись поднимается по раскаленным камням, хотя и похоже. Здесь густой воздух стекал вниз, скользя по черным граням. Да и сами грани... Ну как сказать? Вот если клинок меча без обмана гладок и тверд, то это есть и никуда от этого не деться. А грани пирамиды, хотя и оставались гладкими, но, присмотревшись, можно было заметить, что они имеют как бы глубину. Ну, это словно смотреть в тазик для умывания, наполненный чистой водой. И дно его видно – вот оно, рукой можно достать, – но и поверхность воды тоже есть, которая создает другую реальность, второй слой. Вот именно – второй слой! Плюс к этому звук. Нет, его не слышно было, во всяком случае не ушами. Он будто в животе рождался. Такой низкий, монотонный, ни на что не похожий. Неживой. И еще стражники. Стоят поодаль, кажется, просто охраняют, а присмотреться – пальцы добела сжаты на древках копий, легкие круглые щиты судорожно прижаты к телу, будто перед схваткой, нервно озираются, в лицах растерянность. Тоже что-то чуют, только не видят, потому что смотрят не туда.